Глава думского комитета по культуре, русский режиссер Станислав Говорухин высказал намерение ввести для отечественного кино нравственные ограничения. Мысль ни в чём не крамольная, но для нынешнего наэлектризованного времени – ещё один повод для перепалки.
Вот и меня спросили, какова моя позиция по этому поводу. А мне совершенно неинтересен разговор в стиле "поддерживаю"-"не поддерживаю". Я о другом подумал. Насколько же сложно всё с вопросом об этих самых нравственных ограничениях в искусстве! Насколько уязвимы и по-человечески погрешимы даже самые любимые кинотворения, если начать судить их "по гамбургскому счёту"... В том числе и любимые мной, великие фильмы самого Станислава Сергеевича. В том числе и "Место встречи изменить нельзя". Сериал, название которого вынесено в заголовок программной статьи самого-самого первого номера "Фомы".
Да-да. Если мы согласны, что главная цель подлинного искусства – поиск идеала (и нравственного, и эстетического) и положительного героя, то и с этим фильмом есть проблема. Кто в нём становится для зрителя по-настоящему любимым и "правильным" героем? Шарапов? Ну, нет, никак. Никак не дотянуться ему до великого следователя Глеба Егорыча. До Жеглова – который к тому же ещё и Высоцкий. Да и сам режиссёр, когда можно стало говорить неполиткорректные вещи, мгновенно признал: да, я целиком на стороне Жеглова.
Он выбрал себе в герои его. Хотя авторам первоосновы фильма, романа "Эра милосердия",
братьям Вайнерам Жеглов не просто несимпатичен. В нём они словно прозревают то, что окончательно стало драмой нашего времени: победа преступной "морали" над теми, кто должен бороться с преступностью.
Глеб Егорович не признает и вряд ли поймет, что в пылу битвы с бандитами, он запутался и по сути стал предателем. И бандиты уважают и побаиваются его не потому, что он так уж крут, а поскольку он – "свой". Но свой среди чужих, среди "ментов", а потому вызывает уважение и опаску.
Сценарий вкупе с режиссурой позволяют задрапировать тот факт, что Жеглов – предатель. И что он как милицейский оперативник (именно в силу своей криминальной морали) вчистую проиграл новичку, фронтовому разведчику Шарапову.
Давайте забудем про любимый рррычащий голос, но проанализируем сам сюжет, итоги операции, которую ведут эти двое. Кто на самом деле раскрыл убийство "гражданки Груздевой" и оправдал невиновного? Шарапов.
Кто смог без "подбрасывания кошельков" и шантажа получить от преступника письменный пропуск (!) в банду? Шарапов. Кто привёл банду на место встречи, где бандитам пришлось бросить оружие на снег? Снова Шарапов!!! Жеглов делится опытом, помогает, стоит горой за "своих", метко стреляет... Ну, и что же? В конце концов, Шарапов уже потому на голову выше Жеглова, что даже уголовник, штрафник из банды не желает предать своего бывшего командира. Не потому, что тот для уголовника "свой" (Жеглова на кусочки бы искромсали), а потому, что уважает в нем настоящего, хорошего человека. Который не крал и не предавал. Как Жеглов. Который, пожалуй что, предал Шарапова, который кричал не стрелять в спину своего бывшего солдата. "Уйдет", – сказал Жеглов. И выстрелил. Цель оправдывает средства. А значит, слова друга, слова Шарапова – пустой звук.
Прав Груздев-то: гнилой человек Жеглов.
Возможно, он в прошедшем был герой и "благородный дон" (по Стругацким). Но давно уже запутался в своих "методах" и шашнях с уголовниками. Как говорит разведка, "лаз замылился". Потом последователи Жеглова начнут в допросной шантажировать и пытать... Да и тогда тоже шантажировали и пытали – о чём Вайнеры прекрасно знали. Потому и написали о том, как же не хватает шараповых и как тяжело им рядом с жегловыми. Которые переступят через любого.
Но фильм-то расставил всех иначе. Затенил и замазал моральную и фактическую, по результату, победу Володи Шарапова. Заставил зрителя влюбиться в Жеглова... Гениальный все-таки режиссёр – Станислав Сергеевич! И я сам люблю и помню почти каждый кадр "Места встречи". Но "порезать ножницами" по этическим соображениям или даже "положить на полку" можно при желании и этот шедевр... Хорошо ли это?
О поисках красоты, в том числе и в искусстве, по-моему, точнее всех сказал Достоевский устами своего героя.
Есть два идеала, Божеский и "содомский", демонический. Есть не только красота святая, но и та, что искушает.
И в силу грешной нашей природы они теснятся, борятся в нас. Бог и дьявол борятся, и поле битвы сердца людей. Каждого человека. Одного человека. В том числе и создателя произведения, и его читателя или зрителя. Спасти от каких-то издержек такой свободы чисто механически – невозможно. Невозможно воспретить мне чувствовать, желать, думать. Однако противоядие – необходимо.
Отличать хорошее от дурного можно только в том случае, если ты имеешь некую нравственную прививку. Сама по себе цензура ею не является.
Существовала же в советские времена серьезная цензура. Но как только она исчезла вместе с рухнувшим строем, мы увидели самые уродливые, жуткие проявления человеческого греха, в короткий срок погрузились словно в ад, где прежние люди вдруг разделились на "бригады", бомжатники, землячества... Значит, этот ад жил в нас несмотря на цензуру. Выстояли те, кто не запутался вслед за жегловыми. Кто не стал рассуждать, "работают" или не работают слова Нагорной проповеди, "эффективны" или нет данные нам Заповеди, а решился жить по ним и верить Богу, следовать Его "вектору".
Этого противоядия нам не хватает. А нужно ли обществу, нужно ли государству вводить нравственные ограничения? Смотря какие. Пока, читая комментарии Станислава Сергеевича, я нашёл лишь один конкретный пункт: ограничить матерщину на экране, в любом виде... По-моему, не о чем и спорить: давно пора.
Источник: Фома
