Вчера лауреатом Патриаршей литературной премии стала Олеся Николаева. Премия присуждается за совокупность трудов – у Олеси Александровны вышло около 30 книг, в которых православная тематика тонко переплетается с жизненными судьбами людей, зачастую далеких от Церкви, а также личными воспоминаниями и глубокими размышлениями автора. Накануне присуждения матушка Олеся рассказала о своей последней книге "Небесный огонь и другие рассказы".
Ваша новая книга "Небесный огонь и другие рассказы" – вторая в серии издательства Сретенского монастыря, начатой "супербестселлером" архимандрита Тихона (Шевкунова) "Несвятые святые". Какова история создания "Небесного огня"? В чем привлекательность подобных книг для светского читателя?
Эта книга сложилась сама собой и совершенно неожиданно. Я писала огромный по объему роман и попросила своего мужа протоиерея Владимира Вигилянского, в прошлом – литературного критика, и моего друга – известного критика и литературоведа прочитать и сделать "последние замечания" перед изданием. Оба в один голос сказали, что роман слишком растянут, в нем множество историй, которые, быть может, и увлекательны сами по себе, но не имеют прямого отношения к сюжетным линиям. И тогда я эти "лишние" рассказы из романа вынула, но они, собранные вместе, показались мне основой другой будущей книги. И, забросив роман, я принялась ее писать. В начале 2011 года вышла их первая сокращенная публикация в журнале "Знамя" под названием "Деньги для Саваофа", потом той же осенью в издательстве храма Святой мученицы Татьяны была издана в более полном варианте книга "Чудесные истории", а в марте этого года в издательстве Сретенского монастыря – "Небесный огонь и другие рассказы", где есть и совсем новые сюжеты. А роман, с которого все начиналось, так у меня и не дописан...
Что касается читателя, то, думаю, ему интересна та новая реальность, которая открывается и в книге архимандрита Тихона, и, смею сказать, в моей. Это реальность жизни не только "в контексте современности", но и в контексте священного времени Церкви. Ведь верующий человек общается не только с родственниками-друзьями-коллегами-соседями-согражданами-иностранцами и т.д., но и с миром ангелов и святых, обращается к Матери Божьей и к Самому Господу. И не остается без ответа.
В книге много личного. Сложно ли было делиться подробностями своей жизни? Нет ли в планах книги в мемуарном жанре?
В жизни я встречала удивительных, уникальных людей, каждый из которых мог бы стать прототипом литературного персонажа. С уникальным человеком происходят и уникальные истории, заключающие в себе символические смыслы. Все это хочется осознать, зафиксировать, поведать об этом городу и миру. Если в моих романах присутствует изрядная доля вымысла и литературные герои не напрямую соотносятся со своими прототипами, то в "Небесном огне" они почти соприкасаются. Что касается мемуаров, то этот жанр весьма двусмысленный. С одной стороны, об умерших людях хочется написать нечто торжественно-надгробное. С другой, такой парадный портрет не дает никакого представления о живой личности с ее тайнами, особенностями, быть может, слабостями и изъянами. Писать о ней, вооружаясь внутренней цензурой, – бесцельно да и неинтересно. Писать "всю правду, какую я знаю об этом человеке" – быть может, интересно, но как-то сомнительно. Меня тут попросили написать воспоминания о поэте Семене Кирсанове, так у меня ничего не получилось: я застыла, как буриданов осел, между этими двумя возможностями.
Чем Вам особенно важно поделиться с читателем?
Я пишу тогда, когда уже не могу без этого дальше жить. Для меня это форма осмысления мира, его гармонизации. И отношения с читателем здесь таковы: если я писала с воодушевлением, с радостью и страданьем, если я много душевных сил вложила в свое письмо, то обязательно найдутся люди, созвучные моей душе. Им это будет также необходимо прочитать, как мне было – написать. И мои читатели – так получается – в трудную минуту всегда приходят мне на помощь. Как только у меня наступает период внутренней смуты, душевного ненастья, слепоты к чудесным поворотам судьбы и жизни, когда мне кажется, что все – напрасно, обязательно ко мне подходит какой-нибудь незнакомый человек (на улице, в храме, на каком-нибудь литературном вечере) и говорит, как ему в свое время помогла та или иная из моих книг.
Можно ли сказать, что в последнее время православная проза вышла на новый уровень? Что могут сделать церковные авторы и издатели, чтобы удержать и приумножить недавно приобретенного читателя?
Я вообще считаю, что вся хорошая литература – по сути, и есть православная, даже если в ней не упоминается ни Церковь Божья, ни храм, ни батюшка, ни Господь. Ибо, как сказал Пушкин: "Цель поэзии – не нравоучение, а идеал". Если, действительно, целью является идеал, создание ценностей, то тут действует принцип: "кто не против нас, тот за нас". Я уверена, что все подлинное, духоподъемное, талантливое укореняется в бытии. Задача православных издателей найти среди псевдолитературного мусора сокровища и преподнести их читателям. Наш народ – логоцентричен, даже литературоцентричен, оригинален и талантлив. Но не всякому талантливому человеку удается обнаружить себя в публичном пространстве, где действую специфические механизмы "самопрезентаций" и "раскруток".
Источник: Татьянин день
