астоятель храма святых Космы и Дамиана в Шубине протоиерей Александр Борисов имеет немало острых моментов в биографии. В советские годы он едва не угодил за решетку за "диссидентство". В начале 90-х активно агитировал против ГКЧП. Позже написал книгу "Побелевшие нивы" о наболевших внутрицерковных проблемах, которая вызвала горячие споры. При этом интеллигентный и спокойный отец Александр абсолютно лишен какой-либо героической позы. Вот что он рассказал о важнейших моментах своей жизни.
Как влюбленному открылся Бог
Родился я в 1939 году в Москве. Мама преподавала в школе рисование, с отцом они разошлись перед войной. Учился в одном классе с Павлом Менем – младшим братом Александра (мы очень дружны с Павлом до сих пор). Стал вхож в их семью, там впервые увидел иконы, листал Библию с рисунками Гюстава Доре. Но тогда мир веры был для меня чужим. Я относился к нему с уважением, но не стремился в него войти. У меня был свой мир: более всего я увлекался биологией.
В 17 лет зашли как-то с приятелем в церковь Воскресения Словущего в Брюсовом переулке. Шла служба, мы застыли в притворе, и вдруг какая-то бабушка стала нас ругать: "Чего стоите? Соглядатаи!" Пришлось уйти. Через тридцать пять лет, когда я был уже настоятелем храма в Шубине, выяснилось, что наша храмовая икона святых Космы и Дамиана хранилась именно в той церкви в Брюсовом переулке. Нам ее вернули.
После школы работал слесарем, зарабатывал стаж, чтобы поступить в вуз. Влюбился. Девушка жила в Подмосковье. Как-то летом я ее проводил и, стоя на платформе, ожидал электричку. Был прекрасный летний закат. Внезапно я ощутил, что за всем, что меня окружает, – Бог. "А если так, – подумалось мне, – значит, правы верующие". Побежал к другу Павлу, попросил у него Евангелие – прочитать. Стал учить молитвы, готовиться к крещению. Помогала мне Елена Семеновна Мень, мама Павла и Александра. Она стала моей крестной.
Накануне крещения в душе поднялась буря сомнений. Молился, как мог. Крестил меня в Ризоположенском храме на Донской отец Николай Голубцов, который за полтора года до этого крестил здесь дочь Сталина Светлану Аллилуеву. Он же стал моим первым духовным наставником.
Любимая девушка отнеслась к моей вере с недоумением. И между нами быстро возникло охлаждение.
...Я понимал, что веру не надо афишировать, лучше по возможности скрывать. Помню, в 1959 году в Великую Пятницу, днем, мы шли в храм "Всех скорбящих радость" на Ордынке. Было 1-е мая. Навстречу нам двигались тысячи людей – советские трудящиеся после демонстрации шли по Ордынке с Красной площади. А мы – в противоположном направлении, на службу "Вынос Плащаницы". Тогда возникло четкое ощущение, что мы идем против течения.
Как четыре дня не спал
В 1972 году у меня появилось чувство, что я живу слишком благополучно. Кандидат наук, работаю в академическом институте, впереди преподавание, защита докторской... Мне хотелось принести пользу в сфере более важной для моей страны, в сфере ее духовного состояния. Хотя я очень любил и ценил свою работу . "В конце концов, наука без меня не пропадет, – рассудил я, –а вот Церковь – именно та часть нашей жизни, от которой зависит всё остальное". В итоге решил стать священнослужителем.
Тут, конечно, был риск. Советовался с женой, она верующая, меня поддержала. Наши дочки тогда учились в первом классе. А вот мой духовник отец Александр Мень почти год меня отговаривал. На мои просьбы отвечал: "Христиане нужны и в науке". И все-таки я убедил его.
Поступил в 4-й класс духовной семинарии. По воскресеньям прислуживал в алтаре у о. Владимира Рожкова в храме пророка Илии в Черкизово, а потом заочно учился в Духовной Академии. Диаконское рукоположение в 1973 году прошло сложно. Ректор семинарии владыка Владимир (Сабодан) сказал, что в отношении меня "есть большое сопротивление". Видимо, каждое рукоположение согласовывалось с представителем Совета по делам религии.
И все-таки я стал диаконом. Потрясающее событие! Помню, после рукоположения я четыре дня почти не спал и чувствовал себя прекрасно – такой был подъем.
Как скромные голосовые данные не помешали диаконскому служению
Вербовать меня стали еще в семинарии. Позвонил человек, назначил встречу в вестибюле гостиницы "Москва". Сказал: "В руках у меня будет газета "Правда". Три дня подряд меня вызывали, всячески пытались уломать. "Вы близки с отцом Александром Менем, вокруг него много молодежи, есть антисоветские настроения, нужно, чтобы вы нам рассказывали". Я отказался. Меня даже пробовали стыдить: "Вы же советский человек!" Напоследок предупредили: "Раз так – вам придется трудно!"
В тот момент не думал, что это всерьез. Надеялся через год-другой стать священником. Потом каждый год подавал прошение Патриарху, но святейший Патриарх Пимен деликатно отказывал: священнических вакансий пока нет, послужите диаконом. Писал Патриарху, что у меня очень скромные голосовые данные для диаконского служения. Он деликатно отвечал: размеры храма, где вы служите, тоже скромные... И так на протяжении шестнадцати лет.
...Работы хватало. У отца Александра Меня было много духовных чад, и он стал объединять их в небольшие группы. Раз в неделю по 10-15 человек собирались у кого-нибудь на квартире, общались, читали Евангелие, устраивали вечера, постановки на Рождество. Без афиширования. У меня было две-три группы в разных концах Москвы. Плюс самиздат. Перепечатывали Библию, комментарии, тексты святых отцов. Нужно было найти машинистку, копирку, бумагу, переплести. Когда появился ксерокс – стали ксерокопировать...
Как милиция нашла 40 антисоветских Евангелий
Контакты с властью у меня были в виде обысков два раза. Первый – в 1974 году. Тогда из Бельгии с группой туристов в Москву приехал мой знакомый, католический священник, служивший по восточному обряду. Он очень любил Россию и знал русский язык.
Иностранцы имели право провезти через советскую таможню одну книгу Нового Завета под предлогом изучения русского языка. И вот каждый участник той группы проходил с одной книгой. В итоге мой знакомый смог привезти 40 одинаковых Евангелий. В гостинице он их собрал и привез ко мне. Видимо, кто-то увидел и донес. Ко мне пришли с обыском в тот же день, через несколько часов. Это были сотрудники милиции и прокуратуры. "У нас есть сведения, что вам доставлена антисоветская литература..." Забрали Евангелие, пишущую машинку, и другие изданные за рубежом книги.
Потом вызвали меня на Лубянку. Говорят: "У вас раньше были контакты с нашими работниками, вы достигли взаимопонимания..." Отвечаю: "Ну, если вы считаете мой отказ сотрудничать взаимопониманием, то – да, достигли".
Второй раз явились в 1983 году, при Андропове. Пришли ранним утром, часов в семь. Звонок в дверь: "Телеграмма!". Открываю: милиция, понятые... Позже в разговоре меня спросили: "Вы что, нам не верите?!" – "А как верить, если вы меня обманули с первой же фразы?" – "Это не обман! – сказали мне. – Это – приём!" Нашли блокнот, в который мы с женой записывали, что кому давали читать. К счастью, все наши друзья повели себя правильно: сказали, что никаких книг у нас не брали. После этого они давали подписку о неразглашении и тут же звонили мне.
Реальная угроза, конечно, была. Одной моей прихожанке в КГБ заявили: "Если ваш Борисов хочет стать национальным героем, мы ему это устроим!" Больше всего на меня разозлились, когда я отказался указывать, где записи в блокноте сделаны моей рукой, а где рукой жены. "Сможете различить почерк?" – "Смогу". – "Тогда поставьте крестик напротив ваших записей". Я взял блокнот, подумал и сказал: "Не буду". – "Как?!" – "Передумал". Следователь взвился: "Вы обещали! Не держите слово! Так не по-мужски!" Сейчас это звучит забавно, а тогда было не до веселья. Разговор происходил на Лубянке, и за отказом могли последовать действия. Но все закончилось мирно: меня заставили написать "объяснительную" и отпустили.
Всё к лучшему
В 1978 году я закончил Духовную Академию, стал кандидатом богословия. Надеялся, что после этого меня рукоположат в сан священника, но ждать пришлось до 1989 года.
Временами в душе появлялась горечь. Но сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что это было правильно. Бог дал мне возможность больше участвовать в воспитании детей (был бы батюшкой – меня бы вообще дома не видели) и просто повзрослеть. Совершенно не жалею, что принял священнический сан в 50 лет, а не раньше. Молодой иерей – это порой множество искушений, преувеличенное представление о себе, о своих возможностях. Может, у других это и не так, а у меня могло возникнуть. Поэтому я благодарен Богу, что все сложилось так, как сложилось.
Фото: taday.ru
Семь фактов об о. Александре Борисове
В 30 лет стал кандидатом биологических наук. Оппонентом на защите его диссертации был выдающийся генетик Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский.
В 70-е годы научился переплетать книги. Десятки книг "самиздата" (в основном комментарии к Библии) до сих пор хранит в своей домашней библиотеке.
19 августа 1991 года стал автором воззвания Моссовета к войскам, вошедшим в столицу по приказу ГКЧП. Сам 20 августа ездил к солдатам и раздавал им эти воззвания и Евангелия (раздали 2000 экз.).
Его дочери-близнецы – врачи-хирурги, работали в Африке, сейчас живут во Франции, сохраняя российское гражданство и православную веру.
Не ходит в театр, не смотрит телевизор, не увлекается рыбалкой и спортом (ограничивается гимнастикой с гантелями дома), все свободное время посвящает книгам.
В 1991 году был избран президентом Российского Библейского общества.
Не имеет ни дачи, ни автомобиля. Несколько лет назад ездил в храм и на требы на "Москвиче", но отказался из-за пробок и теперь ездит на метро.
Источник: Православие и мир
