Официальное причисление блаженной Ксении к лику святых состоялось в 1988 г., на Поместном Соборе Русской Православной Церкви, в юбилейный год 1000-летия крещения Руси. Народное же почитание святой имеет почти двухвековую историю, и уже в первые годы после кончины блаженной Ксении на её могилу стало стекаться множество людей, которые часто брали землю с места её упокоения.
Народная память и дошедшие до нас предания сохранили основную канву жизни святой, подробности биографии, внешности, многих её прижизненных и посмертных чудес и деяний. Однако ранние известия о блаженной страдают неполнотой и отсутствием достоверных исторических документов. Неизвестна и точная дата кончины св. блаженной Ксении, поскольку наводнение 1824 г. разрушило Смоленское кладбище в Санкт-Петербурге, где она была погребена, и уничтожило кладбищенские книги с записями. Одни исследователи относят кончину блаженной к 1802 г., другие предполагают, что блаженная Ксения умерла не ранее 1794-го и не позже 1806 г. (Книга о блаженной Ксении. М., 2000). Официальное житие также придерживается этих пределов: начало XIX в. или около 1803 г. Примерная датировка кончины имеет значение в связи с недавно обнаруженным мною неизвестным чудом блаженной Ксении.
Это чудо, насколько мне известно, ещё не описывалось в агиографической литературе о блаженной Ксении, и хотя рассказ о нём был опубликован в воспоминаниях частного лица в конце XIX в., малодоступность издания или какие-то иные объективные причины до сих пор не позволили соотнести приведённые свидетельства с личностью блаженной Ксении.
Речь идёт о "Воспоминаниях крестьянина села Угодичь Ярославской губернии Ростовского уезда Александра Артынова". Они были напечатаны в "Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете", 1882 г. кн. 2. "Воспоминания" увидели свет стараниями известного ростовского краеведа, собирателя древних рукописей, одного из создателей Ростовского музея А. А. Титова, умершего в 1911 г. Его же перу принадлежит предисловие.
Александр Андреевич Артынов родился в 1813 г., как явствует из заглавия, в крестьянской семье. Его семья номинально принадлежала крестьянскому сословию: отец был человеком оборотистым и предприимчивым, вёл торговые дела в разных городах и весях Российской империи и по роду занятий имел близкие деловые и дружеские отношения с некоторыми обителями, в особенности в г. Тихвине Новгородской губернии. В этот город — чтобы был поближе к отцу — был отправлен и юный Александр Артынов. Как он сам пишет: "В половине марта 1822 г. отправили меня в Тихвин с работником Максимом и его сыном Николаем". Девятилетний мальчик обладает феноменальной памятью, цепко запечатлевая имена, обстоятельства, наружность и особенности характера окружающих лиц. Составляя свои "Воспоминания" уже в преклонных годах, Артынов без труда восстанавливает события того или иного года, распределяет эпизоды, памятные случаи, поездки и случившиеся или услышанные истории по месяцам ("в начале марта", "в апреле", "в августе"), по дням и даже по времени суток ("мая 9-го", "в полдни 25 июня")…
Чудо блаженной Ксении помещается в ряду событий памятного для Артынова 1822 года — как рассказ одного из священников на именинах родителя. Мизансцена такова: "В именины моего отца, 9-го октября (накануне 10 октября, дня памяти блаж. Андрея Тотемского. — А. Ш.), посетил его сначала архимандрит Самуил, а потом пришла вся братия и городское соборное духовенство; в это время казначей иеромонах Флавиан и соборный священник о. Нил рассказали каждый по чудному происшествию". Опустим весьма любопытную, но не имеющую отношения к нашей теме историю о. Флавиана и перейдём непосредственно к рассказу о. Нила — в изложении А. А. Артынова, в том виде, как он помещён в "Чтениях Императорского Общества" (изменив для удобства чтения некоторые знаки написания):
"Священник этот (о. Нил. — А. Ш.) был лет сорока, молодолиц, красив, плотный, высокого роста и страшный силач. Раз, в день тезоименитства игумении Таисии, настоятельницы Тихвинского Введенского монастыря, приглашён он был на служение; в это время в монастыре уже много годов жила монахиня (имя её я забыл), которую все почитали за святую; жизнь она вела очень строгую, большую часть времени проводила в церкви и часто приобщалась Св. Тайн; сказывала прошлое и самое тайное вопрошающим её, притом таким лицам, которых она даже в первый раз видела. У кого было сомнение об отсутствующем родственнике или не было от него долго никакого известия, она, несмотря на то что этот отсутствующий был за тысячу вёрст, скажет весьма верно: здоров ли он или болен; мало того, она сказывала даже, что это лицо в данное время делает. При такой дивной обстановке святая мать была как у игумении Таисии, так и у всей обители и у всех знавших её горожан в великом уважении.
Раз как-то по окончании обедни святая монахиня в испуге посылает штатных служителей не пускать в обитель идущую странницу, указав при этом самый вид и одежду этой грядущей странницы. Не успели ещё посланные исполнить этого приказания, как странница вошла уже в монастырь. Тут наша святая почти взбесилась; кричала и не велела пускать странницу в церковь, но это сделать опять не успели, и странница уже вошла в церковь. Вошедшая была монахиня средних лет, высокого роста и, по-видимому, самой постной жизни. Увидев её, наша святая стала бегать по церкви и кричать таким голосом, какого у ней никогда не бывало да и быть не могло; стала при этом поносить странницу непристойными словами, которые слышать и не в обители было бы весьма зазорно.
Все бывшие в церкви пришли в великий страх; пришедшая же странница приказывает схватить святую монахиню, как неприлично ругающуюся в храме. Сторожа и штатные служители, подкрепляемые некоторыми богомольцами, стали уже брать, но сила нашей святой была неестественная; однако с помощью о. Нила им удалось святую повалить на пол и так держать её. Впрочем, держать святую было очень трудно, она всех держащих с силою поднимала кверху и билась жестоко. Но вот пришедшая странная сделала над ней в воздухе крестные знамения и велела о. Нилу расстегнуть опоясывающий её ремень и положить на громко и безобразно кричащую и барахтающуюся монахиню. О. Нил дрожащими руками едва расстегнул у пришедшей ремень и положил его, как было приказано, как после этого наша святая не пошевелилась и вдруг перестала кричать; только, выпуча глаза, она страшно глядела и вдруг громко и пронзительно свистнула и выпустила изо рта густой клуб дыма. Странная же взяла клуб этот рукою и крестом проводила вон из церкви, испуганным же зрителям и зрительницам сказала, что теперь всё кончено. Святая наша лежала на полу как мёртвая; странная велела отнести её в келью, потом поздравила игумению Таисию со днём её ангела, а рассказчика о. Нила поздравила с новорождённой дочерью, которую велела назвать своим именем — Ксенией. После этого, бывши у игумении за трапезой, сказала, что она пришла издалека только за тем, чтобы выгнать из сестры пытливого духа, который уже больше не возвратится; простясь потом со всеми, ушла неизвестно куда. У о. Нила точно в то самое время, когда странница поздравляла его, родилась дочь; монашенка же, исцелённая пришедшей, во время этого рассказа о. Нила была ещё жива".
Как можно убедиться из приведённого рассказа о. Нила в передаче А. Артынова, в Введенскую женскую обитель г. Тихвина в день тезоменитства её игумении Таисии, т. е. в день ангела, или, иначе говоря, именин, согласно Месяцеслову приходящихся или на 10 марта (день памяти преп. Таисии Египетской), или на 8 октября (память преп. Таисии Фиваидской, что более вероятно, учитывая, что рассказ о. Нила происходит на именинах 9 октября и у него был повод рассказать случившуюся накануне этого дня историю), явилась странница, изгнавшая беса ложной прозорливости из впавшей в прелесть монахини, которую все почитали за святую. Странница, назвавшаяся Ксенией, "пришла издалека" и "ушла неизвестно куда".
В пользу того, чтобы признать в этой истории чудо, сотворённое блаженной Ксенией Петербургской, указывают и время (начало или первое десятилетие XIX в.), и имя, и даже беглое описание наружности не противоречит такому предположению. Как аргумент "против" можно выставить только монашеское одеяние странницы, отличное от традиционно принятого в иконографии святой Ксении камзола и кафтана покойного мужа Андрея Фёдоровича. В самых ранних по времени публикациях о блаженной Ксении (1847), впрочем, говорится, что платье мужа Ксения Григорьевна носила, пока оно не истлело и не развалилось на теле, и позднее её видели "в каком-то оборванном балахоне и изношенных ботинках" ("Книга о блаженной Ксении"). Вполне возможно, что она могла подпоясываться каким-нибудь ремнём.
В рассказе о. Нила можно обнаружить явные аргументы в пользу вывода о посмертном явлении блаж. Ксении: появление в обители и в храме, минуя попытки сторожей остановить, преображённое состояние её внешности и лица ("средних лет, высокого роста и, по-видимому, самой постной жизни"), наконец, извержение злого духа из тела одержимой монахини. Перед нами один из выразительных, отчётливо зафиксированных описателем и свидетелем (о. Нилом в передаче Артынова) агиографических примеров посмертного явления святого с целью спасения отдельной заблудшей души, попавшей в дьявольские сети. Рассказ воскрешает в памяти классические образцы из "Древнего Патерика", "Лавсаика" или Патерика Киево-Печерского. Не знаю, какие объяснения следует найти монашеской одежде на страннице, — явление происходит в женской обители, и явление, повторю, посмертное. Важно, что странница, явившаяся "издалека", сотворив чудо и предсказав о. Нилу рождение дочери, назвала своё имя — Ксения и велела священнику своим именем наречь новорождённую дочь. Это неоспоримый аргумент в пользу предположения о посмертном чудесном явлении именно блаженной Ксении Петербургской.
Второй весомый аргумент — датировка, т. е. установление приблизительных хронологических границ описанного чуда. Воспоминания Артынова отсылают читателя к вечеру 9 октября 1822 г., празднованию именин его отца, где присутствующие услышали историю о. Нила, свидетелем и прямым участником которой он был. Но история, или, как у автора, "чудное происшествие", поведанное о. Нилом, случилось явно не вчера, а в несколько отдалённом прошлом — поскольку говорится, что к моменту рассказа "монашенка, исцелённая пришедшей (…) была ещё жива". Если бы происшествие имело место в сравнительно недавнем прошлом, то не было бы нужды подтверждать аргументом, что участница его "ещё жива". О. Нилу на момент рассказа "лет около сорока". Отсюда возможно допустить временную ретроспективу от десяти до пятнадцати лет. Отсчитав 1822 г., мы имеем примерную датировку чуда в промежутке между 1807–1812 гг. Соотнесём эту датировку с временными границами предполагаемой кончины блаж. Ксении, приведёнными в начале статьи: не ранее 1794-го и не позже 1806 г. Если признать наши расчёты как вероятные, то, следовательно, перед нами пример самого раннего посмертного явления блаженной Ксении Петербургской, зафиксированный историческим источником.
Сам Артынов, очевидно, ничего не знал о блаженной Ксении как об относительно современной ему подвижнице (почитание её, видимо, ещё не распространилось тогда на Ростовский и Тихвинский уезды), иначе бы он упомянул об этом собственным комментарием; но такой комментарий отсутствует. Он просто зафиксировал в своих памятных записях услышанное чудо, запечатлевшееся в его памяти, и донёс до нас даты и имена участников.
Эта история ещё требует дополнительного изучения. Можно попытаться установить годы жизни о. Нила по конситорским материалам в Тихвинском архиве (если таковые сохранились), узнать имя исцелённой монахини и прояснить обстоятельства чуда по "Ведомостям" и архивным документам Введенского монастыря — возможно, появятся новые данные, проливающие свет на достоверность истории, изложенной Артыновым. Его собственный труд ещё ждёт своего исследования и, ещё лучше, — переиздания, поскольку является не только самобытным литературным памятником, но и замечательным собранием интереснейших исторических, социальных, бытовых, церковных сюжетов из провинциальной жизни ХIХ в.
Ростов Великий, Ярославская область
