В каждом храме, в каждом приходе есть люди, без которых трудно себе его представить, вот уж точно – незаменимые. Храм во имя святого равноапостольного князя Владимира, что в Саратове, в Детском парке, трудно представить себе без регента Елены Романовой. Как-то раз, подготавливая материал для епархиального журнала, я попросила ее ответить на вопрос, с чего начинается приходская община. Она ответила: "С улыбки". Ей свойственны простые ответы. Но за каждым из них – совсем не простой путь.
– Лена, кажется, ты здесь была всегда... А как ты здесь оказалась?
– Я пришла певчей в хор – не в этот храм, а в тот, в маленькое приспособленное помещение в парке, где шли службы, пока храм строили. Это произошло для меня самой неожиданно. Я просто шла через парк и увидела крест с иконкой на кирпичном строении. Церковь?.. Не может быть. Захожу – все как нужно, батюшка служит, хор поет. После службы подошла к регенту: не нужны ли вам певчие, у меня музыкальное образование. Вот так и осталась насовсем. Позже отец Михаил (настоятель храма иерей Михаил Богатырев. – Ред.) благословил регентовать.
– Ты уже пришла к Православию на тот момент?
– Я долгие годы была... сочувствующей Церкви. Сочувствующей, но не более того. Я считала, что я верующая. Я и была, конечно, верующей в определенном смысле. Но та вера, которая была у меня тогда, и та, которая сейчас, это две совершенно разные веры. Нужно было и повзрослеть, и многое переосмыслить, и пережить – чтобы к иной вере прийти.
– В чем же разница?
– Сейчас для меня Бог – это главное. Это цель. А тогда Он и молитвы к Нему были, скорее, средством. Средством для достижения каких-то моих целей. Нужно помолиться, чтоб не было так трудно. А сейчас я, наоборот, благодарю за трудности. Потому что они приводят меня к Нему. Это очень серьезная разница, это противоположный подход.
– Как же произошла с тобой такая перемена?
– У меня поначалу все неплохо в жизни складывалось, и я была вполне жизнерадостным человеком, но в какой-то момент меня начало ломать. Психологически ломать. Мне вдруг стало казаться, что все вокруг плохо ко мне относятся, что все против меня, весь мир. Я одна – правильная, хорошая, честная... и одной мне плохо, а всем хорошо. Такое было состояние – пустоты и страшного одиночества. Года полтора, наверное. А потом произошел в сознании какой-то поворот: может быть, я сама не так хороша? И все дело во мне самой? Это действительно было прозрение. Будто кто-то сказал мне, как я должна жить. Я почувствовала, что вот теперь – жизнь наладится. И действительно – появилась работа, вернулись друзья. Я так благодарна своим друзьям – они поступали со мной не так, как мне хотелось бы, но это было мне необходимо, я только через это могла измениться. Этот поворот, он очень сильно отличался от тех перемен настроения, которые были у меня раньше. Раньше я не осознавала причин, просто не задумывалась об этом.
– А певчей стать почему решила – так неожиданно для самой себя? У тебя работа была тогда?
– Я не работала в тот момент, сидела с ребенком, с Юлей, ей не было еще трех лет. А вообще я много чем занималась после музучилища. Преподавала в музыкальной школе, работала в эстрадном коллективе, потом в магазине управляющей, потом подъезды мыла – когда дочка родилась и деньги нужны были... Но работа как таковая ни при чем, певчей я решила стать не ради заработка. Платили тогда здесь очень мало, копейки, но о заработке у меня в тот момент и мысли не было. Я вообще не задавала себя вопроса, зачем. Просто увидела и пошла. Повело, как говорится.
– Воцерковление – это всегда процесс, это не вдруг с человеком происходит... А как он протекает у человека на клиросе? Какие-то особенности есть?
– Есть. После богослужения всегда – чувство полета. Радости, легкости и полной ясности. Все понятно, все очевидно: и зачем живем, и почему живем. Но это чувство уходит, к сожалению, когда окунаешься в мир. Разница между храмом и миром – она настолько разительна, что нельзя не понять, где тебе нужно быть.
И потом, клирос воспитывает в человеке смирение. Без смирения нет мира, а без мира в храме нельзя. И новенькие, пришедшие в хор, сразу видят, что здесь – мир.
– Что самое сложное в жизни регента? Догадываюсь – собрать людей, создать стабильный хор. Так?
– Хорист должен сам в храм прийти. Те, кого привели за руку, попросили помочь, предложили подзаработать, – они не задерживаются. Они поют какое-то время, потом им это надоедает или у них появляются другие дела. А вот если человек сам пришел и попросился, причем именно в этот храм – именно сюда его почему-то потянуло – тогда совсем другое дело. Тогда его Бог сюда привел, и это его место.
– Но приходится ведь когда-то иметь дело и с невоцерковленными, более того, неверующими певчими?
– Приходится. Но у нас как-то сложились отношения: они стараются не мешать нам, а мы стараемся их не грузить, не ломать. Не навязывать ничего, потому что чем больше мы будем человеку навязывать, тем дальше он окажется от Церкви. Нормальные человеческие отношения помогают человеку принять все, что происходит в храме, и понемногу человек может прийти к осознанию того, что все это не только другим, но и ему надо.
– На Пасху, на Рождество вы поете практически сутками. Служба кончается далеко за полночь, а в восемь утра нужно опять стоять на клиросе. Как вы так можете?..
– Конечно, мы бы не выдержали, если бы это были просто концерты. Но я ведь уже сказала, что после службы возникает ощущение полета. Это ведь не случайно, это благодать, которая помогает. Хотя усталость чувствуется, голова кружится, но радость не покидает. И полутора часов сна достаточно, чтобы восстановиться.
– Православное богослужение – предмет совсем не простой. Устав усвоить нелегко! Как вы у себя на клиросе справляетесь с этим?
– Одно время я пыталась постигнуть все это головой, и мне было очень трудно: ничего понять не могла. И стала действовать иначе, стала сердцем все это впитывать, не осознавать, не рассуждать, а именно впитывать в себя. И постепенно все уложилось, и стало таким ясным, правильным: вот именно так, а иначе невозможно.
– У тебя есть любимое песнопение?
– Я очень люблю простое, обиходное "На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом...". Этот псалом нечасто поется, несколько раз в году, в постовые субботы. Я вижу по глазам певчих всегда, когда мы это поем, что они находятся в каком-то особом духовном состоянии.
– Клиросные нуждаются в благодарности, в том, чтобы прихожане замечали, ценили их труд? Мы ведь далеко не всегда догадываемся сказать спасибо хору после всенощной или утренней службы.
– Мы нуждаемся, конечно, в человеческом отклике. Но у нас в храме такие хорошие прихожане! Настолько тепло, уютно, что хочется быть здесь всегда. Когда мы все один за другим подходим к кресту после службы – люди часто нас благодарят, а для нас это так важно – знать, что мы смогли этим людям что-то дать и вызвать у них такую сердечную реакцию. А бывает и иначе: вроде неплохо спели, грамотно, а той реакции у людей нет, и мы чувствуем себя как-то неуютно. Значит, что-то не то. Церковному хору важно петь не просто грамотно, а с любовью. И помнить, что Литургия – это не концерт. Мы не для того в храме, чтобы себя показывать, мы для того, чтобы помогать людям молиться, именно помогать, а не мешать; а священнику мы помогаем служить, вот наше дело. Мы именно служим, а не выступаем.
– Ты ведь занимаешься и приходским любительским хором?
– Да, приходской хор у нас поет в храме по субботам. Первый год мы с ним потратили только на то, чтоб он хоть сколько-нибудь благопристойно звучал. Это было совсем не просто! Нотной грамоты никто не знает, но желание петь – огромное. Учились распеваться, пели по двое, по трое, понемногу разбирались, что такое унисон, что такое двухголосье... Очень долго, год, наверное, учили Литургию. Сейчас уже все гораздо проще, и в хор приходят новые люди.
– Кто помогает тебе двигаться по духовному пути? Ведь у каждого из нас свои помощники.
– Конечно, отец Михаил! Мы два года уже с ним работаем вместе, были и разногласия, и споры; бывало, что я обижалась, но потом почему-то всегда понимала, что он был прав. В чем разница между регентом и дирижером? Дирижер – это самодостаточная творческая личность, а регент – человек, который отказался от своей воли. Священник молится, регент идет за ним и передает его волю хору. И вот, отец Михаил помог мне это понять. Это, может быть, самый важный его урок.
– А это трудно – отказаться от себя?
– Не знаю... Я отказалась, и мне понравилось. Иногда я возвращаюсь в то, прежнее состояние, и оно мне не нравится. Я уже поняла, что в храме надо не голову, а сердце включать в первую очередь, голову – потом. Нужно, чтобы сердце руководило головой. Тогда и голова будет работать нормально, и верные мысли вовремя придут, и хор будет правильно петь. Иногда – когда сомнения одолевают – надо вообще голову отключить, чтобы появилось какое-то другое зрение. Чтоб другие глаза открылись. Потому что голова, она всегда как бы сверху, свысока за всем наблюдает, а сердце – оно идет изнутри.
– Твоя дочка сразу после школы бежит сюда, крутится среди прихожан, играет в храмовом дворике. Церковь для нее – только место работы мамы или нечто большее?
– Надеюсь, что большее. Мне бы очень хотелось сейчас, пока она еще под моим влиянием, сформировать в ней настоящий духовный стержень. Чтоб потом, когда я уже не буду за руку приводить ее на исповедь, к Причастию, когда она будет делать выбор самостоятельно, ее выбор был правильным.
Источник: Православие и современность
