Татьяна Щипкова. "Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной"

"В начале 70-х годов я с тоской озиралась вокруг, ища братьев по духу, а находила только единомышленников в отрицании системы", – написала Татьяна Щипкова в своей книге "Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной" (издательство "ИНДРИК").

Лингвист, кандидат филологических наук Татьяна Николаевна Щипкова (1930 – 2009) была осуждена за пропаганду православия. Находилась в заключении с 1980 по 1983 год (Уссурийская исправительная колония номер 267/10). Книга воспоминаний написана в 1985 – 1987 годах. По свидетельству внука автора, парламентского корреспондента Филиппа Щипкова, текст практически не требовал правки или редактуры. Однако издать книгу в то время, когда она была актуальна, оказалось невозможным.

Чем-то "Женский портрет в тюремном интерьере" Щипковой по точности отражения тонких наблюдений напоминает "Крутой маршрут" Евгении Гинзбург. Тюремный опыт разрушает стереотипы. Приведены сценарии поведения, и это похоже на "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Читатель может выбрать сам, что для него важней в тексте: характеристика времени, философское отношение к нему или представленный автором алгоритм выживания в навязанных условиях.

Т. Щипкова получила Новый завет по наследству от бабушки в конце 1960-х годов. Стала приносить его в студенческую аудиторию, а позднее диктовать студентам отрывки из Нагорной проповеди. "Потребовалось еще немного времени, чтобы я осознала себя верующей" – тут автор обозначила выбор личной судьбы.

В конце 1960-х интерес к религии и ее истории был огромный. Он удовлетворялся книжечками издательства "Наука" о находках пещер Мертвого моря, фактах существования общины ессеев (терапевтов). В Спасо-Андрониковом монастыре читались блестящие лекции по истории православия, православной архитектуры, внутреннего и внешнего устройства храма. Особо продвинутые упивались выступлениями Александра Меня. Подписаться на собрание его трудов не составляло труда. Специалисты в ответ на вопросы о достоверности исторической вставки романа "Мастер и Маргарита" называли доктора Булгакова "пятым евангелистом".

Зачем на этом фоне общего подъема надо было преследовать людей и бросать в бесчеловечные условия? Для эксперимента, как будут выживать, или в этом было нечто большее?

Т. Щипкова отметила основные вехи становления антисоветского человека. Этап нашего общего прошлого – ночные слушания "Би-би-си" сквозь рев глушилок. Из них узнавали о Хельсинкской группе, о Комитете защиты верующих. Затем – "Радиостанция "Свобода" с песнями Александра Галича.

В то же время Татьяна Щипкова на зоне была в положении зэчки не совсем обычной. Коммунистическая религия не состоялась. Пошел вал суеверий. Власти над душами взалкали проходимцы. После десятков лет уничтожения духовенства и дискредитации церкви власть имущие схватились за православие, как утопающий за соломинку.

"Когда я шла в зону, я думала найти там только людей уголовного мира, преступниц в полном смысле слова. Я считала вместе с большинством нашего населения, что тот, кто там сидит, сидит за дело. Логика моя была проста: они совершили преступление, что с ними церемониться? Им должно быть плохо, и чем хуже, тем полезнее: будут знать, как грабить. О том, что эти люди имеют права, что лишение свободы еще не есть лишение всех прав человеческих и гражданских, я догадалась уже там. Я увидела продуманную и одновременно стихийную систему мер для расчеловечивания человека, для ежедневного, ежечасного унижения человеческого достоинства, для уничтожения в человеке всех основ личности: родственных и семейных связей, различения добра и зла, самоуважения. В конце XX века человек вдруг видит себя рабом, не в переносном, а в прямом смысле – принадлежащим к касте рабов, к касте презираемой, печать которой остается на нем до смерти", – миссия лингвиста Татьяны Щипковой состояла в описании своих наблюдений.

Татьяна Щипкова выбрала путь истинного служения, путь к национальной идее, единству народа. Выбрала так, как понимала свою миссию-предназначение.