Единый учебник истории: что делать, если родители и школа учат разному?

В идее единого учебника истории нет ничего страшного, это, наоборот, проявление государственного здравомыслия, считает глава фонда "Предание" Владимир БЕРХИН, в прошлом преподаватель истории в школе

Чтобы понять человека, надо знать его прошлое. Чтобы понять народ, надо изучить его историю. Чтобы знать, кто я, куда и зачем я двигаюсь – мне неизбежно придется напрягать память – потому что там, где я есть сейчас, я появился не только что, а прибыл откуда-то по куда-то.

Эти вполне очевидные соображения, если попытаться найти им практическое применение превращаются в простую идею: чтобы управлять людьми, необходимо понимать, что они думают о собственном прошлом, о своей истории.

Государство, честно озабоченное тем, как оно будет управлять своим населением завтра, неизбежно хочет сформироваться у этого населения совершенно определённый образ прошлого, в котором именно это государство – легитимно, именно это государство – наиболее справедливо и логично существует на данный момент.

И идея единого учебника истории, который позволил бы в общем и целом предсказать мнение об истории у завтрашних россиян, тут также более чем логична. Это здравая, нормальная и очень техничная идея. Часть родителей справедливо опасается, что в этом едином учебнике будет написано нечто, не совпадающее с представлениями об истории, принятыми в их семье. Это также нормально и неизбежно, когда трактовки расходятся.

Всё равно невозможно угодить всем. Если выпустить учебник для школ, созданный в методологии профессора Зубова и его "Истории России XX века", то недовольных будет не меньше, чем если учебник для школ напишет, например, Александр Проханов.

Я не вижу в идее единого ничего плохого, стесняющего свободу мысли или препятствующего науке. Школьный учебник – это не научный труд, никто и никогда не ставил своей целью создать идеологически нейтральный школьный учебник. Наука, в том числе историческая, по самому своему определению стремится к объективности и безоценочности.

Для историка Курская Битва – не схватка Добра со Злом, не схватка Зла со Злом, а просто военное столкновение, в определённое время в определенных условиях, которое привело к таким-то последствиям.

Историк при написании труда даже о том, как палачи расстреливают жертв, должен прежде всего быть честным и последовательным в работе с источниками, а не раздавать роли. Кто палач, а кто жертва, решают в других произведениях, другого жанра. В исторической работе решают только – кто что сделал или не сделал и, до известной степени, почему, в результаты действия каких условий, история сложилась именно так. Историк обязан всеми силами изгонять из научных творений всякий дух пристрастности и субъективности – хотя изгнать его полностью, несомненно, невозможно.

А школьный учебник истории – это не научный труд историка. Это практическая книга, созданная не ради поиска исторической истины, а исключительно для того, чтобы внедрить в сознание детей определённые идеи. Так всегда было и это нормально.

Родители, когда воспитывают ребёнка, тоже решают за него – что хорошо и что плохо, следует или не следует любить бабушку и можно ли плеваться на улице, и даже стоит или не стоит посещать воскресную литургию. Это право взрослых – воспитывать детей с определёнными идеями, и никто, кажется, не подвергает ревизии это право само по себе. Существуют разные точки зрения о границах этого права, но вряд ли кто-то будет воспитывать ребёнка вообще безыдейно – это и технически не вполне возможно. Да и ребёнок невротиком вырастет.

Школьные учебники истории всегда идеологически ангажированы. Начиная с истории древнего мира, в которой греки почему-то "хорошие", а персы – почему-то "плохие". Да, чем старше класс, тем больше сложность картины – но к "объективности" она не стремится никогда. Учебник формирует взгляд на исторические события, но как бы авторы ни пытались рассказать о том, что всё сложно и неоднозначно – сама идея связного последовательного и неизбежно ограниченного описания событий в любом случае отражает пристрастия авторского коллектива.

Даже просто в том, какие факты были замечены и поставлены во главу угла, а какие были пропущены, отправлены во второй ряд и сноски, а какие вовсе проигнорированы. Диктуй этот выбор историософские пристрастия, этические, религиозные или политические соображения, авторы школьных учебников неизбежно пишут именно "свой вариант" истории.

И правильный, честный, откровенный подход к единому учебнику – да и вообще к гуманитарным школьным учебникам – будет состоять в том, чтобы написать в предисловии о том, с какой целью этот учебник написан.

Например "предлагаемое учебное пособие исходит из важнейшего для современной России принципа исторического преемства между Российской Империей, Советской Россией и Российской Федерацией как этапами единого процесса становления России как цивилизационной матрицы" и так далее.

Или же: "Авторский коллектив исходит из того, что события начала ХХ века в России представляют собой трагедию, нарушившую естественное течение русской истории и заведшей страну и народ в социальный, национальный и философский тупик, выход из которого возможен только путём возвращение на общую дроги развитых (западных) стран" – другой подход.

Идеология может быть полезна или вредна для решения каких-то задач. Она может быть логична или безумна. И я не против идеологической накачки в том числе и в школе – она всё равно неизбежна, глупо хотеть того, чего не бывает.

Единственное требование – чтобы эта идеология была открытой. Чтобы она не рядилась в единственно научный подход, а честно заявляла: да, я учу детей определённым идеям.

В коне концов, мне кажется, родители беспокоятся зря. В Советском Союзе идеологическая накачка детей была неимоверно мощной. Начиная с детского сада все пели песенки про Ленина, носили красные звёздочки и далее до самой могилы идеи о том, как и для чего существует Страна Советов и как она стала самой собой не оставляли человека ни на минуту. Что не мешало верующим родителям воспитывать детей в Церкви, а самим детям спокойно пропускать весь этот идеологический шум мимо ушей. А население постепенно вообще перестало слышать ритуальные слова самой передовой части человечества. Чем это закончилось – известно.

Вот и новая попытка внедрить общую идеологию при желании, столь же легко обходится стороной.