В сентябре прошлого года в Саратовской митрополии было создано православное историческое общество "Возрождение" – в него вошли потомки репрессированных священнослужителей и пострадавших за веру мирян. Восстанавливать память о предках, не дать нам забыть об их страдании и подвиге – еще и для того, может быть, чтобы мы поняли, насколько нам по сравнению с ними легко и как велик, соответственно, наш долг – вот в чем эти люди увидели свою задачу. Сегодня мы публикуем рассказ одного из самых молодых членов "Возрождения" Евгения Проклова – он разыскал все, что смог, о своем родственнике, иерее Михаиле Алефиренко.
Михаил Алефиренко с внучками Антониной Алексеевной и ВеройВ меру своих скромных сил я составил повествование о своем прапрадеде, священнике Михаиле Алефиренко; моя бабушка, Антонина Алексеевна Гайворонская, рассказывала мне, что дед пострадал за веру христианскую. Ей на момент смерти отца Михаила было всего 12 лет, и она лишь немногое могла поведать о нем. Говорила, что наши дальние родственники, приезжая из других городов, почитают батюшку как святого, считают своим долгом посетить его могилу, открывают ему там свои горести... А что скупо сообщат нам сухие строки уголовного дела из архива УФСБ? Как передать тяжесть того пресса, давившего людей в конце 20-х годов прошлого века?
Михаил Петрович Алефиренко родился в ноябре 1870 года в украинской крестьянской семье в Покровской слободе. Много там жило солевозов, а еще больше было хлеборобов и земледельцев. Поселение потихоньку росло и к 1914 году стало городом Покровском. До революции будущий батюшка занимался землепашеством. У Эльтонского тракта, где сейчас находится поселок Пробуждение, у его семьи было поле, на котором они выращивали овощи, пшеницу и другие зерновые. Держали несколько коров, лошадей и овец, в общем, трудились от души; семья была большая и дружная. В русской печи пекли душистый хлеб на дрожжах из хмеля, из коровьего молока пахтали вкусное масло. Дом у семьи Алефиренко, как и у тех, кто жил рядом с ними, был сложен необычным для наших современников способом – из самана. Смесь навоза, глины и соломы утаптывал копытами конь, потом эту массу рубили на блоки топором, после чего они высушивались на солнце и использовались как стройматериал. После постройки хаты обмазывали глиной снаружи и внутри, затем белили; крыши покрывали снопами из травы или приозёрного камыша.
Через несколько лет после революции Михаил Алефиренко стал служить по духовной линии. Такое решение говорит о мужественном характере и любви к Богу, поскольку государство тогда обрушивало на духовных пастырей и тюрьмы, и высылки, и расстрелы. Учился ли отец Михаил в Саратовской семинарии, точно неизвестно – та была закрыта в 1918 году, а в анкете, в графе "образование", батюшка написал "сельская школа". В сан священника он был рукоположен в 1924 году в Москве. После закрытия семинарий епископы рукополагали простых прихожан, лишь бы они были грамотны, знали церковнославянский язык и могли запомнить ход богослужения. Арестованных диаконов и священников надо было кем-то заменить. Возможно, Михаил Алефиренко был одним из таких людей. Внучка Михаила Петровича Алефиренко, моя бабушка, вспоминала, что дома у деда хранилось множество церковных книг, которые он перед смертью передал саратовскому Свято-Троицкому собору.
В начале 1920-х годов в Покровске еще был слышен тихий и торжественный колокольный звон. Благодатные Таинства питали многие души. И как ароматный фимиам в лучах солнечного света, поднимались молитвы верующих на богослужениях. В живописном центре города, там, где теперь памятник Калинину и детсад, красовалась церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Если б мы тогда прошли от нее по улице Покровской (теперь Ленина) по направлению к вокзалу, то полюбовались бы и Крестовоздвиженской, и Петропавловской церковью. На этой улице, кстати, и жил отец Михаил – в доме № 75. А еще на горе у кладбища на Полиграфической в то время высилась Александро-Невская церковь, а на перекрестке улиц Рабочей и Телеграфной стоял прекрасный храм в честь Вознесения Господня. Простите за обилие географии – хочется, чтобы мои земляки представили их расположение.
В 1929 году большевистские газеты обрушили свой гнев на храмы и церковнослужителей. Требовали прекратить звон, колокола снять и переплавить, церкви отдать под клубы, больницы и школы. Горькое время. Из шести храмов Покровска уцелел лишь Свято-Троицкий, с которого сняли кресты и купола и превратили в библиотеку. Старожилы утверждали, что над руинами взорванного Покровского храма несколько дней были слышны стоны и плач – будто Богородица оплакивала безумие несчастных людей, разрушавших святыни.
И вот в эти годы по какому-то навету одиннадцать покровчан вместе с батюшкой Михаилом были арестованы. Обвинили их в том, что якобы "эти кулаки создали группировку для организованного сопротивления мероприятиям советской власти путем агитации среди населения". Людей, зарабатывающих на жизнь трудом, и трудом нелегким, пахотой и скотоводством, тогда запросто можно было обозвать кулаками и вредными элементами. На допросе священник Михаил Алефиренко держался достойно, сказал, что никого сам не агитировал, дружбы не имел, от других не слышал агитации против мероприятий властей. И писать подробно, кто и что говорил по вопросу классового и земельного устройства, отказывается. В январе 1930 года Тройка ОГПУ приговорила его к высылке в далекий Северный край на три года, плюс еще три долгих года ему было запрещено проживать в Нижне-Волжском крае. Имущество конфисковали "до трудовых норм". Точное место высылки, город, в деле не указали, родственники говорили о Воркуте.
Во время войны сын священника, Алексей Михайлович, получив бронь, работал молотобойцем в кузнице паровозного депо. Огороды выручали в те трудные годы многих, и железнодорожникам выделили земельные участки в лесу за речкой Став. Там же собирали съедобные травы, грибы и ягоды. Сноха священника – Александра Николаевна Алефиренко (девичья фамилия Комарь) – трудилась на укладке снарядов в ящики на заводе имени Урицкого. Потом ее призвали рыть окопы под Сталинградом. И отец Михаил, возвратившийся уже тогда из ссылки, был за няньку у малых внучек. Варил им овощи с огорода да затируху из муки – это была основная пища в то голодное время. Своей заботой, добротой и теплом он запомнился им на всю жизнь. Родные очень уважали батюшку.
Старшие дети священника были взрослыми, жили отдельно от него на момент ареста, и их репрессии не коснулись. Но, как рассказывали родственники, матушку, его любимую Пелагею Григорьевну, выслали с тремя детьми-подростками в город Караганду, в Казахстан. Жестоко разлучили семью. Из Казахстана Пелагея Григорьевна уже не вернулась. Заболев тифом, она и один из ее детей отдали там Богу душу. Старшая дочь батюшки Михаила, Вера, ездила туда за оставшимися детьми Василием и Иваном, которых нелегально, без документов, привезла домой. Совсем еще молодыми они были призваны в армию и воевали.
Однако в военные годы власть смягчила свое отношение к Церкви, и отец Михаил смог вернуться к священническому служению. Его внучка – моя, как уже сказано, бабушка – вспоминает, что батюшка ездил служить вдвоем с псаломщиком Вразовским по вверенным ему окрестным селам. По всей видимости, она имела в виду Безымянку и Квасниковку – самые ближайшие окрестности. По просьбе людей исполнял он требы и на дому. Крестить ли кого надо было, исповедовать или венчать – для каждого находил внимание и доброе слово. А через Таинства, совершаемые православными священниками, Сам Господь изливал благодать в сердца людей. Эта благодать содействовала людям, помогала им стойко терпеть скорби и жизненные трудности, помогала творить добрые дела и отвращала от злых.
Пелагею Григорьевну, которая родила двенадцать детей, отец Михаил очень любил, жалел и молился за нее. Разлучила их власть земная, но верю, что в Царстве Небесном они вместе. Как и другие верные венчанные супруги. Батюшка попросил, чтобы газетный сверток с ее волосами положили в его могилу, и поэтому на кресте, установленном на Воскресенском кладбище, вместе с фотографией иерея есть и их общее фото.
Умер батюшка после службы в Троицком соборе Саратова, куда было собрано духовенство Покровска и Саратова на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, 7 апреля 1949 года. На похоронах повозка с его телом, сопровождаемая священниками и большой массой народа, проследовала до Воскресенского кладбища, где его предали земле. В 1989 году решением Президиума Верховного Совета СССР священник Михаил Алефиренко был реабилитирован.
Я старался нарисовать его портрет, но у меня, конечно, получился только набросок: слишком мало сведений удалось получить. В моих поисках мне помогло общество потомков репрессированных священнослужителей. Надеюсь, что на эту публикацию откликнутся дальние родственники или родственники тех, кто знал отца Михаила, и дополнят мой рассказ.
Источник: Газета "Православная вера"
