180 лет назад граф Сергей Уваров сформулировал свою знаменитую триаду "Самодержавие. Православие. Народность"
Главный теоретик "особого пути" России министр народного просвещения при Николае I Сергей Уваров был не просто блестяще европейски образован, но и признан в качестве незаурядного ученого во множестве тогдашних научных центров западного мира. Знаток французского, немецкого, итальянского и английского, овладевший и античными языками, еще в молодости по делам дипломатической службы он успел пожить в Вене и Париже, завести знакомства с Гете и мадам де Сталь. В семейном архиве Уваровых сохранилось более сотни различных дипломов, свидетельств, грамот от разных академий и научных обществ Европы, признававших его своим почетным членом.
Менее всего Уваров походил на зашоренного и непросвещенного ура-патриота. И даже первый его крупный конфликт на государственной службе случился вовсе не с "либералами", а с консервативным министром народного просвещения Александром Голицыным, который под конец царствования Александра I учинил настоящий погром столичных университетов, находившихся под попечительством графа Уварова. Когда по обвинению в преподавании "богохульственных и пагубных доктрин" профессора Петербургского университета предстали перед судом, Уваров в крайне резкой форме потребовал суда и над самим собой, если виновность обвиняемых будет доказана.
В июле 1821 года в знак протеста он подал в отставку с поста попечителя столичного учебного округа и перешел в Министерство финансов, где занялся малознакомым делом – мануфактурами и торговлей.
Кто мог тогда предположить, что спустя несколько лет именно он станет идеологом государственнического консерватизма.
Реформы без радужных надежд
В конфликте с Голицыным молодой Уваров нашел неожиданную поддержку со стороны великого князя Николая Павловича. С его воцарением Сергей Уваров вновь был призван "на стезю народного просвещения". Перед тем как назначить Уварова главой министерства, император задал ему вопрос, переданный через главу III отделения Александра Бенкендорфа: желает ли Уваров принять под свое попечение это ведомство? Попутешествовав по России в бытность свою сотрудником Министерства финансов и составив, по его выражению, "точное и глубокое знание своей страны", Уваров ответил Николаю Павловичу так: по поводу будущего России у него нет радужных надежд, и он страшится, не слишком ли поздно начинать глубокие преобразования. На что император ответил: "Я убедился, что вы – единственное возможное орудие, которому я могу доверить эту попытку, которая будет последней... Это вопрос совести... посоветуйтесь со своею и рассчитывайте на меня".
Через три месяца Уваров был назначен товарищем министра, а после его отставки стал управляющим министерством. А в 1834 году был утвержден официально министром народного просвещения. На этом посту он прослужил до 1849 года.
Во главе министерства Уваров стремился как можно сильнее унифицировать систему среднего образования. При нем была открыта Пулковская обсерватория и учрежден университет в Киеве, возобновлен обычай посылать молодых ученых за границу, положено начало реальному (то есть техническому) образованию, видоизменены уставы гимназий и университетов в сторону их либерализации. Кроме того, Уваров стремился создать систему образования на русском языке для евреев, поляков и остзейских (прибалтийских) немцев.
Судьбоносная формула
Но в истории Уваров остался не как реформатор народного просвещения, а как идеолог русского консерватизма, автор знаменитой триады "самодержавие, православие, народность". Свою концепцию Уваров выразил в двух текстах, небольших по объему и скупых по содержанию: в "Отчете о ревизии Московского учебного округа 1832 года" и в юбилейном докладе "Десятилетие Министерства народного просвещения". Есть и еще один документ, сравнительно недавно опубликованный. Этот доклад царю от 19 ноября 1833 года носит название "О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством народного просвещения". Наконец, на исходе своей службы он составил "Обозрение управления Министерством народного просвещения", в котором триада формулируется так: ввести в преподавание "дух Русский, под тройственным влиянием Православия, Самодержавия и Народности, возбуждая в умах уважение к Отечественной истории, к Отечественному языку, к Отечественным учреждениям".
Итак, первая посылка Уварова: "Без любви к Вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть; ослабить в них Веру – то же самое, что лишать их крови и вырвать сердце. Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении". Символично, что здесь говорится о "вере предков", а не о конкретной христианской конфессии. Будучи в обрядовом смысле православным, в интеллектуальном отношении Уваров вряд ли разбирался в православной догматике. Для него православие было ненарушаемой (а значит, требующей попечительной охраны) традицией, важной скрепой государственных установлений.
Далее он формулирует второе положение своей триады. "Самодержавие представляет главное условие политического существования России в настоящем ее виде... Эта истина должна присутствовать и развиваться в народном воспитании. Правительство не нуждается, конечно, в похвальных себе словах, но может ли оно не печься о том, чтобы спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется спасительным духом Самодержавия, сильного, человеколюбивого, просвещенного, обращалось в неоспоримый факт, долженствующий одушевлять всех и каждого во дни спокойствия, как и в минуты бури? " – рассуждает министр.
Суждение, конечно, спорное, но философ Семен Франк, оглядываясь из начала XX века на прошедшие века российской истории, небезосновательно утверждал, что непреложный факт нашей жизни заключается в том, что стержнем и основой государства было самодержавие, как бы к нему ни относиться. Во всяком случае, именно оно было гарантом существования всех отечественных либеральных институтов, в том числе и таких, как Государственная дума.
И, наконец, народность. Эта последняя часть триады в формуле Уварова не очень понятна, хотя смысл его рассуждений уловить можно: "Дабы Трон и Церковь оставались в их могуществе, должно поддерживать и чувство Народности, их связующее... . Относительно Народности все затруднение заключается в соглашении древних и новых понятий; но Народность не состоит в том, чтобы идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях. Государственный состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия изменяться не должна".
По этому пассажу видно, что Уваров был и оставался европейским романтиком, рассуждавшим о национальной физиономии народов, их "душе", "чертах характера" и тому подобном. Но у Уварова в отличие от его любимых мыслителей трактовка "народности" перемещается из культурно-исторического контекста в политическую плоскость. В его понимании это означало национальную самобытность, включавшую идею патриотизма.
И еще одно немаловажное обстоятельство. "Народность" романтиков имела явную аристократическую направленность и при этом была бунтарской, явно нацеленной против деспотического духа абсолютистского государства. "Народность" Уварова не содержала в себе никаких антибюрократических или антимонархических акцентов, а также критики злоупотреблений самодержавия. Напротив, именно в бюрократии Уваров усматривал подлинно "народную" систему, открывавшую перед каждым возможность социального продвижения. Систему, принципиально отличную от аристократизма, а значит, гарантированную, как полагал министр, от социальной революции.
В общем, консерватору и романтику Уварову удалось почти невозможное. Он вывел некую константу российской истории. Наряду с "Москвой – Третьим Римом" эта "триада" принадлежит к основополагающим идеологемам русской мысли, вокруг которой и до сего дня строятся – осознанно или нет – многоразличные сценарии нашего будущего.
"Теория официальной народности"
Спокойный и просвещенный консерватизм Уварова начал формироваться еще в Вене. Оставаясь консерватором, он не зацикливался на самобытности России, как славянофилы, восхищался европейской культурой, был открыт для европейской философии. Именно благодаря опыту европейской жизни в его сознании произошло смещение ценностей от культурно-нравственной утопии к теории историко-политической модернизации. Отличительной чертой уваровского консерватизма было стремление к синтезу диаметрально противоположных полюсов общественных отношений и политических идеологий. Уваровская триада и стоящая за ней историософская и идейная реальность содержат признание самобытности восточноевропейской цивилизации, вписанной в общеевропейский контекст.
Однако ни современники, ни потомки по большей части не оценили высокого философского смысла уваровской идеологемы. Сколько было высказано по поводу нее филиппик, как только не костерили эту триаду самые разные люди, начиная от революционеров всех направлений и кончая самыми благонамеренными профессорами. В 1870-e литературовед и будущий академик Александр Пыпин назвал уваровские построения "теорией официальной народности". Таковой триада и осталась в истории, хотя сам ее автор никогда и не думал ее так называть.
Знаменитый историк и едкий мемуарист Сергей Михайлович Соловьев весьма жестко высказался об уваровской репутации. По выражению Соловьева, Уваров внушил царю мысль, что он, Николай, является творцом "какого-то нового образования, основанного на новых началах, и придумал эти начала, то есть слова: православие, самодержавие, народность: православие – будучи безбожником... самодержавие – будучи либералом, народность – не прочитав за свою жизнь ни одной русской книги... Люди порядочные, к нему близкие... с горем признавались, что не было никакой низости, которой он не в состоянии сделать, что он был кругом замаран нечистыми поступками".
... Как-то после своего назначения министром просвещения в узком кругу доверенных сотрудников Уваров разоткровенничался. Его слова записал близкий к нему историк, журналист и цензор Александр Васильевич Никитенко. Вот что сказал тогда Уваров и что, наверное, и составляло его политическое и нравственное кредо: "Мы, то есть люди XIX века, в затруднительном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, волнуются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система... Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню свой долг и умру спокойно".
"Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система"
Сергей Уваров
Источник: Московские новости
