13 января, в День российской печати, первому заместителю главного редактора журнала "Фома" Владимиру Гурболикову была вручена первая в истории современной православной журналистики премия Правительства России в области печатных средств массовой информации. Церемонию вручения премии провел глава Министерства связи и массовых коммуникаций Игорь Щеголев в присутствии премьер-министра Владимира Путина. Интернет-портал "Татьянин день" побеседовал с обладателем высокой награды.
– Владимир Александрович, сердечно поздравляем Вас с заслуженной наградой! И для начала позвольте вопрос: какова официальная формулировка уже свершившегося награждения и каково Ваше понимание оной?
– Формулировка сугубо четкая: "за вклад в создание духовно-просветительского издания, которое способствует укреплению взаимопонимания между Церковью, обществом и государством". Как я это понимаю? Журнал "Фома", с одной стороны, являясь православным изданием, притом изданием миссионерским, за многие годы издания стал посредником между самыми различными слоями нашего общества. Его читают политики и общественные деятели, деятели культуры и искусства, ученые и священнослужители, верующие и неверующие, конечно, сомневающиеся. И мы действительно стараемся, чтобы желающие лучше понять нашу веру, роль и позицию Церкви, смогли это сделать. А понимание сближает всех нас. Это очень сложное дело – – быть посредником, и для меня важно, что на уровне правительства считают, что мы смогли нечто полезное сделать.
В официальной формулировке присутствует связка "Церковь-общество-государство", и это меня тоже радует. Награда ведь правительственная, но в ней понятие "государство" во-первых, не выпячивается, во-вторых, увязано не только с Церковью, но и с обществом в целом. Это демонстрирует верное понимание государственными людьми необходимой для России структуры отношений. Кстати, часто критики нашего Православия пытаются свести всю сложную жизнь Церкви к вопросу церковно-государственных связей. Но это глупо. Это отказ осмыслить и саму природу Церкви, и общественную роль Церкви как организации, и наконец, истинное значение связей Церкви и государства для России. На самом деле, мне это упрощение и уплощение кажется опасным. Слишком многие предпочитают не мыслить, а искать лозунги и знамёна и без-мысленно встать под них. А нам остро необходим разговор о самом главном, о смыслах. Надо мыслить. Иначе можем потерять всё... Мы стремимся, чтобы этот наш призыв услышали...
– Но журнал, некоторые критикуют за этот подход, за отказ заострять внимание на политических "злобах дня", на чуть ли не соглашательстве Церкви и государства...
– Ну да, критикуют. Нам от этого иногда морально тяжело. И все же "типологически" эта критика сходна с тем, как Христу предлагали монету, искушая выбором между Богом и Кесарем. И ненавидели Спасителя за то, что Он не стал играть по предложенным правилам. Отказался быть мессией-вождём, мессией-политиком. Его слова – – "Царство Моё не от мира сего" – – для кого-то были как нож острый. И стали, в конечном итоге, поводом для Распятия. Кому-то такое сравнение может показаться слишком дерзким, Евангелие – – оно всегда и о Самом Христе, но и о нас тоже. Это Благая Весть доя нас, и Евангельская история в каком-то смысле творится постоянно.
Я также много критики в наш адрес слышал за наше стремление не подменять проблему скандалом; ненавидеть грех, а не грешника. Думать об ответственности за всякое слово, не клеить ярлыки и не "спасать" всех скопом. Но такая критика свидетельствует, скорее, о том, что мы на правильном пути.
Быть может, нам было бы проще не играть никакой общественной роли, оставшись исключительно внутрицерковным или даже клубным изданием. Которое прямо объявило себя либо журналом семейного чтения, либо философско-богословским альманахом. Милым, добреньким и хорошим. И одновременно застрахованным от этих упрёков в аполитичности, "беззубости". Наверное, это было бы комфортно лично для нас. Но "Фома" стремится нести ту правду, которую мы считаем правдой Христовой, – насколько, конечно, это нам посилам и насколько позволяет формат журнала. А правда эта нередко начинается с того, что мне пора вынуть бревно из своего глаза (Мф. 7, 5). Иначе скоро вообще лишусь зрения... Вот настоящая проблема. Если её решить, то можно уже было бы более непредвзято и ответственно поглядеть на те вопросы, которые так мучают наших критиков.
– Правильно ли мы понимаем, что это первый прецедент, когда столь высокая государственная награда вручается православному журналисту?
– Специально не проверял, но кажется, так. Только хочу оговориться (и не сочтите за кокетство): это не мне награда. Это оценка нашего общего труда. Если говорить о "Фоме", то наш журнал – полностью коллективный замысел, плод наших совместных молитв и трудов. Но "Фома", к счастью, сейчас не в одиночестве. Мы вместе с другими коллегами создали серьёзное движение, движение в сторону системы православных средств массовой информации. И мы вместе отмечены сегодня.
И вот что ещё мне кажется важным. Тоже, пожалуй, впервые у нас удостаивается награды именно журналистика духовного поиска. Ранее подобной премии удостаивались, в основном, создатели новостей, творцы информационного поля. Безусловно, эти журналисты выступали по чрезвычайно острым информационным поводам, делали свою работу мужественно, всерьёз. (И сейчас делают и получают свои награды.) Но в случае с "Фомой" парадокс состоит в том, что в основе нашей журналистики лежит не то, что можно назвать инфоповодом. Напротив – – мы пишем о том, что по сути, неизменно, вечно. Нашей темой является разговор о смыслах, а не о том, что взволновало общество теперь, чтобы завтра стать частью истории. Я нисколько не умаляю заслуг коллег-журналистов, получавших и получающих награды. Но без журналистики смыслов палитра российских СМИ выглядела бы намного беднее. И сейчас как бы сломан определённый барьер. Пришло понимание, что журналистика может быть и шире, и глубже, чем считалось раньше.
– А каковой, по-Вашему, должна быть в идеале общественная и государственная роль православной журналистики? К чему мы можем и должны стремиться?
– Тут невозможен ответ без обращения к нашей "родительнице", к Церкви. А основная задача Церкви какая? Спасти для вечной жизни каждого отдельного, конкретного человека. Обратите внимание: не общество спасти и не экологические проблемы решить. Спасти одного-единственного человека, в том числе и меня, журналиста. Но тогда как и почему Церковь способна (а она способна!) повлиять на этот мир, сделать его чуть лучше и светлее? А потому, что условие спасения в перемене себя, в деятельной любви, в том, что когда я стремлюсь к Богу, во мне происходит "очеловечивание человека". Если я выразился недостаточно ясно, вспомните, что говорил профессор Преображенский из булгаковского "Собачьего сердца" о разрухе, которая "не в клозетах, а в головах"? О том, что если каждый поодиночке не будет вредить, то и разрухи не будет? Это пусть и фривольная, но в чём-то точная параллель с тем, что пытается сказать Церковь и как она действует. Меняется один человек – меняется мир вокруг.
Самое важное в осознании общественной роли православных СМИ – понимание того, что если не будем меняться мы (то есть сами так называемые православные журналисты), то всё будет тщетно. Мы должны научиться не только обращаться к кому-то, но, в первую очередь, попытаться изменить самих себя. В том числе сделать так, чтобы журналистские цели и планы не вступали в противоречие с нашей христианской совестью и мировоззрением. И если мы сможем искренне свидетельствовать, что имеем любовь между собой, что учимся прощать друг друга, то в таком (и только в таком!) случае – – победим. Только тогда через наше свидетельство, наше творчество мы сможем повернуть сердца людей.
А дальше арифметика простая. Как говорил преподобный Серафим Саровский: "Стяжи дух мирен и вокруг тебя спасутся тысячи". "Тысячи" – я уверен, не преувеличение. Это именно то, что каждый из нас может, если последует словам Серафима. Таким я вижу то стремление, которое только и может помочь православной журналистике исполнить свою миссию. Лишь к этому мы и должны стремиться. Конечно же, делая то самое дело, к какому призваны мы, журналисты.
Источник: Татьянин день
