Как только речь заходит о церковных вопросах, касающихся православной ойкумены России, экспертное сообщество охватывает специфическое возбуждение, которое иначе чем страхом перед возвращением общества к своему христианскому фундаменту я объяснить не могу.
В ноябре 2011 года в столицу привозили святыню, Пояс Богородицы. Событие для многих верующих долгожданное. Верующие шли поклониться святыне, излить свою любовь, укрепиться в вере, попросить о сокровенном. В общем, знали, куда шли. Поэтому были спокойны.
Журналисты, экспертная тусовка и просто те, кто не дурак побазлать о "сакральном", напротив, в большой ажитации. Дискуссий было много. И весьма симптоматичных. Выяснилось следующее. У социологов, психологов, работников пера и ноутбука, оказывается, не много, а очень много вопросов к тем, кто стоял на ветру Фрунзенской набережной. Например: "В России такое еще возможно?" "Да знают ли они, куда пришли, зачем пришли?" "А если заменить этот их пояс на молчание Чумака – почувствуют разницу?"
Постепенно вопросы превратились в обличения, и стоявшие в очереди оказались ответчиками за все: за плохую организацию, спекуляцию пропусками для вип-персон, за то, что греки не продлили пребывание Пояса. И просто за то, что пришли.
Эксперты считают, что народ "не тот"
Интеллектуалы разного достоинства, калибра и идейной ориентации серьезно, не по-детски удивлены. В самом деле: какие-то незнакомые, пришлые, вдруг собрались, рискуя здоровьем. К "честнейшей Херувим и славнейшей без сравнения Серафим". Вроде русские. Но какие-то другие, не такие, как мы...
Передо мной интервью Татьяны Малкиной из "Московских новостей" ("Для толпы, которая стоит в очереди за чудом, религия неотличима от колдовства"). Персонажей здесь двое: журналистка с антиклерикальными взглядами, хотя и не очень четко формализованными, и Николай Шабуров, профессор, культуролог, директор Центра изучения религий РГГУ. Следить за их беседой одно удовольствие. Сперва профессор как будто осторожничает: ноблесс, что называется, оближ, научная этика – это вам не комар чихнул. Как может, оговаривается: "Видите ли, паломничество – это нормальная форма религиозной практики". Или: "Происходящее сейчас в Храме Христа Спасителя говорит о глубинном процессе, который лучше анализировать, а не оценивать". Но бойкая умом госпожа Малкина уверенно возвращает господина профессора из научных сфер к прозе жизни. Оказывается, "те, кто смотрел Кашпировского по телевизору, кто заряжал воду под взглядом Чумака и кто сейчас стоит в этих страшных очередях, – одни и те же люди".
Позвольте. За все время стояния был ли проведен хоть один опрос, хоть одно социологическое исследование? Спросили ли хоть одного паломника, зачем он здесь? Нет, нет и нет. Ничего подобного не было опубликовано в СМИ. Но кого это смущает? "Меня пугает, – продолжает Малкина – ... большая группа офонаревших людей. Пугает то, что это государственная акция. Это как если бы взяли на госфинансирование, например, самых оголтелых футбольных болельщиков". И вот уже профессор стремится попасть в тон своему Вергилию. "Многие перешли от увлечения Рерихом и new age к православию. Есть и обратный путь – из православия к кришнаитам, например".
Так вот куда направлялась очередь на набережной! А мы и не знали. "Для этих людей религия неотличима от колдовства. Священнослужитель – маг-чудотворец, не более того".
Но мало соглашаться. Надо научно фундировать. Ведь для этого профессора и позвали. И концепт готов: причина духовных катаклизмов на Фрунзенской набережной – "закат рационализма". И далее: "Об усилении религиозного чувства речь не идет. Мотивация у людей разная, но для значительной части этот феномен можно определить словом "магизм"".
Слово найдено! А главное, мысль новая и необычайно свежая. Привет Клоду Леви-Строссу, Николаю Бердяеву с его новым Средневековьем и Маршаллу Маклюэну с электронным неоязычеством. Профессиональная продажа неофитам интеллектуального секонд-хенда! Хотя, заметим попутно, нынешние информационные технологии, которыми отдельные религиоведы занимаются под чутким журналистским руководством, и есть не что иное, как новейший и продвинутый аналог аутентичной магии. Это так, к слову.
Нет, их можно понять. Что делать антиклерикальным идеологам при наличии соответствующего политического заказа? Замолчать факты, приуменьшить количество паломников – нет, не настолько наши оппоненты циничные люди. Заниматься поруганием святынь – моветон, но развести в сознании обывателя святыню и очередь к ней очень даже можно. Пояс – он, конечно, реликвия, кто бы спорил. Да только не про вашу честь. Вы же сами не знаете, зачем стоите. Богородица настоящая, вы – нет. Вы пришли не туда. Преобладающий упрек со стороны светских СМИ – "бессмысленность" стояния к святыне. То есть люди понимают, что есть такая традиция и готовы уважить эти мотивы у кого-нибудь другого. Но не у тех, кто идет по набережной со скоростью микрон в минуту. Их слишком много. Пугающе много. Они слишком целеустремленны. Пугающе целеустремленны. И поэтому не должны, не имеют права верить по-настоящему. Остается объявить, что перед нами смесь обрядоверия и язычества, и после этого успокоиться. "Если факты не укладываются в теорию, тем хуже для фактов". Политический заказ на антицерковность появился не вчера и выполняется аккуратно. И советскими академиками, пугавшими народ "клерикализацией", и правыми политиками из окружения куршавельского забавника, и политическим клоуном Охлобыстиным, и переменчивым Невзоровым. Конечно, в условиях судебного паралича в стране этот вид ксенофобии, как, впрочем, и другие, неизживаем.
А что в церковных кругах?
Но куда интереснее, что и внутри самой Церкви не все спокойно отнеслись к происходящему. Некоторые поспешили сделать непонимающее лицо и высказаться "о двух разных Россиях", одна из которых "стоит", а другая – "наблюдает". Они говорят более осмотрительно и осторожно. Например, так: "Кто все эти люди, которые пришли поклониться святыне и готовы стоять по 10, 20 и даже 26 часов? Они действительно христиане? Других вопросов я не задаю".
Но при всем при том господа непонимающие из церковных кругов склонны обильно цитировать как раз светскую аргументацию, сколь бы безграмотной и беспомощной та не выглядела. И вот эта когорта авторов, ставящих себя в ситуацию добровольного двоемыслия – мы в Церкви, но не с Церковью – пожалуй, самое любопытное во всей истории с Поясом. Очевидно, что откровенно идти за антиклерикалами они не могут, иначе их пребывание в Церкви стало бы чисто номинальным актом. Но и признавать тех, стоящих на ветру, единоверцами, членами своей общины, они тоже не хотят и не будут. Им это неприятно. Остается отгородить партийный угол внутри церковной ойкумены. С неизбежным самоощущением – "Церковь – это мы. Мы – не они". И далее путем строгого логического следования: "Они – не Церковь". Аристотель, закон исключенного третьего. Господа рационалисты должны быть удовлетворены.
Вероятно, их устроила бы Церковь, отвечающая каким-то совсем другим критериям. Тем, которых нет ни в Нагорной проповеди, ни в Деяниях, ни в святоотеческом наследии. Которая учитывала бы светский политес людей из приличного круга и чуралась общинности. Зачем? Наверное, потому, что таковы отличительные признаки "современных" образованных людей. Возможно, да и скорее всего, за этим кроется нутряная тяга к секуляризации Церкви. Все вроде правильно, нужные слова произнесены, а внутри – пустота, симулякр. Уступив этому соблазну и разбившись на "партийные ячейки", Церковь и впрямь перестанет быть в полном смысле Церковью – зато приобретет статус "социального" института.
Надо ли нам, чтобы соль потеряла крепость?
Вы спросите, ходил ли я сам к Поясу и зачем. Да, ходил. Чтобы поклониться Матери Света вместе со всей Церковью, которой я – часть. А Церковь в те дни находилась именно в той самой очереди, которую хулили вышеупомянутые лица.
