Ювенальная реформа пугает граждан перегибами законотворцев, а власть – далеко идущими последствиями. Антиювенальная кампания, с самого начала не отличавшаяся прицельностью, грозит уничтожить то, против чего никто, собственно, не выступает – ювенальные суды, отправляющие уголовное правосудие над несовершеннолетними и уже успевшие доказать свою результативность статистикой.
Российское общество, судя по высказываниям, преобладающим в интернете и радиоэфире, определилось в отношении к ювенальной юстиции (ЮЮ). Абсолютному большинству тех, кто высказывается, ювенальная юстиция представляется абсолютным же злом и очередным шагом к разрушению семейных ценностей. Возмущение граждан вызвано действиями органов опеки, которые изымают детей из семьи в весьма неоднозначных ситуациях, а также законодательными инициативами, которые распространяют ювенальные нормы на семейные отношения в пугающе туманных формулировках. При этом жертвой антиювенальной кампании станут ювенальные суды, работа которых признаётся эффективной. Одним из пилотных регионов, в которых отрабатывалась модель таких судов, стала Ростовская область – там, где они действуют, подростковая преступность сократилась примерно вполовину. Казалось бы, если ювенальные суды действительно так хороши, как о том свидетельствуют цифры, их стоит всячески поддерживать, развивать успех. Наверняка именно так и случилось бы – если бы развитие ювенальных судов не требовало слишком смелых решений в судебной и пенитенциарной сферах. Политическая система к таким решениям пока не готова.
Откуда страхи
Основной генератор родительского возмущения – действия органов опеки. Телевидение регулярно транслирует истории о том, как опека во внесудебном порядке отбирает детей у родных и приёмных родителей на основании подозрений в жестокости или неисполнении родительских прав. Дело Антона и Ларисы Агеевых, лишившихся усыновлённого сына Глеба по обвинению в его избиении, позже подкреплённому собственными показаниями мальчика. Дело русско-финской семьи Рантала, которое в российском телеэфире обрело статус международного скандала с Павлом Астаховым в главной роли – при том, что вряд ли тянуло больше, чем на семейный скандал: родители то разводились, то меняли решение, муж обращался с жалобой на жену в службу защиты детей, в ответ жена обвиняла мужа в пьянстве, – в итоге ребёнка забирали на время в приют. Наконец, судебная эпопея священника Александра Орехова, право которого воспитывать усыновлённых "трудных" детей опека оспаривает с 2007 года. В том виде, в котором история предстала перед широкой аудиторией, акценты в ней были перенесены с двух взрослых девочек, обвинявших приёмных родителей в избиениях (одна из них поступила в больницу с заражением крови), на малолетних приёмных детей, заявлявших на камеру, что они всем довольны и покидать приёмную семью не хотят. Все эти сюжеты очень разные, в каждом своя неповторимая драма. Выводить из них общую мораль – недопустимое упрощение. Но именно так работает телевизор, всё чаще и всё успешней подменяющий общественную дискуссию скандалом и профанацией. В результате интернет-форумы пестрят категоричными призывами перепуганных пап и мам "запретить опеке отбирать детей". То, что досудебное изъятие детей чаще всего связано всё-таки с реальной угрозой их жизни и здоровью (родители – наркоманы или алкоголики, насилие, антисанитария) – общественность в пылу сопротивления "ювенальщине" игнорирует.
Благодаря массированной антиювенальной пропаганде российская общественность определилась: ювенальная реформа в стране должна быть остановлена. По данным ростовского молодёжного общественного объединения "Поколение Lex", проводившего в 2010 году выборочный анализ интернет-ресурсов, содержащих критику ювенальной юстиции в России, в обсуждении проблемы принимало участие порядка 150 тысяч человек (по запросу "ювенальная юстиция" в Яндексе была получена 501 тысяча страниц, проанализированы первые 30 тысяч). Соотношение противников и сторонников ЮЮ – примерно 1000 к 1. В группах социальной сети "ВКонтакте" аналогичный запрос в разделе "поиск групп" выявил 14 групп (сегодня их 20). Из них противниками внедрения ювенальной юстиции были 13 групп, сторонниками – одна. Соотношение высказываний участников обсуждения в группах "против" и "за" – 1500 к 1.
Казалось бы, глупость и непрофессионализм органов опеки – в тех сферах, где они имеют место – следует лечить законодательно. Как любые чиновничьи перегибы. Если бы не дыры, которыми пестрят законы, регулирующие семейные отношения и защищающие права российских детей, произвол чиновника от опеки был бы невозможен – или подсуден. Однако поправки, предложенные думцами, лишь усиливают общественные страхи.
Поправки с перегибами
Чего стоят, например, рассматриваемые Госдумой поправки к закону "Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации", которые вводят такое понятие, как "надлежащее воспитание ребёнка". Ничего плохого, в общем-то, оно не содержит, определяясь как "воспитание, основанное на уважении к родителям, к России, её истории, традициям и культуре, к Конституции и к законам Российской Федерации, на идеалах мира, терпимости, свободы, равенства и справедливости, дружбы между народами, этническими, национальными и религиозными группами". Но сама попытка продиктовать родителям придуманные кем-то стандарты семейного воспитания, как ни посмотри, выглядит беспардонным вмешательством в жизнь семьи. К тому же другая поправка в этот закон прямо предусматривает наказание родителей вплоть до уголовного "за ненадлежащее воспитание ребёнка", равно как за "неисполнение обязанности по содержанию, воспитанию ребёнка". Расплывчатость этих законодательных экзерсисов оставляет обширное поле для чиновничьих импровизаций. Если я, допустим, пересказываю сыну анекдот о Карамзине, который на вопрос, чем занимаются в России, ответил: "Воруют", – я, стало быть, нарушаю закон? Воспитываю у ребёнка неуважение к российским традициям?
Подобных нелепиц в "ювенальных" законопроектах так много, что впору задуматься о саботаже. Притом что свои позиции в ювенальном вопросе думцы меняют с лёгкостью, – запрета ювенальной юстиции сегодня требуют те же, кто несколько лет назад её поддерживал. "Введение в России ювенальной юстиции приведёт к разрушению семей, разрушению морали, нарастанию демографического кризиса, развалу системы образования, криминализации общества и развалу страны", – утверждает в своём депутатском запросе генпрокурору Юрию Чайке депутат от КПРФ Алевтина Апарина, ранее голосовавшая, как и подавляющее большинство фракции коммунистов, за поправку к закону "О судебной системе РФ" в части введения ювенальных судов (если верить протоколу голосования от 15 февраля 2002 года). Точно так же переменила позицию фракция "Единой России", некогда бурно поддерживавшая изменения, предусматривавшие создание ювенальных судов.
Но настоящий триумф абсурда состоит в том, что в авангарде противников ЮЮ – один из авторов нашумевших поправок, председатель комитета Государственной Думы по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина. Произошедшие с г-жой Мизулиной метаморфозы хорошо иллюстрируют её собственные высказывания разных лет. Из выступления на парламентских слушаниях "Законодательное обеспечение практики внедрения ювенальных технологий...", прошедших 12 ноября 2009 года в Малом зале Государственной Думы: "Цель такого рода технологий (ювенальных. – "Эксперт ЮГ") и системы органов и процедур как раз в том и состоит, чтобы сохранить для ребёнка благоприятную среду, устранить возможные конфликты, которые возникают между родителями, другими взрослыми людьми по отношению к ребёнку и минимизировать вред в тех ситуациях, когда ребёнок сам является правонарушителем".
А вот цитата из доклада "Ювенальная юстиция – идеология антисемьи", прочитанного г-жой Мизулиной на XIV Всемирном русском народном соборе 25 мая 2010 года в храме Христа Спасителя: "С помощью ювенальной юстиции невозможно решить задачу, связанную с сокращением детской беспризорности, правонарушениями несовершеннолетних, ибо ювенальная юстиция имеет дело не с причинами этих явлений, а с преодолением их последствий. По вопросу ювенальной юстиции нельзя быть в чём-то "за", а в чём-то "против". В современных условиях, на фоне падения нравов, духовного разъедания и разрушения института семьи, можно и нужно быть только против ювенальной юстиции. Поддерживать и развивать ювенальную юстицию равносильно строительству дома на "гнилом" фундаменте".
Многолетний сторонник ювенальной юстиции, курировавший вопрос на законодательном уровне, с началом предвыборной гонки прошлого года превратился в яростного противника и ювенальной юстиции, и собственного законотворчества. Возможно, такая эволюция заслуживает одобрения. Сколькие москвичи, к примеру, возликовали бы, узнав, что в своём творчестве разочаровался Зураб Церетели. Но давайте присмотримся, что может быть уничтожено в процессе антиювенальной кампании, идущей под девизом "нельзя быть в чём-то "за", а в чём-то "против"".
Судебное перевоспитание
На Западе, опыт которого был взят за основу при внедрении ювенальных норм и технологий в постсоветской России, ювенальная юстиция – часть многокомпонентной системы, нацеленной на профилактику малолетней преступности, перевоспитание и социальную реабилитацию правонарушителей, защиту ребёнка от насилия (в том числе родительского), защиту интересов детей при разводе родителей. Ювенальные суды западных стран, являясь инструментом реализации социальной политики государства в отношении несовершеннолетних, находятся в тесном взаимодействии со множеством несудебных инстанций – от органов уголовной и социальной опеки до волонтёров и церковных общин, участвующих в процессе перевоспитания правонарушителя. Ничего подобного в России с начала проведения ювенальной реформы не создано.
Судебная реформа, предусматривавшая создание в нашей стране ювенальных судов, началась в 2002 году, когда на обсуждение Думы были вынесены поправки в закон "О судебной системе в РФ" (подробнее об истории вопроса см. справку). В компетенцию ювенальных судов предлагалось передать любые дела – уголовные, административные, гражданские, так или иначе затрагивающие интересы несовершеннолетних. Не только дела несовершеннолетних правонарушителей, но и дела о разводах, лишении родительских прав, дела, связанные с разделом наследства, дела о жестоком обращении с детьми и т.д. Законопроект получил множество замечаний со стороны Правового управления аппарата Госдумы – в том числе связанные с неопределённостью структуры ювенальных судов и с умолчанием о бюджетной цене вопроса – и дальше второго чтения не пошёл.
Но, несмотря на провал поправок, которые должны были стать правовой базой для ювенального проекта, с 2004 года началось внедрение ювенальных технологий в работу российских судов. Начали создаваться модельные ювенальные суды – точнее, в судах общей юрисдикции были выделены специализированные судейские составы по делам несовершеннолетних. Сегодня такие составы работают в судах 52 субъектов РФ, их статус – тот же, что семь лет назад: "пилотные проекты". Одним из первых регионов, в котором начали осваивать ювенальную практику, стала Ростовская область.
Трудные дети: ростовский опыт
Большинство донских "ювенальных" судов занято исключительно уголовными делами в отношении несовершеннолетних. Хотя некоторые суды – например, Таганрогский – рассматривают и гражданские дела. Чаще всего это дела о расторжении брака. Около половины дел о разводе, поступающих в Таганрогский суд, заканчивается примирением сторон (в среднем по России этот показатель в последние годы колеблется в пределах 10-15%). Судьи Таганрогского суда связывают это с тем, что в судопроизводство по таким делам здесь вовлечены профессиональные психологи, исполняющие функции медиаторов.
В общих чертах устройство и методы работы 15 "ювенальных" судов Ростовской области, стратегия которых состоит в экономии уголовной репрессии, заключаются в следующем. При судьях, специализирующихся на подростковых преступлениях, введена должность помощников с функциями социальных работников, в обязанности которых входит сбор информации о жизни малолетнего правонарушителя, поиск причин преступления и ресурсов для их искоренения. В других регионах, ставших полигоном для ювенальных технологий – например, в Петербурге, – эти функции возложены на социального работника, не состоящего в штате суда. Большинство уголовных дел небольшой, реже – средней тяжести в "ювенальных" судах заканчивается условными сроками или примирением сторон. Воришкам и хулиганам дают шанс исправиться.
"Часто преступления подростков вызваны бедностью, неблагополучием семьи, – говорит сотрудник Ростовской областного суда Елена Браславская, проработавшая помощником "ювенального" судьи в течение семи лет. – Помогая такому подростку, мы помогаем обществу избежать появления ещё одного закоренелого преступника. Я помню семью, которая из-за накопившегося коммунального долга была вынуждена продать квартиру и переехать в дачный домик. Четырнадцатилетнему парню при переезде помогали его товарищи. Чтобы их отблагодарить, он украл металлолом, продал, а на полученные деньги накупил сладостей. Что же, отправлять его в колонию? А в рамках "стандартного" правосудия, без применения подходов ювенальной юстиции, финал скорее всего был бы именно таким".
В "ювенальном" суде с малолетним преступником работают. Серьёзные взрослые люди лезут к нему в душу. Возможно, впервые в его жизни. Это не менты, от которых лучше держаться подальше – но это и не училка, которую можно запросто послать. С ювенальщиками это выйдет себе дороже: пошлёшь – можно и в колонию загреметь. Приходится открываться, пускать внутрь тех, кто обещает помочь.
Помогают, например, так.
Существует практика частных определений, обязывающих правонарушителя пройти курс психокоррекции, возобновить или начать учёбу, а учебное заведение – принять его на обучение. Последнее позволило решить существенную проблему: без предписания суда школы и училища предпочитали отказывать "трудным" в зачислении. При этом неисполнение предписания суда поступить на учёбу по закону оставалось основанием для превращения условного срока в реальный.
В муниципальные органы власти ювенальные судьи направляют обращения с просьбой оказать малоимущей семье материальную помощь. В Таганроге такая помощь оказывается непосредственно в помещении суда – в виде одежды и обуви, жертвуемой добровольцами.
С малолетними правонарушителями работают психологи – как правило, это сотрудник уголовно-исполнительной инспекции или муниципального центра соцзащиты. Если раскаяние обвиняемого вызывает у специалиста сомнения, это фиксируется в "Карте социального сопровождения", составляемой помощником судьи в процессе подготовки судебного разбирательства. Мнение психолога может повлиять на то, будет ли в качестве наказания назначен условный или реальный срок. В случае примирения или условного срока собирается консилиум в составе представителей комиссии по делам несовершеннолетних, помощника судьи, психолога, муниципальных работников, где с согласия и при участии родителей решается, что можно и нужно сделать, чтобы подросток не превратился в закоренелого преступника. Существенная деталь: если допрос несовершеннолетнего совершался полицейскими без участия психолога, судья не примет такое дело в производство.
Главный козырь ростовских судей, практикующих ювенальные технологии, – статистика судебных рецидивов малолетней преступности (совершение преступления теми, с кем проводилась реабилитационная работа согласно предписаниям суда). Такую работу могут проводить как органы опеки, так и подразделения, комиссии по делам несовершеннолетних (ПДН и КДН). Бывает, к работе подключаются спортивные секции, которые берут шефство над юным нарушителем закона. "В нашей станице с момента работы ювенального состава рецидив среди несовершеннолетних выше 12 процентов не поднимался, – рассказала председатель Егорлыкского районного суда Валентина Степанцова. – За прошлый год он и вовсе нулевой".
В других населённых пунктах Ростовской области, где работают "ювенальные" суды, рост малолетней преступности снизился в сравнении с прошлым годом на 45–65%, судебный рецидив составил в среднем 8,5%. В тех донских судах, где ювенальные технологии не применяются, показатель малолетней преступности за это же время вырос на 20-30%. В среднем по стране рецидив малолетней преступности составил 30–40%. Статистика, казалось бы, говорит сама за себя. Если к ней прислушаться. "Внедрив ювенальные технологии, мы наладили более гуманную и, что не менее важно, более эффективную систему отправления уголовного правосудия в отношении несовершеннолетних в рамках действующего российского законодательства. Оно несовершенно, но вполне позволяет работать тем, кто хочет и умеет работать, – считает судья Ростовского областного суда, ответственный секретарь рабочей группы при Совете судей РФ по вопросам создания и развития ювенальной юстиции в системе правосудия РФ Елена Воронова. – Те, кто выступает против ювенальной юстиции, попросту не разобрались в вопросе. Не может здравомыслящий человек быть противником совершенствования принятия правовых решений по гражданским делам с участием несовершеннолетних, противником очеловечивания работы органов и учреждений опеки и попечительства, работы с семьями, находящимися в социально опасном положении. Именно в сфере гражданского судопроизводства с участием несовершеннолетних, где не внедрялись и не внедряются ювенальные технологии, творится весь тот чиновничий беспредел, о котором справедливо говорят наши оппоненты".
Ювенальная бессистемность
Объективная проблема существующей в стране ювенальной системы – её фрагментарность. Одна из наиболее очевидных пустот – отсутствие института пробации (уголовной опеки). На Западе функции пробации состоят не только в контроле за условно осужденными. Она работает на социальную адаптацию преступника (в нашем случае малолетнего). В некоторых странах структуры пробации занимаются и теми, кто выходит на свободу из тюрем, помогая им трудоустроиться, контролируя их дальнейшее поведение, предотвращая криминальные "срывы". Кое-где освободившимся преступникам предоставляют специальные общежития, в которых те могут прийти в себя после тюрьмы, привыкнуть к воле.
В России надзором за условно осуждёнными и освободившимися из тюрем (но не их социальной реабилитацией) в том или ином виде занимаются уголовно-исполнительные инспекции (УИИ), милицейские подразделения по делам несовершеннолетних (ПДН), комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав (КДНиЗП). Последний орган принято считать связующим и координирующим – при этом он не является постоянно действующим, созывается 1–2 раза в месяц и работает по положению, утверждённому Президиумом Верховного Совета РСФСР от 1967 года.
"Часто, просматривая дела средней и особой тяжести, видишь, что проблемы с законом у подростка возникли отнюдь не вчера, – сетует Елена Браславская. – Причём начиналось всё с мелочей: плохое поведение в школе, драка, мелкая кража, алкоголь. И ведь все эти ступени криминализации скрупулёзно фиксируют те самые КДН и ПДН. Смотришь, какие меры принимались, – и видишь туманные формулировки, упоминание профилактических бесед и прочий кондовый формализм".
До начала антиювенального похода в стране успели появиться структуры, которые занялись модернизацией, повышением эффективности КДН. Например, Национальный фонд защиты детей от жестокого обращения, проводящий семинары для работников органов опеки, КДН, социальных служб и педагогов, где слушателей на конкретных примерах и под присмотром специалистов учат помогать подросткам, попавшим в трудную ситуацию.
Типичный случай работы по направлению "нарушения прав ребенка" находим в отчётах старшего советника фонда Сергея Борзова: "Маму с сыном направила районная КДН. Мальчику 10 лет, ребёнок от первого брака. Отец с ним не общается. Мать Лена живёт в гражданском браке с другим мужчиной. У отчима с мальчиком отношения прохладные. Мальчик начал подворовывать у одноклассников. Работа сосредоточилась на коррекции поведения матери. В результате она начала чаще хвалить сына, что сделало их отношения более тёплыми. Отчим по её просьбе стал помогать мальчику делать уроки. Бывшего мужа Лена пригласила на выпускной ребенка. Мальчик закончил начальную школу хорошо, случаи воровства не повторялись".
В методологической части супервизорских отчётов г-на Борзова (это учебный материал с массой ссылок на законодательные нормы, описание возможных алгоритмов работы с проблемной семьёй) основной упор делается на то, что задача сотрудника КДК – сохранение семьи и предотвращение ситуаций, грозящих лишением родительских прав.
Сложно усмотреть в деятельности "ювенальных" судов или фондов, содействующих реформированию КДН, угрозу основам семьи. Если только не рассматривать вопрос политически.
Политика на родительских эмоциях
Борьба с ювенальной юстицией, которую, судя по опросам, поддерживает большинство российских семей, – довольно странное явление. Как если бы мы решили бороться за запрет педиатрии – в связи с тем, что российские педиатры плохо лечат наших детей.
Но политическая подоплёка происходящего, на мой взгляд, довольно прозрачна и тривиальна. Могучие российские державники против коварного Запада. Идеальный сценарий игры, которая помогает, стяжав славу защитников семейного покоя, завоёвывать голоса непривередливых российских избирателей, снова и снова готовых выбирать по принципу "лишь бы хуже не было". Так же, как в хорошо забытой ельцинской кампании "Голосуй сердцем", ставка нынешнего патриотического проекта – на страх. В прошлый раз жупелом была алчущая реванша КПРФ, теперь – загнивающий Запад, старательно уличаемый в крайне неприглядных делах. У них не только геи женятся, они ещё и детей из благополучных семей изымают! И насаждают руками своих наймитов-либералов разрушительную для России ювенальную юстицию. Утомлённые нескончаемой битвой за выживание, российские папы и мамы не находят в себе силы разбираться в деталях: что юстиция, что опека – всё одно. И привычно голосуют сердцем.
Госдума пока затягивает решение по ключевым "ювенальным" законопроектам. Что вполне объяснимо: развязать этот узел будет непросто. Допустим, приостановка и даже отказ от исполнения международных обязательств по реформированию судов, принятых Россией на заре ельцинской демократии, особых хлопот не доставит. Но что делать с тем, что успели создать и что показало свою эффективность? В частности, что делать с "ювенальными" судами, долгие годы находящимися в стадии пилотных проектов? Как вписать их в допотопную, вертикально ориентированную судебную систему, в которой суды приучены улавливать сигналы сверху? Как состыковать их работу с кондовой пенитенциарной системой?
Вопросы эти – сугубо политические. Видимо, ситуация может сдвинуться с мёртвой точки только при новом Путине, явление которого прогнозируют продвинутые сторонники действующей власти. Если прогноз прокремлёвских интеллектуалов о том, что власть теперь готова слушать и советоваться, готова перейти от забалтывания проблем к реальной модернизации, не сбудется, с ювенальными проектами в судах, скорее всего, будет покончено, так как доведение этих проектов до логического финала может завести слишком далеко.
Источник: Эксперт-Юг
