Следующей зимой в Москве по инициативе синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской православной церкви построят ангар для бездомных. Само название сооружения вызывает ассоциации с дореволюционными временами. Тогда московские ночлежки тоже именовали странными названиями – существовала, к примеру, Ржановская крепость (в просторечии – Аржановка). Эта Аржановка, естественно, была не крепостью, а комплексом старых домов в Проточном переулке. А этот ангар – запланирован именно как ангар. То есть твердый каркас, мягкий тент и тепловая пушка для обогрева пространства. Исключительно зимнее сооружение, цель которого вполне конкретна – избавить московских бомжей от замерзания до смерти. Правда, в планах организаторов – благотворительное питание, медицинская помощь, а также кинофильмы и музыкальные концерты перед сном. Но это, разумеется, факультативно, и не особо в это верится – не санаторий, чай.
Инициаторы планировали поставить свою надувную палатку, рассчитанную, кстати, на 50 – 100 человек, в Центральном округе – мотивируя это тем, что именно там расположены главные поставщики клиентуры – вокзалы. Московские власти интеллигентно, но решительно настояли на территории за МКАД – мотивируя возмущенными письмами жителей центра, соображениями криминальной и эпидемиологической безопасности да и вообще здравым смыслом. Потому что, при всем сочувствии к обездоленным, подобное учреждение ну ни разу не Лувр. Лев Толстой, участвовавший в переписи населения 1882 года, описывал уже упомянутую Ржановскую крепость в трактате "Так что же нам делать?": "На Проточный переулок выходят двое ворот и несколько дверей: трактира, кабака и нескольких съестных и других лавочек. Это – самая Ржанова крепость. Все здесь серо, грязно, вонюче – и строения, и помещения, и дворы, и люди. Большинство людей, встретившихся мне здесь, были оборванные и полураздетые. Одни проходили, другие перебегали из дверей в двери. Двое торговались о каком-то тряпье".
Литератор А. Вьюрков писал о той же крепости: "В Проточном бесследно исчезали не только краденые вещи, но и сами ограбленные. Когда начали ломать один из флигелей, в подвалах флигеля нашли несколько человеческих скелетов".
И подобных учреждений было множество. Кроме страшной Аржановки и гораздо более страшной Хитровки всевозможными благотворительными, опекунскими, человеколюбивыми и братолюбивыми обществами содержались дома дешевых квартир имени Г. Солодовникова, ночлежный дом братьев Беловых, Песочный дом в Новопесковском переулке, ночлежный дом имени Ермакова в Орликовом переулке (шестиэтажный, рассчитанный на 1500 человек), ночлежный дом имени того же Ермакова на Краснохолмской улице, комплекс морозовских ночлежек на Гончарной улице, дом бесплатных квартир Бахрушиных на Софийской набережной (в нем проживало более 2000 человек). И это – только самые известные.
Кстати, церковь редко принимала участие в возведении подобных домов. Как правило, помощь ее была более адресная – просто какой-нибудь нищий и сирый прибивался, как кошка, к приходу или монастырю, таскал воду, колол дрова, выполнял прочую нехитрую работу, а за это получал столь же нехитрое социальное обеспечение. Масштабные сооружения были уделом государства и купцов-благотворителей.
Сопоставляя вопрос о сооружении обогревательного пузыря на сотню человек и дореволюционные масштабы аналогичного явления, лишний раз понимаешь, что миф о беспечной и преуспевающей дореволюционной России – не больше, чем миф. Клиенты всех этих ночлежек родились, за редким исключением, не в пречистенских особняках. Они пришли в Москву, часто пешком из прочих городов, в которых жилось еще гаже. Они надеялись наладить здесь, в Москве, свою судьбу, хотя бы что-нибудь заработать – а вместо этого становились хитрованцами, потому что Москва не могла обеспечить весь этот гигантский наплыв соответствующим количеством рабочих мест. И не было в царской России, подобно опять же мифическим Соединенным Штатам, в каждой деревне своей Силиконовой долины. И хрестоматийный чеховский Ванька Жуков остановился в доме у сапожника Аляхина не с целью совершения увеселительной экскурсии по матушке-Москве.
Российская провинция жила в огромной степени мечтой попасть в Первопрестольную, а еще лучше – в Санкт-Петербург.
Николай Некрасов писал в "Элегиях и думах": "Бедняк, живи в губернии: / Там дешевы грибы".
Но и на те дешевые грибы денег хватало не у всех.
Источник: Новая газета
