Когда придёт час

Десять лет назад я познакомилась с хорватским священником-доминиканцем Франо Прцелой, работавшим в издательстве "Истина" (Загреб). С тех пор мы дружим, переписываемся и встречаемся почти каждый год то в Москве, то в Хорватии, где я бываю в командировках. О. Франо подарил мне книги своего собрата о. Драго Колимбатовича – "Мои раздумья" и "Записки из дневника миссионера". Они подкупили меня удивительной простотой, крепкой, ясной верой, и мне захотелось познакомить с ними читателей "Истины и Жизни".

Драго Колимбатович родился в 1925 г. на хорватском острове Брач в городе Супетар (название представляет собой диалектную форму от имени "святой Пётр"). После окончания Второй мировой войны, как многие священнослужители и монашествующие, подвергся репрессиям со стороны коммунистического режима.

С 1948 г. он – член Доминиканского ордена. В конце 60-х – начале 70-х гг. возглавлял хорватскую провинцию ордена.

Главное служение отца Драго – миссионерская проповедь, нацеленная на духовное обращение верующих. Даже сейчас, в весьма почтенном возрасте, он, насколько позволяют силы, ездит для этого в соседние приходы со своего острова Корчула, где он живёт в доминиканском монастыре.

Лариса Савельева

---

Тайна

Время от времени он заходил ко мне поговорить, всегда вечером, довольно поздно, когда братья уже расходились по своим комнатам. Что это именно он, я узнавал по обычным для него трём коротким звонкам. Моя комната была самой близкой к входной двери, и я тут же ему открывал. Он был невысокого роста, широкоплечий, плотный. Имел шестерых детей, самая младшая девочка ещё не ходила в школу. Жена не работала, чтобы как можно больше времени уделять воспитанию детей.

Беседы с этим человеком всегда несли что-то освежающее. Он был умён и начитан, хоть и не имел высшего образования. Например, очень хорошо знал Достоевского и часто в разговоре упоминал его произведения, особенно "Преступление и наказание". Но больше всего мы говорили о его детях. Так, встречаясь и беседуя, мы стали настоящими друзьями.

Как-то раз, уже собираясь уходить, он вдруг сказал:

— Отец Драго, всё хочу кое о чём попросить вас, но не решаюсь.

— Вы как ребёнок. В чём дело?

— Если со мной что-нибудь случится, — он говорил очень медленно и очень серьёзно, — вы будете иногда навещать мою семью?

Какие только мысли не пронеслись у меня в голове в тот момент… А он, отвечая на мой вопросительный взгляд, постучал пальцем по левой стороне груди:

— Плохо дело.

— Ради всего святого… Вы обращались к врачу? Со специалистами советовались?

— Конечно. Они настаивают, чтобы я бросил работу. Но кто тогда позаботится о семье, о детях?

Я попытался уверить его в том, что наш добрый Бог, наш Отец, думает и о нём, и о его детях и не допустит, чтобы случилась беда.

— Но даже если с вами что-нибудь случится,— сказал я, — не сомневайтесь: я, конечно же, помогу вашей семье, это моя святая обязанность.

Не прошло и двух недель, как произошло то, что он предчувствовал. Они с женой шли по улице, которая возле церкви св. Петра соединяется с Влашкой, и вдруг он схватился за сердце. Вскрикнул, как раненое животное, попытался опереться на её руку и — замертво упал на тротуар…

"Скорая" уехала, увозя тело. Жена его на мгновение закрыла ладонями лицо, словно хотела внутренне собраться, и твёрдым шагом направилась в церковь — просить Бога послать ей ясность мысли и силу.

В тот же день я узнал о случившемся и сразу вспомнил о нашей последней встрече. Что же предпринять? Где взять денег, чтобы помочь этой женщине, неожиданно оставшейся без опоры?

К сожалению, наше материальное положение в те времена было далеко не лучшим. Коммунистическая власть всеми средствами стремилась уничтожить наше доминиканское братство. Почти весь первый этаж монастырского здания у нас отняли, то и дело, часто по ночам, проводились обыски. Власти надеялись обнаружить хоть что-нибудь, что можно было бы поставить в вину кому-то из братьев. Кроме того, их очень интересовало, на какие средства мы существуем. Поэтому я перестал вести книгу прихода и расхода, как это полагается в обычных условиях. В конце каждого месяца я устно сообщал братьям, каково наше финансовое положение, а наличные деньги, если они были, прятал между страницами книг в монастырской библиотеке… На тот момент у нас в "кассе" оказалось 20 500 динаров. Положив все деньги в конверт и ничего никому не сказав, я отправился к семье покойного.

В квартире плакали дети. Я поцеловал каждого из них и сказал старшему мальчику:

— Ты теперь становишься главой семьи, все остальные должны тебя слушаться. А ты, — я подошёл к старшей из девочек, — возьми на себя домашнее хозяйство. Маму нужно освободить от него, чтобы она могла заниматься теми делами, которые раньше лежали на папе. Но, конечно, все будут тебе помогать.

Мать молча и неподвижно, словно окаменев, стояла за спинами детей, только слёзы текли по щекам. Выразив соболезнование, я призвал её быть мужественной. Рассказал о моих дружеских отношениях с её покойным мужем, подробно описал нашу последнюю встречу. Мы договорились о похоронах, и я передал женщине конверт с деньгами. Объяснил: это всё, чем располагает сейчас монастырь, но в будущем она, безусловно, может рассчитывать на нашу помощь. Потому что, слава Богу, есть добрые люди, которые счастливы через нас помочь тем, кто оказался в трудном положении.

Вернувшись в монастырь, я узнал, что минут двадцать назад заходил какой-то господин и оставил конверт — с просьбой передать старшему в монастыре. Мальчик, с недавнего времени исполнявший у нас обязанности привратника, положил его на пол перед дверью моей комнаты.

На конверте ничего не было написано, а внутри лежали 20 500 динаров, то есть ровно столько, сколько я недавно передал вдове моего умершего друга. Ещё там оказался лист бумаги с напечатанной на пишущей машинке фразой: "Отец, примите это на нужды вашей общины и молитесь о нашей семье!"

Я стоял как вкопанный. В случайные совпадения я никогда не верил, но как это понимать?! Если бы это был богатый жертвователь, он наверняка передал бы какую-нибудь круглую сумму. И потом, почему этот господин не попросил вызвать кого-то из священников, а доверился незнакомому мальчику-привратнику? Наконец, почему он не написал записку от руки и не подписался?

Мальчик-привратник рассказал лишь, что посетитель был невысок, широкоплеч, в сером пиджаке и шляпе…

Добавлю лишь, что вдова моего друга с тех пор ни разу не приняла от нас деньги. Причем не из какого-то чувства ложной гордости, а потому, что хотела, чтобы её дети во всей полноте почувствовали утрату своего доброго и благородного отца. Питались они теперь очень скромно. Правда, калорий и витаминов хватало. Каждую осень вдова заготавливала бочку квашеной капусты, покупала у крестьян в окрестных деревнях несколько мешков фасоли и копчёные свиные головы. Смотреть на её детей было любо-дорого, просто кровь с молоком. Отцовское место за столом всегда оставалось свободным, но время от времени его занимал отец Драго, которого приглашали в гости по случаю первого причастия или конфирмации кого-нибудь из детей.

Не настаивай на исповеди!

У меня было правило в начале каждого учебного года навещать прежде всего семьи, в которых детям предстояло впервые принять причастие. Я старался убедить родителей в том, что любые мои усилия в подготовке детей к первой встрече со Христом останутся бесплодными, если они, взрослые, не станут чаще участвовать в трапезе Господней. Нет ничего более плодотворного при подготовке детей к этому таинству, чем личный пример родителей, если они воспринимают таинство как что-то, реально помогающее жить. К сожалению, многие родители оставались глухи к моим словам, хотя и принимали меня весьма любезно и проявляли готовность следовать всем моим рекомендациям.

В одной из семей я сразу почувствовал: тут что-то неладно. Правда, обе девочки засияли, увидев меня, но вот отец их держался как-то отстранённо, а на лице матери отражались боль и тревога. Разговор наш получился недолгим и довольно формальным. Когда я уходил, мать вышла проводить меня. И стоило ей закрыть за нами дверь, как из глаз её брызнули слезы. Она закусила губы, чтобы не разрыдаться, но потом быстро взяла себя в руки и прошептала:

— Отец Драго, моему Николе недавно сделали операцию, но оказалось, что поздно. Врачи говорят, он и года не проживёт. Но дело не только в этом. Понимаете, даже когда мы с ним венчались, он отказался исповедаться.

Я постарался подбодрить её, посоветовал по возможности скрывать свою тревогу и от него, и от детей. Сейчас для неё самое главное вместе с девочками молиться и молиться о том, чтобы Бог привёл мужа к исповеди. И я со своей стороны буду делать всё, чтобы достичь этой цели.

За долгие годы священнического служения я не раз встречал людей, которых раздражало одно только упоминание об исповеди. Чаще всего это объяснялось каким-то шоком, сильным негативным впечатлением, связанным для них с исповедью или со священником. Таких людей я никогда не уговаривал исповедаться, а просто старался побольше разговаривать с ними, а если это были больные — почаще навещать их. Не все одобряли такой подход, однако в подавляющем большинстве случаев он приносил желаемые плоды, особенно если я осознавал, что действительно приношу жертву… Вот и с Николой так же. Я использовал любую возможность, чтобы навестить его. Мы разговаривали на разные темы, но чаще мне приходилось отвечать на его вопросы о важных сторонах жизни.

Через какое-то время я заметил, что он искренне радуется моему появлению. А если по каким-то причинам мы несколько дней не виделись, он встречал меня дружеским упрёком: "Отец Драго, куда же вы пропали?"

За две-три недели до Пасхи я предупредил его:

— Никола, в ближайшее время мы не сможем с тобой видеться, я буду очень, очень занят.

— А что за дела такие у вас?

— Ты же знаешь, наш приход очень большой, среди прихожан немало больных, которые в эти дни хотели бы исповедаться и причаститься…

— А у меня вы не могли бы принять исповедь? — перебил он.

— Конечно, только скажи когда.

— Прямо завтра, около семи, я в это время уже всегда на ногах. Можете?

— Договорились.

Жена Николы плакала от счастья,

а дочки сказали, что лучшего подарка на день первого причастия он им не мог преподнести.

Здоровье Николы ухудшалось с каждым днём, но он становился всё спокойней и смиренней. Приближающийся уход из этой жизни он воспринимал теперь как жертву за счастливое будущее своих детей. У дочерей заканчивался учебный год, к концу подходила и его жизнь.

…Было воскресенье. На следующее утро мне предстояла пастырская поездка. Под конец вечерней Мессы я краем глаза увидел, что одна из монахинь подаёт мне из сакристии знаки… После богослужения она взволнованно сообщила, что уже дважды за мной приходили от Николы — он умирает и хотел бы видеть меня.

— Наконец-то… — прошептал он мне, обрадованный тем, что я рядом в самый важный момент его жизни.

Я сел прямо на кровать, а он, глядя мне в глаза, взял меня за руку и сжал её так сильно, словно не собирался никогда выпускать. Да, редко кто без страха встречает свою смерть! И понятно, что умирающий старается найти опору в том, кто обрёл душевное равновесие и покой. Я ещё раз дал Николе отпущение грехов и начал читать молитвы об умирающих… Дыхание его становилось всё тише, реже. И возможно, я не сразу бы заметил момент его смерти, если бы вдруг не ослабла его рука, до этого крепко сжимавшая мою. Он умер, словно заснул.

На следующее утро мне предстояла поездка, которую нельзя было отложить, а сейчас в доме не было ни одного мужчины. Поэтому я взялся за дело и приготовил его к погребению. Это стало для меня и прощанием с ним, и выражением благодарности за утешение, которое он подарил мне своим обращением.

Когда придёт твоя смерть?

Странный вопрос, правда? Кто из людей может знать ответ? Это известно лишь Богу. Поэтому мы молимся перед началом каждой миссионерской проповеди такими словами: "Жизнь коротка, и смерть неизбежна. Её день и час мы не знаем. Если я сейчас теряю время, будет ли оно у меня в последний момент?" Действительно, день нашей смерти — одна из тайн, которыми изобилует земная жизнь. Иногда нам кажется, что было бы хорошо знать, когда настанет день нашей смерти. Правда, тогда нам захотелось бы узнать и всё остальное: что ждёт нас в иной жизни, когда настанет конец этого мира. И не для того ли Провидение оставляет это тайным для нас, чтобы мы всякий час стремились быть готовыми к встрече с Богом? Как гласит народная мудрость: "Работай так, словно проживёшь сто лет, а Богу молись — словно завтра умрёшь".

Но встречались мне и исключения из этого правила.

Отец Доминик Домич, священник-доминиканец, много лет отдавший служению странствующего проповедника, последние годы жизни проводил

в монастыре в Старом Граде на острове Хвар. Он был высок, очень худ, можно сказать, кожа да кости, но никогда не болел. Когда ему исполнилось девяносто лет, настоятель запретил ему совершать Евхаристию в церкви. Все боялись, что он может неожиданно упасть. Теперь он служил Мессу в монастырской часовне. Как-то раз, в послеобеденные часы, отведённые для отдыха, он попросил, чтобы кто-нибудь из священников преподал ему таинство елеопомазания. "Потому что, — сказал он, — завтра я умру". Присутствовавшие в тот момент братья удивлённо переглянулись, а один из нас, не без иронии, спросил его:

— Тебе что, Господь по телефону сообщил день и час?

— Смейся сколько хочешь, только ты расстроишься, если по твоей вине я отправлюсь на тот свет без последнего таинства! — ответил отец Доминик.

В прошлом это таинство так и называли — "последнее помазание". Одним словом, поскольку отец Доминик настаивал на своей просьбе и, более того, попросил всех братьев быть рядом, когда он будет принимать таинство, наш послеобеденный отдых превратился в прощание с ним, старейшим на тот день доминиканцем нашей провинции.

Оставшуюся часть дня братья провели как обычно: вместе молились, ужинали, отдыхали, а в девять часов вечера разошлись по своим комнатам. Утром, когда все уже были на ногах и ждали звона колоколов, созывающего на молитву, в коридоре раздался голос отца Винко Куничича: "Падре Доминик умирает!"

Все тут же собрались у его постели, и не успели мы допеть до конца "Salve Regina", как его благородная душа покинула тело. Было это 28 декабря 1964 года, в день святых невинных младенцев Вифлеемских. Конечно, я упоминаю об этом вовсе не для того, чтобы объявить отца Доминика невинным и чистым вроде этих младенцев. Но факт остаётся фактом: этот человек был таким открытым, искренним и простым, что и о самых деликатных проблемах жизни он говорил с тем же простодушием, какое имел в виду апостол Павел в Послании к Титу: "У чистых всё чисто!" (1. 15).

А вот как отец Винко узнал, что отец Доминик умирает. Их комнаты были рядом, через стенку. И когда кто-то из них нуждался в помощи, он стуком сообщал об этом другому. В то утро отец Доминик постучал отцу Винко. Тот, сразу же вспомнив о вчерашних приготовлениях к смерти, побежал в соседнюю комнату и увидел, что отец Доминик подаёт знаки слабыми движениями левой руки, правая же беспомощно лежала между телом и стеной.

Ещё один пример, очевидцем которого был я сам.

Некая госпожа Мария вместе со своей замужней дочерью, зятем и двумя внуками жила в непосредственной близости от нашего монастыря. Никто из их семьи в церкви не бывал, потому что и у дочери, и у зятя были "красные книжечки", другими словами, они были членами коммунистической партии. Не ходила в церковь и сама госпожа Мария, но не потому, что была равнодушна к Богу и Церкви, а потому, что ноги ей уже не служили. В хорошую погоду она проводила время в садике перед домом. Здесь она осуществляла свои контакты с миром. Она была весёлой, доброжелательной, поэтому соседи и знакомые нередко останавливались перед её домом поболтать с ней. Должен признаться, и я любил это делать — мне нравились её открытость и искренность. Со временем мы сблизились, и как-то я спросил её:

— Госпожа Мария, раз вы не можете ходить в церковь, исповедоваться и причащаться, то, может быть, мне прийти к вам?

— Отец Драго, вы же знаете, как у нас обстоят дела, в каком положении находятся мои дочь и зять. Пришли такие времена, что следят не только за тем, куда ходят они, но и за тем, кто ходит к ним. Не хочу, чтобы у них были неприятности. Но из-за этого я ещё больше думаю о спасении своей души. А когда придёт мой час, я пошлю за вами внука.

— Скажите, пожалуйста! А кто же вы такая, чтобы Бог сообщал вам то, чего не сообщает никому? — шутливо заметил я.

— Хотите верьте, хотите нет, но я знаю, что моя Защитница и Мать, Дева Мария, не обманет моих надежд. К тому же, это ведь единственная милость, которой я прошу у Бога. Я приношу Ему свои страдания как жертву за обращение моих внуков.

После этого разговора прошло не меньше года, и вдруг прибегает ко мне её внучка, Желька:

— Отец Драго, бабушка послала меня к вам сказать, что пришёл её час.

По дороге к их дому я, как и обычно, вверил предстоящую встречу покровительству Девы Марии, но, да простит меня Господь, кажется, я мог бы и не делать этого. Такой всеобъемлющей исповеди я давно уже не слышал! С величайшей набожностью приняла она отпущение грехов, помазание и причастие, а на другой день умерла.

Ещё об одном примере исповеди рассказала мне несколько месяцев назад госпожа Мирьяна, жена Дамира Поляка, моего одноклассника в давние гимназические дни.

Речь пойдёт о покойном Мирко Удильке из села Студенице. До своих пятидесяти пяти лет он понятия не имел ни о каких болезнях. Случались, конечно, небольшие простуды, но не более того. В повседневной жизни он ничем не отличался от односельчан, за исключением отношения к вере. Святую Мессу никогда не пропускал и, в отличие от других мужчин, причащался несколько раз в году. Конечно, и это не идеально, но всё-таки важно, если принять во внимание, что остальные делали это не чаще одного раза в год. Из этого, между прочим, видно, что нашим приходским священникам не удаётся убедить прихожан в том, что Святая Месса без причастия — это противоестественно. Что же это за Вечеря Господня — а Святая Месса именно её собой и представляет, — во время которой её участники ничего не вкушают?! Одним словом (было это в пятидесятые годы уже прошедшего века), вернулся как-то Мирко в воскресенье во второй половине дня домой, после того как после Мессы посидел с друзьями за картами и стаканчиком вина. И говорит жене:

— Беги к нашему сельскому нотариусу, я хочу в его присутствии написать завещание, потому что завтра умру.

Жена ушам своим не поверила, но, зная его решительный характер, перекрестилась и побежала за нотариусом, вслух разговаривая сама с собой: "Боже мой, неужели у него с головой не всё в порядке, неужели умом тронулся?.."

Когда завещание было составлено, Мирко подписался под ним, попросил нотариуса заверить и снова позвал жену. На этот раз он послал её за настоятелем прихода, попросив напомнить тому, чтобы захватил всё необходимое для помазания. Исповедался, принял помазание, причастился, а на следующий день умер.

Повторю: всё это исключения из правила, поскольку Христос сказал ясно: "Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа" (Мф 25. 13). Но эти и похожие исключения содержат одно очень важное для нас послание. Кто изо дня в день помнит о своём последнем часе, тому легче оградить себя от греха и, значит, сделать свои отношения с Богом более близкими, а свою любовь к Нему — более совершенной. А там, где есть совершенная любовь, нет никаких тайн, в том числе и о дне окончания нашей земной жизни…

Перевод с хорватского
Ларисы Савельевой