События последнего времени, связанные с действом в храме Христа Спасителя, заставляют меня сказать по этому поводу несколько слов.
Рискуя получить обвинение в конъюнктурности, поскольку тема эта вызвала достаточно широкую и резко полярную реакцию, попытаюсь, тем не менее, докопаться до сути. Сделать это, на мой взгляд, крайне необходимо, поскольку перед нами не просто какая-то глупая выходка провинциальных дурех, попробовавших встроиться в мейнстрим "актуального искусства", как многие стараются это представить, а тщательно продуманная и точно выполненная провокация, уже вполне очевидно выявляющая тенденции, спрятаться от которых никак не получится. И подобное событие вовсе не неожиданность для тех, кто хорошо знаком с явлением под названием "современное искусство".
Но для того, чтобы понять, что перед нами, необходимо совершить небольшой исторический экскурс.
В XX веке в России и Европе произошли глобальнейшие цивилизационные изменения. Они коснулись одновременно и общественной жизни, и общественного сознания, и общественной культуры. Эти изменения явились вполне закономерными, ибо в большой степени их истоки лежат уже в веке XIX-м, характеризующемся окончательной победой идей Просвещения. Однако лавинообразная катастрофичность этих изменений, наметившаяся в самом начале XX века, позволяет говорить об этом периоде как о наступающем времени кризиса культуры (и даже как о некоем "рубеже культур") – параллельно с кризисом всей общественной жизни как европейского, так и лишь поверхностно европеизированного (как это было, например, в России столетней давности) типа.
Этот рубеж, характеризующийся деформацией и гибелью традиционной культуры – с параллельным возникновением на ее месте явления, называемого модернизмом (который затем трансформировался в contemporary art), в различных искусствоведческих концепциях оценивается по-разному.
Некоторые считают таким рубежом выставленный в 1917 году Марселем Дюшаном писсуар с названием "Фонтан", наравне с первыми акциями "дадаистов", другие – "Черный квадрат" К. Малевича и его "супрематический манифест", третьи – возникновение кубизма и экспонирование "Авиньонских девиц" П. Пикассо. Но в любом случае все эти изменения коснулись не одной лишь формальной стороны искусства и не его якобы ставшего неактуальным в новом веке языка.
Эти изменения коснулись метафизических глубин культуры, всей внутренней духовной ее сути.
Во-первых, основой нового искусства была провозглашена абсолютная свобода, которая изначально подразумевала собой свободу от Бога и от Его заповедей. И если предыдущая культура в своем содержании имела (пусть зачастую лишь только более-менее формально) все-таки христианские корни, то это "новое" искусство последовательно и открыто постулировало свое – чаще всего вполне сознательное – богоборчество!
Во-вторых, на место собственно произведения встал "жест", прямое действие автора, призванное влиять непосредственно на сознание зрителя. Качество произведения искусства стало зависеть не столько от талантливости автора и его личного мастерства, сколько от "актуальности" данного произведения и от его соответствия "контексту" все более обезбоживающегося окружающего бытия.
И, в-третьих, изменился сам статус художника.
Из творца-одиночки он постепенно превратился в часть механизма, часть "коллективного тела", образуемого всевозможными интерпретаторами, кураторами, арт-дилерами и, наконец, самими авторами-художниками, – тела, продуцирующего и структурирующего непрерывный поток самовоспроизводства индустрии современного искусства.
И неизменен то факт, что все глубинные, онтологические сдвиги в культуре Европы начала XX века сопровождали собой возникавшие тогда общественные катаклизмы, образуя с ними единый духовный вектор.
Это единство было настолько неразрывным – в единстве их общего разрушительного пафоса, – что можно со всей основательностью утверждать: именно в духовном смысле призрак коммунизма, материализовавшийся в России, был оборотной стороной призрака "нового искусства". Авангард в целом (и, в частности, футуризм) сопровождал русскую катастрофу, более того – во многом готовил ее и был верным союзником большевиков в первые годы их власти. Активное и изощренное богоборчество – это самая суть авангарда, и потому его симфония с большевизмом реализовалась наиболее полно.
Современное искусство новейшего времени, начавшее активно развиваться после Второй мировой войны, характеризуется возникновением нескольких новых феноменов, в числе которых – наступившее окончательное господство такого явления, как "массовая культура", ставшая синонимом современной западной цивилизации.
"Актуальное искусство", расставшись со своей субъектностью, стало лабораторией, работающей на маховик индустрии массовой культуры. При этом оно не потеряло сущностной связи с модернизмом начала прошлого века, но, наоборот, развило и "обогатило" его опыт. Левые и ультралевые и богоборческие идеи по-прежнему являются его содержанием, а агрессия (нередко нарочито антихристианская) – основной формой. Однако серьезный модернистский анархо-бомбизм футуристов начала прошлого века постепенно структурировался и превратился в часть массовой культуры. Эта агрессия в своей сути вовсе не стала со временем сколько-нибудь безобидной – как раз наоборот: она вполне совпала с основным антихристианским вектором развития современной цивилизации. И если футуристы отстаивали свое право на уничтожение в культуре памяти о Боге – с маузером в руках, то современные авторы делают то же самое в окружении благожелательной критики, всевозможных "правозащитников" и прессы.
В этом смысле весьма показательно, например, одно из последних сообщений прессы по делу нескольких политхулиганок (из дешевенькой попсовой музгруппы) – участниц недавней кощунственной акции-перформанса в московском храме Христа Спасителя – о вполне возможном предоставлении им статуса политических заключенных в качестве "узников совести" (!). И не менее характерно, что с подобной инициативой выступила достаточно известная своим воинствующим либерал-плюрализмом международная правозащитная организация "Amnesty International".
Однако продолжу необходимый исторический экскурс – чтобы затем сделать вытекающие из него выводы, имеющие самое непосредственное отношение к нашему сегодняшнему дню.
Итак, новейший этап актуального искусства характеризуется развитием агрессивного вектора модернизма-авангарда и оформлением в нем некоторых отдельных направлений и тенденций.
Одно из важнейших – акционизм.
Современное искусство постепенно вышло из институционального пространства и вторглось в сопредельные цивилизационные территории. Это вторжение было санкционировано индустрией массовой культуры в целях тестирования массового сознания на готовность или неготовность к внедрению в него новых смыслов. Но основное содержание акционизма не изменилось: по-прежнему его составляло и составляет богоборчество, ультралевые идеи и культ "свободы", неизменно превращающийся в дикую, оргийную разнузданность. Здесь можно упомянуть хотя бы одного из основателей акционизма Германа Нитша и его "театр мистерий", где практикуются страшные сатанинские оргии – с кощунственными репликами на Новозаветные сюжеты (причем оргии эти сопровождаются реальными жертвоприношениями). Но, в отличие от футуристов начала века, это направление приобрело весьма значительные общецивилизационные масштабы и превратилось в некое подобие глобального псевдо-культурного Интернационала.
И именно это явление современного искусства и было продемонстрировано в храме Христа Спасителя.
В связи с вышесказанным сделаю некоторые выводы.
Относительно "общественной" реакции СМИ хочу заметить, что основная подлинно общественная опасность, на мой взгляд, состоит в том, что все в этом довольно-таки гнусном деле постепенно сводится к личностям поистине несчастных женщин (о чем они сами, увы, даже и не подозревают!) – участниц кощунственного перформанса, сознательно совершивших страшный грех и преступление.
Разумеется, их судьба (их вечное спасение), конечно же, сама по себе очень важна и не может быть безразлична христианину, но все-таки для нашего общества гораздо важней судьба русской культуры и русской цивилизации в целом. А судьба эта, уверен, зависит от того, насколько мы можем честно смотреть как на нашу историю, так и на нашу сегодняшнюю жизнь – в том числе и на такую ее часть, как процессы, происходящие в современной культуре и в современном искусстве. Эти процессы не идут где-то в маргинальных и закрытых пространствах, как кажется многим, – они являются мотором и катализатором современной цивилизации. И если мы, как члены Церкви, не хотим в итоге оказаться на цивилизационной обочине, необходимо прямо, ясно и последовательно говорить о серьезнейших вещах современности именно с духовной, христианской позиции.
Мы должны сказать, что христианское общество – более того, общество в целом! – столкнулось (в лице довольно-таки вульгарно дешевеньких акционисток) не только с хорошо организованной провокацией (хотя и это, конечно, здесь явно просматривается), но, главное, с древним как мир "Левиафаном" – с явлением, у которого есть именование и четкие признаки, а в духовном смысле – откровенно сатанинским.
Явление это нашло свое воплощение не только в нашей страшной истории XX века, плоды которой мы пожинаем до сих пор, но и напрямую в ее былой "революционной" культуре.
И глубоко убежден: церковный диалог и тем более церковное примирение с этим богоборческим в самой сути своей, но, увы, продолжающим жить и развиваться явлением невозможен – ни в рамках каких-либо арт-клубов или арт-центров, ни на каких-нибудь столь модных ныне "круглых столах".
При этом важно обратить внимание и на то, что, поскольку Церковь до сих пор так и не сформировала последовательного и профессионального отношения к "актуальному" (= "современному") искусству, представители последнего нередко цинично пользуются этим, откровенно потешаясь над нами, людьми Церкви, как над якобы наивными и "дремучими мракобесами".
Прощая эту агрессию и идя навстречу конкретным лицам, зачастую попросту оказавшимся безвольной игрушкой упомянутого Левиафана, мы, православные христиане, однако, должны ясно понимать всю циничность, всю бездуховность их позиции, постоянно помня именно о такой – единственно подлинной и единственно церковной – оценке подобной человеческой ущербности. Мы также должны констатировать, что акция в храме Христа Спасителя вовсе не случайная и ограниченно единичная провокация. Нет, акция эта является частью хорошо структурированного и широкого наступления анархо-радикального крыла представителей "актуального" искусства. Тестируя реакцию православной общественности, этот глобальный Интернационал "современной культуры" все больше и больше демонстрирует свою антихристианскую экспансию.
А чтобы кому-то не показалось слишком натянутым или излишне резким то, что я говорю, приведу цитату из К. Малевича, который и поныне остается "гуру" и частью предания современного искусства, цитату, в которой он выражает удовлетворение тем, что он и его сподвижники-авангардисты наконец-то "сорвали завесу святая святых Культуры и изрезали ее на портянки, разбили чашу тайн и причастие растоптали ногами; были сорваны венцы сияний авторитетов Искусства и брошены в ящик лома" (Малевич К. Собрание сочинений: В 5-и т. М., 2000. Т. 5. С. 119).
По-моему, прямые аналогии с темой дня – налицо.
Источник: Православие.ру
