В начале Пасхальной недели с моей стороны было бы просто грех не поговорить о "христианском сюжете" в русской литературе. Тем более что тема эта по-настоящему сложна и интересна.
Но прежде несколько злых замечаний, простите!
Когда я слышу гневные выступления современных антиклерикалистов против преподавания "основ религиозной культуры" в школе, я плохо понимаю, о чем идет речь. Если о формальном преподавании Закона Божьего, то это, разумеется, абсурд. Так мы докатимся до вопросов на ЕГЭ: "Учеников Христа было... Ответ А: 12; Ответ Б: 1; ответ В: у Христа совсем не было учеников". Или: "Христос родился... Ответ А: в Вифлееме; Ответ Б: Назарете; Ответ В: Саратове".
Но современный школьный учитель-гуманитарий, который не может объяснить детям, что такое Пасха, в чем ее смысл, откуда возникло это название, почему Пасха традиционно является главным христианским праздником в России, хотя в Европе и Америке таковым праздником определенно оказалось Рождество, – такой учитель, на мой взгляд, прежде всего несовременен, отстал от жизни и нуждается в курсах повышения квалификации.
В страшном сне можно представить себе учителя-словесника, который на уроке в школе будет всерьез обличать "душепагубное еретичество" Льва Толстого и говорить, что тот "в гордыне своей дерзнул написать собственное Евангелие". И не потому, что это неправда, а потому, что это такая полуправда, для объяснения которой не хватит всех часов на преподавание словесности.
Но современный, "продвинутый" школьный учитель, мне кажется, все-таки должен иметь в голове "основы" не только религиозной, но и церковной культуры, чтобы, например, на вопрос чада "почему мы красим яйца" не сказать с глубокомысленным лицом "так принято" и дальше молчать как рыба.
Что же касается преподавания русской литературы, то было бы вовсе не грех сильно поменять в ней акценты с социального на духовный аспект, не отменяя, конечно, и социального. Например, в "Записках из мертвого дома" Достоевского главное же не в том, что писатель за что-то "сидел", а в том "ужасе принудительного общения с людьми", который он там испытал и который гораздо понятнее современному подростку с его индивидуализмом, чем "дело Петрашевского". И отсюда уже можно вести речь о том, что такое свобода, ужас свободы, что из всего этого ужаснее.
Я не против, чтобы в школе продолжали изучать "Палату N 6" Чехова, эту поучительную историю о том, что русский интеллигент больше любит думать о себе под водку и огурец, чем что-то делать, отказываясь от водки с огурцом: доктор Рагин ведь спивается, если кто не заметил. Но, по-моему, было бы ошибкой не посвятить один урок рассказу "Студент", да хотя бы просто прочитать вслух то место, где писатель своими словами рассказывает историю тройного отречения Петра: как он грелся у костра, и как не хотелось ему, бедному, идти в холод за своим Учителем на крестную муку, и как он горько плакал потом о своей несчастной и такой понятной измене. Потому что эти слова "томов премногих" богословских тяжелей.
Я бы, как ни странно, вернул в нашу школьную программу "Мать" Горького, потому что как только мы ее выбросили, так тут же в России и появились новые Павлы Власовы в лице прилепинского Саньки. Но я бы объяснил, что это не тот Павел, который взрывал храм Христа Спасителя, а тот, который принес домой картину "Христос на пути в Эммаус", чем несказанно удивил свою глубоко верующую мать. Что друга Павла Андрея Горький назвал так неспроста, как, впрочем, и самого Павла, потому что так же звали апостолов.
Я понимаю, что все эти мои слова не имеют никакого смысла в виду той чудовищной бюрократической системы школьного преподавания, которая навязана нашим учителям чудовищно раздутым чиновничьим аппаратом. Но почему не помечтать в праздники?
Хотим мы того или нет, но в ближайшее время диалог церковной и светской культур в России будет становится все более конфликтным, и причина не в плохих и хороших людях с той и с другой стороны, а в том, что этот конфликтный диалог, созревший к началу ХХ века, был заморожен на время советской власти, а теперь его разморозили, и это "болит", как больной орган после амнезии.
Но, возможно, именно русская литература могла бы сыграть в этом размороженном конфликте "утоляющую" роль...
Потому что если конфликт будет решаться на уровне "спора" Pussy Riot и Всеволода Чаплина, тогда, дорогие мои братья во Христе, нам придут кранты.
Не надо возвращать Толстого в "лоно православной церкви ". Надо просто перечитать его поздние рассказы "Алеша Горшок" и "Корней Васильев", где присутствие Христа настолько явственно, что автору даже нет смысла называть его по имени. Давайте обратим внимание, что не только "Лето Господне" И.С. Шмелева, которое есть в каждом церковном книжном магазине, но и московская часть "Войны и мира" написана "в системе" православных праздников, о чем убедительно написал Андрей Балдин в замечательной книге "Московские праздные дни".
Тургенев в светском разговоре мог пренебрежительно отозваться о Евангелии, как о плохо написанной книге, но он же написал "Живые мощи" – рассказ о высочайшем примере народного религиозного аскетизма и отсутствия страха смерти, от которого, кажется, только один шаг до "Последнего срока" Распутина, но это шаг длиной в целый век, за который, как оказалось, в народе вовсе не выветрился дух христианства.
Источник: Российская газета
