Богословское видение прав человека, политические традиции и реалии

9-11 декабря 2011 года в Евангелической академии Бад Болля (Германия) состоялась международная конференция "Христианское понимание прав человека: сложные вопросы", организованная Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата, Сообществом протестантских церквей в Европе, Конференцией европейских церквей и Фондом Конрада Аденауэра.

С докладом на тему "Богословское видение прав человека, политические традиции и реалии" на форуме выступил председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин.

Нельзя не порадоваться тому, что и на востоке, и на западе Европы вновь разворачивается дискуссия о философских и богословских основаниях прав человека и их границ, свидетельством чему является настоящая встреча. Убежден, что эта дискуссия не только не закончена, но как раз начинается. Вряд ли можно серьезно относиться к попытке заявить, что понимание прав, свободы и достоинства человека, закрепившееся за несколько десятилетий в одной из политических традиций и одной из политических систем, может быть названо окончательным, общепринятым и не подлежащим дальнейшему обсуждению. Чем более поливариантным становится развитие мира, тем больше будет почвы для дискуссий, подобных нашей, и для практических выводов из них.

Дискуссия поднимает вопросы общественного устройства

В православном сознании всегда присутствовала идея ценности человека как облеченного образом Божиим. Впрочем, онтологическая ценность человека не отменяет реалистичного взгляда на земной мир как подверженный греху, а на личность – как страдающую от греха и нуждающуюся в спасении. Православие не разделяет "просвещенческого" учения о человеке как о существе, в свободном состоянии всегда стремящемся ко благу, а о социуме – как направленном, опять же в свободном состоянии, к "прогрессу". Православные христиане не являются социальными оптимистами. Они очень серьезно воспринимают пророчества Апокалипсиса о том, что человечество, все более удаляющееся от Бога и предоставленное самому себе, будет умножать зло, которое в конце концов достигнет крайнего предела, за чем последуют Армагеддон и второе пришествие Христово.

Человек и общество сами по себе не могут достичь нравственного идеала. Для этого им нужна благодать Божия, подаваемая в истинной Церкви. Личность и социум не могут быть нравственными без воспитания и научения, без поддержки обществом добра и ограничения зла, в том числе зла такого, которое является грехом с точки зрения Церкви, но признается "нормальным явлением" в современном праве. Не случайно возникает немало споров между православными христианами и теми, кто в угоду политкорректности пытается лишить их права называть грехом и злом такие явления, как гомосексуализм, аборты, внебрачные половые связи, кощунство, богоборчество, осквернение святынь и так далее. Для истинного христианина, в отличие от секулярного антропоцентриста, круг неправедных, греховных деяний отнюдь не ограничивается преступлениями против другой личности или общества. Для нас грех – это нарушение заповедей Божиих, неизменных как Сам Господь. Даже если эти заповеди никак не отражаются в светском праве или общественных обычаях, православные христиане настаивают на необходимости их соблюдения и человеком, и социумом. Да, многие грехи было бы странно ограничивать через употребление власти закона и государства. Но они могут и должны врачеваться внутри семьи, церковной общины, гражданских объединений. Церковь призвана публично обличать греховные деяния, побуждая людей к покаянию и исправлению.

Права человека неразрывно связаны с обязанностями и гражданской ответственностью, без которых самореализация личности рискует превратиться в эгоистическое, потребительское отношение к ближнему, к труду прошлых поколений и жизненным интересам поколений будущих. Не случайно взаимосвязь прав и обязанностей так ясно подчеркивалась в российской политической традиции.

Большинство прав человека, известных в современном законодательстве, в том числе экономические, социальные и культурные права, вполне созвучны православному представлению об условиях, необходимых для нестесненной жизни человеческой личности. Многие даже могут подумать, что, признавая одни и те же права, православные и люди других мировоззрений способны объединиться вокруг "общечеловеческих ценностей". Однако следует особо рассмотреть вопрос об иерархии ценностей, в которой, в отличие от секулярных гуманистов, православные христиане отнюдь не ставят на первое место земную жизнь человека и все, что с ней связано.

Ценности веры, святынь, Отечества для большинства православных христиан стоят выше, чем права человека, даже право на жизнь. Именно поэтому в периоды военных испытаний и архиереи, и старцы-отшельники призывали народ к вооруженному сопротивлению иноземным и особенно иноверным захватчикам. А во времена богоборческих гонений Церковь легко отдавала гонителям свои богатства, не имевшие богослужебного употребления, но призывала людей к сопротивлению до смерти при изъятии священных предметов, к которым не должна прикасаться рука обычного человека.

Итак, в христианской традиции есть вещи более важные, чем земная жизнь – сначала своя, потом чужая (особенно если речь идет об агрессоре). Это вера – ибо лучше умереть, чем утратить ее. Это святыни – ибо ни при каких условиях христианин не должен обрекать их на поругание. Это жизнь и благо ближнего – своей семьи, своей общины, своего народа, вообще всякого человека, который терпит бедствие и страдание. Антропоцентрическая политико-правовая система, защищающая только земные интересы человека и общества, вряд ли когда-нибудь будет полностью одобрена истинным христианством именно потому, что в ней ценности веры и Отечества, за которые способен умереть христианин, ставятся много ниже ценности выживания человека в этом мире, а также комфорта, достатка, здоровья, успеха. Неудивительно, что в ходе нашей полемики с секулярными правозащитниками иерархии ценностей сталкиваются: мы говорим, что защита святынь от кощунства важнее свободы слова и творчества – нам возражают. Нам говорят, что ради жизни солдат и боевиков в Чечне можно было поступиться целостностью России – но мы не согласны с этим.

Хотелось бы надеяться, что современный мир по крайней мере научится равно уважать и гармонизировать разные иерархии ценностей, отказавшись от попытки установить монополию антропоцентризма на закон и на общественное устройство.

Куда идти Западу?

С моей точки зрения, западная богословская и философская мысль уже много веков назад пошла по ошибочному пути, разделив религиозную и "мирскую" сферы. Слова блаженного Августина о "граде Божием" и "граде человеческом" были утрированно восприняты западными богословами. Доктрина "двух мечей", от которой недалеко было до противопоставления религиозных и "светских" установлений, постепенно сформировала представления о якобы неизбежном конфликте между религиозной жизнью и жизнью государства и общества. В свое время Римско-Католическая Церковь попыталась разрешить этот мнимый конфликт через подчинение светской сферы сфере религиозной. На смену такому подходу и в целом укладывающемуся в него принципу "чья власть, того и вера" пришло стремление радикально разделить религиозную и светскую сферы, религиозные и светские установления, лишив религию какого-либо права на определение параметров общественного устройства.

Впрочем, сегодня эта традиция находится перед лицом новых вызовов. Прежде всего это вызов взаимного непонимания со значительной частью Европы, относящейся к православному миру, а также многими верующими Католической Церкви и рядом евангелических движений (в первую очередь американских), не склонных отделять религию от общественной жизни. Во-вторых, это вызов ислама, для которого разделение религии, закона и государства звучит так же абсурдно, как отделение солнца от света. В-третьих, это вызов отсутствия в ряде народов жизненных сил, необходимых для обеспечения своего будущего в условиях непростых мировых процессов. Низкая рождаемость, концентрация на потреблении, личном комфорте и здоровье (ныне ограничиваемая экономическим кризисом), отсутствие религиозно-нравственного императива могут очень быстро привести народы, некогда посылавшие рыцарей в крестовые походы, в безгласные жертвы внешней экспансии.

Выходов из такого положения может быть несколько, кроме одного – оставить все как есть, потому что "как есть" уже стало достоянием прошлого.

Первый – дальнейшая экспансия секуляризма, осуществляемая военными, политическими, пропагандистскими, "образовательными" методами. До определенного времени она может иметь успех, но очевидно, что все большее количество людей и сообществ будет активно с ней не соглашаться и ей противодействовать. Подобная экспансия все сильнее будет превращаться в стремление к доминированию меньшинства над большинством, то есть либеральный тоталитаризм, обеспеченный принуждением к толерантности и политкорректности, средствами электронного контроля над личностью, а также деньгами и оружием, которых западный мир накопил немало. Однако логика истории показывает: экономические и военные преимущества никогда не бывают вечными и всегда периодически переходят из рук в руки. Тем более что и оружие, и деньги, и пропагандистский аппарат окажутся бессмысленными, если Запад потеряет человеческий ресурс, пожертвовав им в угоду эгоизму, комфорту и потреблению.

Второй путь – развивать западную политическую систему, обращая внимание на традиции, не склонные разделять религиозную и общественную жизнь. Речь идет не только об исламских принципах, но и о православном учении о симфонии Церкви, государства и народа. Сегодня многие на Западе, вопреки жесткой реакции ультрасекуляристов, допускают, что приверженцы упомянутых взглядов на роль религии в обществе могут устраивать жизнь своих общин согласно своей воле и по своим правилам – в том числе создавая свои субсоциумы в западных странах. Впрочем, Запад мог бы рано или поздно спросить себя: не стоит ли ему самому присмотреться к работающим моделям общества, основанным не на постоянном соперничестве ветвей власти, политических сил и социальных групп, а на гармоническом единстве власти, народа и одной или нескольких религиозных общин? Самое же главное – нынешний Запад все еще может вспомнить собственную славную христианскую традицию в лучших ее проявлениях. Это не только поможет найти в прошлом путь в будущее, но и достичь общности и взаимопонимания с хранителями древнейшей церковной традиции – православными христианами.