Синдром "душки"

В православных кругах есть не самая веселая шутка о том, что если наиболее благочестивая "душка" (студентка духовного училища) вышла замуж – в храме ее больше не жди, и потому семинаристы порой даже слышат экзотические рекомендации выбирать жену на ближайшей дискотеке. Но на опыте личном и знакомых – а нам не случалось учиться в ДУ – могу дерзновенно предположить, что "синдром душки" в более – или менее – мягком варианте знаком очень многим женщинам, впервые переступившим порог храма в сознательном возрасте. Чтобы испытать его на себе, не обязательно выходить замуж – он, к сожалению, может сразить и монахиню, и строго говоря, в отдельных формах на мужчин тоже распространяется. Проявляется он в том, что человек в определенный момент говорит себе: "Всё, довольно! Сколько можно над собой издеваться? Религия не для меня". Если речь о женщине, то она в этом случае облегченно выносит на помойку "долгополую дрянь", служившую ежедневным одеянием, и празднует это как акт освобождения женской природы от уз ханжества и мракобесия.

Конечно, бывает в таких случаях не только бунт задавленной женственности. Это вообще бунт природы со всеми ее потребностями и способностями против новой и неродной для нее формы существования. Так же бегут из провинциальных монастырей добровольно заточившие себя подальше от "суетных" кистей и красок талантливые художники, бросают учебу в семинарии "технари" по призванию, "озверевают" православные домохозяйки, слишком поспешно бросившие любимую работу ради "смирения". И от былой истовости остается лишь чувство раздражения на Церковь, которая "отняла лучшие годы". Но Церковь ли их отнимает?Церковное "детство" для многих из нас наступает во взрослом возрасте, но в вопросах духовной жизни мы действительно начинаем действовать вполне по-младенчески – по образцам. Но Церковь ли их отнимает?

Церковное "детство" для многих из нас наступает во взрослом возрасте, но в вопросах духовной жизни мы действительно начинаем действовать вполне по-младенчески – по образцам.

Образцы мы берем, с одной стороны, книжные – и никак не меньше аскетических творений, даже если сами живем в семье, а не в пустыне, подобно тем же самым аскетам-одиночкам. С другой – живые образы поведения на том приходе, где оказываемся в пору неофитства.

Смутно припоминаю, что первое влюбленное вглядывание в церковную жизнь совершенно некритично, это свойственно и любой влюбленности. Так, впервые попав в монастырь и прожив там несколько месяцев, я начала с ужасом подумывать о прозорливости местного батюшки – мне и в голову не могло прийти, что в сем святом месте кто-то из сестер может элементарно "стучать" (ну, или просто жаловаться). Казалось абонемент на святость выдается прямо на входе в сестринский корпус. И при такой некритичности фасон юбки, манера повязывать платок и "Спасибо" в обязательной форме "Спаси, Господи!" кажутся догматически не менее – а, пожалуй, и более – важными, чем орос Вселенского собора.

Строго говоря,

до чтения соборных постановлений или хотя бы катехизиса начинающий христианин может так никогда и не дойти, будучи искренне уверенным, что живет полнотой христианской жизни,

если соблюдает все внешние установления (в той именно форме, с которой познакомился на приходе) и выстраивает жизнь в соответствии с понравившимся идеалом – например, идеалом безбрачия. Еще не разобравшись на начальной стадии с вопросом зачем становиться христианином, мы рискуем все свое рвение направить на то, как им стать. Но в долгосрочной перспективе – не решим и этот вопрос.

Часто женщина, придя в Церковь, воспринимает как данность не только дресс-код, даже в его экзотических проявлениях (я, например, пожив в монастыре, долгое время была уверена, что девушке, делая прическу, пристало исключительно расчесываться на пробор и плести косы, а прочие витийства на голове есть признак греховного нездоровья этой самой головы!). Женщина еще часто усваивает стиль некой болезненной скромности в поведении во-первых, и идею монашества как единственного пути ко спасению – во-вторых. Максимальная уступка "женской слабости" со стороны начинающей христианки – это убеждение, что если уж становиться женой, то непременно будущего священника. А упомянутое отсутствие критического взгляда не позволяет даже задуматься о том, что Господь и без нашей помощи мог бы сотворить женщину уродливой, если бы считал уродство необходимым средством спасения, и не стал бы устанавливать таинство брака, если бы безбрачие было панацеей от греха.

Лет после сорока игра в монашество без истинного призвания может закончиться:

бегством из монастыря тех, кто уже успел дать монашеские обеты, а для тех, кто не успел – сомнительным с церковной точки зрения и недолгим союзом "с первым встречным". Дает сбой и желание "стать матушкой", (равно, как иногда и батюшкой), если оно было лишь данью церковной "моде". Замужество, реальная семейная жизнь со специфическими проблемами священнических семей так грубо прикасается к этой идее, что развод в семье священника по инициативе супруги – дело, ставшее почти обычным. Особенно, если и будущий батюшка подходил к браку с некой отвлеченной идеей, почерпнутой из книг или бесед с приходскими "женихами" – например, идеей о том, что жена не должна работать и получать образование ни при каких обстоятельствах, способностях и личных предпочтениях. А после жены сбегают из-под гнета "в Москву, в Москву", не желая "губить свою молодость с этим мракобесом".

Впрочем, в отношении образования и способностей мы себе и сами бываем палачами: в неофитском пылу легко принять за богоугодную простоту умение лаптем щи хлебать, бросить учебу или перейти с престижной работы в уборщицы храма, дабы "не надмеваться". А потом – кусать локти и обвинять Церковь.

Часто мы чувствуем, что "перегнули палку" и производим изменения в своей внешности и привычках "стиснув зубы". Это похвальная решимость, если речь о греховной привычке, но если мы просто поспешно остригаем в себе все, что не относится к "единому на потребу" – есть риск, что в Будущем мы этого Богу не простим, хотя Он от нас такого мазохизма и не требовал. Почему-то поначалу мы бываем искренне убеждены, что жить благочестиво – это значит вечно мучиться и "давить себя", а получать от жизни удовольствие – неправославно. Между тем разве что католический юридизм относится к человеку как к "незаслужившему", а нам лучше помнить, что и не заслужим, зато Господь – подарит: "любовь, радость, мир...", а не только долготерпение.

Не подумайте, что автор проповедует "махровый либерализм и обновленчество" как способ предупредить описанные проблемы. Хотя, что может быть либеральнее слов апостола Павла о том, что "все мне позволено, но не все полезно". Думается, что попав в церковную среду, мы просто не должны спешить определяться по имеющимся образцам с вопросом, "кем быть" и как.

Для начала, стоит разобраться: а кто я уже есть?

Что мне полезно: действительно временно себя "посмирять" и облечься в хламиду, потому что поведение мое до воцерковления было непозволительно ветреным, или не стоит своим неумеренным "внешним опрощением" изводить супруга? Действительно ли я рвусь в монастырь или просто знаю, что "это хорошо" и с сестрами уже подружилась? А если и рвусь, то надолго ли хватит рвения? Ошибешься – и однажды природа, спрессованная чуждыми ей поведенческими моделями, "спружинит" и сбросит "оковы мракобесия".