Мысли, которые мне хотелось бы высказать в этой статье, возникли не сегодня и не вчера – речь идет о довольно устойчивом явлении, которое встречается и в гражданской, и в церковной жизни. Явление это не новое, и у него есть устоявшееся название – фрондерство. Французское слово "fronde" отсылает к детской игре, и словарь определяет фронду как "непринципиальную, несерьезную оппозицию, гл. обр. по мотивам личного или группового порядка". Для фрондера принципиально бранить любое начальство вообще, и священноначалие в частности; церковный фрондер может быть крайним либералом, требующим от Церкви пересмотреть заповеди Божии (особенно седьмую) или крайним фундаменталистом, который не может перенести, что Патриарх сказал что-то хорошее о католиках. Это не принципиально – есть примеры суровых опричников, эволюционировавших в либералы, и либералов, перешедших в опричники. Что остается неизменным – так это ворчливость по отношению к Церкви, как несообразной возвышенному идеалу.
Фрондера не надо путать с двумя другими типами – революционером и социальным реформатором. Фрондер может мимикрировать под революционера (и даже иногда искренне верить в то, что он – революционер), но принимать его за такового неверно. Революционер – это фанатик, у него Великая Идея, он готов развязывать террор ради утверждения всеобщего братства, вести опустошительную войну за мир и, поскольку в ходе войн такая необходимость обязательно возникает, пытать пленных ради прав человека. Революционеры ходят по трупам, думая о том, как благодарное человечество будет слагать песни в их честь. К своей смерти революционеры часто относятся также спокойно как к чужой – они готовы убивать и быть убитыми.
Фрондер если и кровожаден, то чисто виртуально – а бывает, что и виртуально не кровожаден. В отличие от революционера, он не рвется убивать и умирать; он ценит личный комфорт и безопасность, с него станется в самый исторический момент оставить бури революционных лон, чтобы поехать на Гоа или в Нормандию, и сменить эпические битвы с московским омоном на не менее эпические скандалы с персоналом европейских гостиниц.
Революционер, по своей склонности к насилию, опасен, и требует решительного подавления; фрондера не надо пугаться, и давить его незачем – это совершенно другой типаж, который даже полезен для стабильности политического режима, так как немало способствует выпусканию пара в пронзительные, но совершенно безвредные свистки.
Фрондера не надо путать и с социальным реформатором. В отличие от революционера, который всегда является бедствием, социальный реформатор может быть благословением – вспомним, например, Мартина Лютера Кинга. Социальный реформатор желает изменить порядки и нравы в обществе на те, которые он находит более гуманными и справедливыми; мы можем с ним соглашаться или нет, но обзывать его революционером несправедливо. Он не склонен к прямому насилию, и действует отчасти путем пропаганды своих взглядов, отчасти путем лоббирования их в органах власти. У него есть дело, ради которого он старается, цель, которую он себе ставит, он точно знает, какие перемены он хочет произвести. Фрондер легко подхватывает лозунги, которые мы могли бы услышать от социального реформатора, но это, как и в случае с революционером, нечто чисто внешнее, маскарадное. У фрондера совсем другие предпочтения.
И социальный реформатор, и фрондер, могут, например, находить положение дел в отечественном здравоохранении неудовлетворительным. Но для первого важно добиться каких-то реальных перемен, и его деятельность подчинена этому. Он будет внятно формулировать, что именно плохо, какого положения дел он хотел бы добиться, и обращаться к тем, кто может поддержать его в этом – к представителям общественности, прессы, властей, да хоть к Президенту лично. Его интересует результат, он хочет помочь конкретным людям.
Фрондера результат не интересует совершенно. Спросите его – чего именно он хочет добиться, и как его действия способствуют достижению этой цели, и он вам не ответит. Спросите, как именно прыжки и обесценная брань под сводами храма помогут устроению более свободного, справедливого и гуманного общества – и вы убедитесь, что этот вопрос фрондер никогда себе не ставил. Более того, совершенно очевидно, что целям, которые фрондер, теоретически, заявляет, такие эскапады могут только вредить, отталкивая потенциальных сторонников. Но вред, который фрондер наносит делу, которое он теоретически полагает своим, его просто не интересует – потому что его не интересует дело вообще.
Поэтому фрондер часто бывает откровенно враждебен к социальным реформаторам. Люди, которые хотят что-то изменить, воздерживаются от бессмысленных оскорблений и от скандалов. Они готовы вести мирный и уважительный разговор со всеми, в частности, с представителями власти, входить в их кабинеты и пожимать их руки, навлекая на себя крайнее презрение фрондеров. Например, нехватка необходимых лекарств для фрондера – повод возопить о том, какие кругом мерзавцы и негодяи, ироды и пилаты; социальный реформатор будет бегать от ирода к пилату и говорить с ними вежливо и по делу, потому что его не интересуют крики – его интересует, чтобы больные получили лекарства.
Социальный реформатор понимает ценность отношений и не ищет ссор; он старается не подводить других людей. Фрондер не видит своих обязательств по отношению к другим – его не волнует, как его поведение отразится на их интересах или их репутации.
Фрондер также не является критиком; критик вникает в проблему, тщательно рассматривает все обстоятельства, и не только порицает то, что плохо, но и предлагает, как это исправить. Критик принимает на себя определенную ответственность – фрондер никакой ответственности на себя не принимает в принципе. Что-то делать, за что-то отвечать – значит подвергать себя опасности сесть в лужу, на что ни один фрондер не пойдет. Он критикует из стерильной безопасности ничегонеделания.
Не надо пугаться фрондеров, как будто они могут устроить кровавую революцию. Не могут они ничего устроить, да и не хотят. Это полностью и абсолютно бесплодный тип поведения – попасть в новости, привлечь (на какое-то время) внимание к своим персонам, и все. Производство свистков может быть полезно для спускания пара – но не больше.
Беда в другом. Люди, которые могли бы принести пользу Церкви и отечеству, тратят свои силы, способности, время и сетевой трафик на полную бессмыслицу. А ведь могли бы смириться, послужить и принести добрые плоды.
Источник: Радонеж
