Ровно двести лет назад, в середине октября 1812 года, Наполеон Бонапарт начал вывод французских войск из Москвы. Такого опустошения древняя русская столица не помнила со времён монголо-татарских набегов. Как сообщают историки, из 9158 каменных домов было полностью разрушено 6532, из 8520 магазинов – 7152.
Мне нравится
Из 290 московских церквей в пожаре войны погибло 127, остальные стояли разграбленными. Когда русские войска вернулись в Москву, на улицах города лежали непогребёнными около двенадцати тысяч погибших французскихсолдат и мирных жителей и столько же трупов лошадей.
Впрочем, все эти факты ни для кого не секрет. Мало кому известно, что за время пребывания в Москве на Наполеона не было сделано ни одного покушения, хотя такие планы существовали, а возможность убить полководца предоставлялась не раз. Об этихмалоизвестных и любопытных фактах сентября – октября 1812 года рассказал в своей книге "Век Наполеона. Реконструкция эпохи"известный историк и журналист из Барнаула Сергей Тепляков.
"... Сам Наполеон покушений в общем-то не опасался, у него и охраны в нынешнем её смысле не было – он был убеждён, что его не за что убивать. 13 октября 1809 года в Вене был схвачен студент Фридрих Штапс, собиравшийся убить Наполеона огромным кухонным ножом. Наполеон приказал выяснить, не сумасшедший ли этот молодой человек. Он обещал Штапсу прощение, если тот раскается в своей попытке, однако Штапс отказался, заявив, что всё равно должен убить императора, так как этим "окажет великую услугу своей стране и Европе". Рапп, доложивший эти слова Наполеону, пишет: "Император остолбенел". Ещё долго после того, как Штапс был расстрелян, Наполеон помнил о нём: "Этот несчастный не идёт у меня из головы. Как подумаю о нём. Мысли мои теряются. Это выше моего разумения". Неизвестно, помнил ли Наполеон о Штапсе в Москве, но прогулок по городу он не совершал (да и вряд ли поездка по сожжённым улицам Москвы была бы большим удовольствием)".
"... В Москву с целью покушения на Наполеона ходил Фигнер. О намерении вернуться в Москву для убийства Наполеона Фигнер начал говорить ещё до того, как русские оставили свою столицу: ещё в Филях, узнав о решении Кутузова, Фигнер заявил: "Ежели бы мне дали волю и дозволение выбрать человек пятьдесят охотников [т.е. добровольце. – Г.П.], я пробрался бы внутрь французского лагеря, до места пребывания Наполеона, и непременно бы убил его, и хотя я уверен, что и сам бы жив не остался, но охотно бы пожертвовал жизнью". <...>
По тем временам затея Фигнера считалась подвигом сомнительным. Ещё в Филях офицеры назвали её варварством. В воспоминаниях есть записанная через третьи руки беседа Ермолова с Кутузовым, который, узнав от Ермолова о планах Фигнера, вспомнил, как в Древнем Риме Фабриций, получив от своего врача предложение отравить Пирра, отослал этого доктора к Пирру как изменника. Кутузов будто бы сказал Ермолову: "Если бы ты или я стали лично драться с Наполеоном явно... Но ведь тут выходит тоже как бы разрешить из-за угла пустить камнем в Наполеона...".
Во время пребывания Наполеона в Москве князь Гагарин поспорил (как тогда говорили, "побился о заклад") с приятелями, что доставит Наполеону два фунта чая. Надо полагать, вся компания была изрядно пьяна. Однако даже когда все начали трезветь, было поздно – в те времена такие вещи в шутки не обращались. Каким-то чудом Гагарин через аванпосты проехал в Москву и даже достиг Наполеона, которому, видимо, хотелось хоть какого-то разнообразия. Гагарин потом излагал его диалог с Бонапартом так:
– Какое у вас ко мне дело? – спросил Наполеон.
– Я поспорил с целым сообществом, что ваше величество не откажется отведать нашего московского чая, представляющего из себя для Москвы национальный напиток.
– И только за этим вы ко мне заявились? – спросил Наполеон, не сдерживая насмешливой улыбки.
– О, нет! Кстати, хотел на деле убедиться, так ли французы гостеприимны и галантны, как о них рассказывают.
– Французы снисходительны и любезны! – проговорил Наполеон и приказал окружающим его пропустить князя Гагарина обратно в русский лагерь.
Пари было выиграно, а Гагарин прославился на всю жизнь".
Впрочем, Наполеон в Москве общался из русских не только с князем Гагариным. Так, например, он отправил в Петербург с письмом к императору Александру Первому сорокапятилетнего московского помещика, не успевшего эвакуироваться с русской армией, Ивана Алексеевича Яковлева – отца пятимесячного малыша, который впоследствии станет известен как Александр Герцен. До этого почтальоном Наполеона был переводчик Филипп Иванович Рухин. Ни у кого из них и в мыслях не было нанести какое-либо увечье французскому императору.
Как видим, убить Наполеона в Москве было технически несложно. Никто не сделал этого исключительно из-за представлений чести. Никто не решился, выражаясь словами Кутузова, "из-за угла пустить камнем в Наполеона".
Источник: Татьянин день
