В основное здание Третьяковской галереи привезли две работы художника Джотто, считающегося родоначальником итальянского Возрождения. В это же время три русские святыни (среди них – иконы Рублева и Дионисия) отправились во Флоренцию. Так поставлена точка перекрестного Года Италии–России. Этот обмен очень символичен: издавна две державы для подтверждения своей дружбы меняются святынями. Вот только в русском храме времен Рублева никогда бы не выставили джоттовский полиптих, а русские иконы вряд ли прижились бы во Флорентийском баптистерии.
В истории каждой нации есть такой художник, который "вывел искусство" из тьмы веков и выразил национальный дух. Для Италии этим мастером оказался Джотто ди Бондоне (1267–1337). Если говорить общо и грубо, он перестал подражать византийским иконописцам и создал итальянскую школу живописания. Сегодня, когда мы смотрим на знаменитые фрески Капеллы Скровеньи в Падуе (а именно они считаются безусловным шедевром Джотто), довольно трудно понять, что в них такого революционного и новаторского. Кажется, вполне себе средневековые сцены. Однако сама фигура художника украшена столькими восторгами современников (те считали его святых почти живыми) и панегириками историков, что не подкопаешься. Само собой, из человека Джотто превратился в миф – уже Петрарка пересказывал анекдоты, с ним связанные. Для поддержания джоттовского мифа необходимы были новые свидетельства чудес.
Как ни странно это звучит, но и наш Андрей Рублев – в какой-то степени результат джоттовского чуда. Это "наш Джотто". Активное исследование Рублева, возвеличивание его гения на фоне "безымянных иконописцев" началось тогда, когда заговорили о "русском Ренессансе" – в пику западному. У нас свой живописец не хуже, а то и лучше. И вот теперь тот и другой выступают главными культурными послами в межгосударственном обмене.
Полиптих церкви Санта-Репарата. 1305–1310.
Два произведения Джотто в зале № 38 Третьяковской галереи – явление необычное и парадоксальное. Начать с того, что вместе с образами в Третьяковку прибыла внушительная делегация католических священников во главе с архиепископом Флорентийским. Наши три иконы уехали во Флоренцию с благословения патриарха. То есть воспринимать эти вещи стоит как церковные реликвии. В принципе итальянские экспонаты имеют больше историческую, чем артистическую ценность. Полиптих (алтарный образ, составленный из нескольких икон) относят ко времени, когда возводилась краса и гордость Флоренции – собор Санта-Мария-дель-Фьоре. В 1320-е годы Джотто был руководителем этой стройки. И прежде чем окончательно распроститься со старым храмом , посвященным святой Репарате, для алтаря был создан полиптих с самыми почитаемыми в городе святыми. На одной его стороне помимо Богоматери с младенцем изображен первый флорентийский мученик св. Мина и первый епископ св. Зиновий, прославившийся многочисленными чудесами с воскрешением сограждан. К слову, мощи святого Зиновия были обретены именно во время строительных работ.
На другой стороне образа (той, что видна только священникам) помимо святой Репараты показаны два любимых флорентийских святых: Иоанн Креститель и Мария Магдалена. Как пояснил на вернисаже один из клириков, Иоанн был "мужским" покровителем, а Магдалену особенно почитали дамы. Иными словами, перед нами своего рода энциклопедия флорентийской святости. То, что вся она написана кистью Джотто, – открытие недавнего времени, совсем не очевидное для стороннего взгляда.
Вообще с полулегендарными художниками Средневековья и Возрождения это постоянная проблема – им пытаются приписать все новые и новые произведения. Поэтому всякий раз приходится оговариваться, что есть безусловный Рублев (его "Троица") или Джотто (фрески в Падуе) и то, к чему они могли приложить руку. Если Джотто действительно приложился к "Мадонне с младенцем" из церкви Сан-Джорджо-алла-Коста (второй из приехавших шедевров), то явно не в полную силу. К тому же икона слишком зареставрирована и просто переливается всеми цветами свежего золота и краски.
Впрочем, все эти искусствоведческие тонкости в данном случае менее важны. В XV веке (почти во времена Рублева), когда русские священники, отправившись на Собор, попали во Флоренцию, они с негодованием смотрели на "латинские образы". Уже тогда они понимали, что западные святые "слишком земные" (то, за что современники хвалили Джотто). Не сказать, что сегодня отброшены конфессиональные барьеры в пользу эстетических. Но то, что патриарх благословляет отправку почитаемых икон в самую "колыбель" Ренессанса – флорентийский собор – и приветствует Джотто в Москве, свидетельствует, что какие-то критерии явно изменились.
По материалам источников: Новые известия
