Как нам обустроить Русскую православную церквушку

В широкомасштабной, но уже порядком выдохшейся антицерковной кампании последних двух лет недавно зазвучали новые, пытающиеся гальванизировать ее обертоны, которые пока мало кем замечены и по достоинству оценены.

Инициативный информационный вброс был сделан от имени Станислава Белковского, наемного и имеющего весьма малопочтенную персональную репутацию специалиста в сфере манипулирования массовым сознанием. К тому же связанного тесными узами личной дружбы и делового сотрудничества с такими заклятыми друзьями России, каким до последнего вздоха был Борис Березовский и доныне остается Ахмед Закаев.

Итак, сегодня представляемые Белковским политические силы в отечестве и за его пределами сочли своевременным озаботиться вопросом о том, как им обустроить Русскую православную церквушку. Обустроить, понятное дело, как похуже. И не национальную Церковь, но именно что церквушку, каковая роль неизбежно уготована ей по смыслу реформаторских "февральских тезисов" Белковского. Ибо задача сокрушения православной твердыни лобовыми информационными атаками извне, равно как и все попытки ее дестабилизации изнутри, остаются одинаково безуспешными. И даже более того – в конечном итоге непостижимым образом обращаются к укреплению Церкви, росту ее влияния в обществе и консолидации ее паствы, клира и священноначалия.

Февральские тезисы

Однако не стоит поспешно поминать всуе 95 знаменитых тезисов Лютера, некогда приколоченных им к порталу Замковой церкви в Виттенберге. Ибо более чем скромное по своему интеллектуальному потенциалу и сугубо умозрительное с точки зрения практических перспектив свершение политсантехника Белковского, как презрительно именуют политтехнологов "оранжевых революций", не имеет ничего общего с легендарным деянием мятежного отца европейской Реформации. И поэтому не будем путать рубежный исторический акт с пусть и изощренной, но все же вполне дюжинной пиарпровокацией.

Что же представляет собою содержание худосочного манифеста в пяти пунктах, без тени самоиронии именуемого нашим героем "доктриной церковной реформации", которую он подсунул под двери яро антицерковных редакций "Московского комсомольца" и интернет-портала "Кредо.ру"?

Содержательный пафос и конечная цель этого документа в жанре фельетона фактически исчерпываются первой же позицией: Русская православная церковь "как общественная организация" и единая богочеловеческая целостность "должна быть ликвидирована". Как известно, Катон Старший неизменно заканчивал все свои речи в сенате, о чем бы они ни были, ставшей крылатой фразой: "Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен". Станислав Белковский, не обладающий выдержкой древнеримского полководца, спешит с этого начать.

А далее описывается очередность задач по демонтажу тысячелетнего церковного организма. Отказ от малосимпатичного Белковскому определения "русская" в самоназвании Церкви, с заменой его на ласкающее слух "российская". Разрушение существующей церковной иерархии снизу доверху. Раздробление и фрагментация от века существующей единой церковной структуры путем низведения ее до уровня рыхлой "конфедерации независимых приходов". Упразднение младенческого крещения и введение в православии принципа конфирмации "по католическому примеру". Вот, собственно, и все "советы постороннего", как выразился бы в данном случае другой радикальный радетель за чистоту церковных риз В.И. Ленин. Последнее имя всплывает в памяти неслучайно. Ибо фигурирует оно в позитивном и весьма сочувственном контексте также и у Белковского. Что вполне закономерно и естественно: всем заклятым друзьям и гонителям русского православия не избежать переклички друг с другом через времена поверх голов сокрушаемого ими народа Божия. И поэтому враг врага Белковского смело может рассчитывать на его дружбу.

Наш записной либерал не моргнув глазом сам признается в этом: "Да, мне, конечно, скажут, что эта программа слишком радикальна. Сразу согласен. Но, как наглядно показывает богатая отечественная история, в России удаются только быстрые и радикальные реформы... Любые реформы в России – петровские ли, ленинско-сталинские, ельцинские – были жесткими и стремительными. Остальные же либо буксовали, либо откровенно проваливались". В общем, слушай команду: отставить буксовать и проваливаться. Ибо вслед за Петром, Лениным и Сталиным на историческую авансцену под антицерковными знаменами лично выходит некто Белковский. Главное, что самому не смешно.

При этом Станислав Белковский в своих маниловских фантазиях залетает в такие "области заочны", до которых не достигала мысль ни одного из предшествующих ему ненавистников самостояния Русской церкви. Ибо что означала бы на деле трансформация богоустановленной и церковной иерархии в "конфедерацию независимых приходов"? Прежде всего – фактическое объявление Русской православной церкви вне закона. И Белковский, настойчиво призывающий лишить Церковь статуса юридического лица, отлично понимает это. Ведь в современном мире всякая организационная структура, не обладающая подобным статусом, смело может рассматриваться как вычеркнутая из книги государственной жизни. А гипотетический общественный "президиум" предлагаемой "конфедерации независимых приходов" стал бы не более чем декоративной надстройкой, равным образом бесправной как в сношениях с внешним миром, так и с собственно внутрицерковной сферой.

Разделить неделимое

Царь Петр инкорпорировал Церковь в механизм государственного аппарата и лишил ее древнего Патриаршего возглавления. Ленин и Сталин загнали уцелевших после массовых репрессий верующих внутрь церковной ограды без права выхода в мир с проповедью Христа Спасителя. Хрущев поставил священников в униженное положение наемных работников, подотчетных старостам и старостихам, назначаемым государством. Но во всех этих случаях за Церковью – пусть утесняемой, ограничиваемой, гонимой – имплицитно признавалось и оставлялось право быть самою собой, традиционно устроять свое внутреннее бытие в согласии с христианским Писанием и Преданием. Но разрушить церковное неделимое единство до основания, расчленить и атомизировать историческую духовноадминистративную конструкцию Церкви – до этого не додумался ни один из ее зложелателей прежних времен.

А между тем непосредственные следствия спецоперации, предлагаемой Белковским, вполне для него очевидны и хорошо им просчитаны.

Это, прежде всего, утрата управляемости церковного корабля, на борту которого ищут спасения миллионы православных русских людей.

Это лишение Церкви возможности эффективно участвовать в жизни государства и общества, заявлять и отстаивать свою позицию по судьбоносным вопросам жизни страны и народа, влиять на принятие социально-политических решений, затрагивающих интересы многих миллионов верующих людей.

Это моментальное сворачивание обширных социальных, молодежных и образовательных программ Церкви в общенациональном масштабе.

Это также автоматическое отсечение от русского православия его зарубежных епархий и приходов, разбросанных по всему миру.

Наконец, это смерть системы общецерковного духовного образования и просвещения. И последнее, но для Белковского, вероятно, самое вожделенное и лакомое. На протяжении своей двухтысячелетней истории во внутренней кадровой политике Церковь исходила из древнего мистического принципа "Господь Сам усмотрит Себе агнца". Теперь же, если следовать тайной логике нашего самозванного реформатора, сакральное церковное пространство должно обратиться в арену столкновения человеческих страстей, в угаре и дыму которых единомышленники Белковского получат наконец свой великий шанс оказывать влияние на то, кому в Русской церкви быть священником, кому епископом, а кому патриархом. Все это на самом деле и кроется за скупыми словами Белковского о том, что "модель вертикального управления Церковью следует упразднить".

Впрочем, долгую и изобилующую событиями историю русского православия наш обустройщик предпочитает в упор не видеть. Это очень удобно, когда требуется заняться манипуляциями, подтасовками фактов и подменами понятий. Ведь только великое национально-духовное достояние вправе требовать к себе соответствующего отношения, а с советским новоделом можно не церемониться: "Некоторые ошибочно полагают, что РПЦ МП есть историческая правопреемница Русской ортодоксальной церкви. Это, мягко говоря, не совсем так. РПЦ МП фактически основана в сентябре 1943 года Генералиссимусом Иосифом Сталиным". Тут авторская хронология Белковского вполне способна не только посоперничать с известными радикальными теориями Фоменко и Носовского, но еще и дать фору. Вот и выходит, что Русская православная церковь в итоге оказывается возрастом помоложе, чем дедушка с бабушкой самого Белковского. Ну и как их после этого не поздравить с таким оборотистым внучком.

Также знаменателен и должен быть по достоинству оценен сам момент, избранный нашим церковным трансформатором для его антицерковного демарша. Ибо для нынешнего Патриаршества характерны как раз утверждение принципов внутрицерковной демократии, налаживание механизмов открытого диалога между прихожанами, клиром и священноначалием, в рамках которого теперь происходит формирование повестки дня Архиерейских и Поместных соборов. Прибавьте к этому принятие и начало широких программ социального, молодежного и просветительского служения, ныне осуществляемого на приходах освобожденными от всех иных послушаний специально выделенными и подготовленными работниками.

Впрочем, в прежние времена отечественной истории столь же антинационально расчетливы были в выборе времени для своих подрывных акций и духовные предтечи современных белковских – народовольцы и большевики. Ибо это всегда было либо время больших системных реформ в моменты подъема и укрепления страны, либо периоды ее упадка и кризиса. И не захочешь, да задумаешься о генезисе радикального антицерковного и антигосударственного либерализма в наши дни.

Перекоммутация протеста

С началом московского протестного движения в декабре 2011 года единомышленники Белковского осторожно, но недвусмысленно высказывались о крайней желательности дополнить имеющиеся в наличии оппозиционные колонны – либеральную, леворадикальную, правозащитную и националистическую – еще одной, православной. Но с пятой "церковной" колонной решительно не задалось. Да и сам уличный протест вскоре пошел на спад. И вот крайне симптоматичное и знаменательное признание Белковского в связи с этим комплексом проблем, стоящих сегодня перед деструктивными силами уличной оппозиции: "Мне часто задают вопрос: какая программа должна быть у легальной оппозиции в современной России?.. Один из ключевых пунктов – это назревшая (и уже даже перезревшая) реформация Русской церкви. Пока РПЦ МП остается – и все более становится – придатком исполнительной власти, реальные политические перемены в нашей стране невозможны, в этом я убежден".

В этих словах, конечно, отчетливо различимо вынужденное признание уникальной государствообразующей роли русского православия. То есть оппозиция смирилась с тем, что переломить хребет законной власти ей не по разуму и не по силам. И тогда Белковским выдвигается идея перекоммутировать энергию протеста, назначив ему нового противника. И на этой новой основе консолидировать редеющие оппозиционные ряды.

Но вот вопрос: а есть ли вообще у Белковского какие-либо факты, свидетельствующие о "назревшей и перезревшей" реформации извне, силами и методами митинговой улицы?

О да: "В РПЦ МП нынче последовательно вытаптывается и уничтожается все живое и мудрое. Например, в январе этого года был запрещен в служении известный и популярный молодой священник отец Димитрий Свердлов". На самом деле "последовательно вытоптанный и уничтоженный" подмосковный иерей самовольно покинул свой приход ради того, чтобы поучаствовать в конференции, проходившей в Италии и оплатившей его расходы. После чего склонный к путешествиям батюшка написал своему епископу прошение о почислении его за штат вследствие "пастырского выгорания", то есть утраты интереса, мотивации и желания исполнять свой священнический долг перед Богом и людьми. После чего был назначен нести послушание на новом приходе, дабы немного опамятоваться. Но туда о. Димитрий Свердлов уже вообще не счел нужным явиться, даже на праздничную Рождественскую службу, где его ждали люди. В результате был временно запрещен в служении.

Вот таково в представлении Белковского "все живое и мудрое" в этой их Церкви, что должно восторжествовать в случае успеха его реформаторских прожектов. А других писателей у товарища Сталина, как известно, нету. И товарищ Белковский у нас не в лучшем положении.

Ну, хорошо, задушевная мечта православолюбивого Белковского понятна: тем или иным способом переселить реальную духовную и общественную силу, которой является Церковь, в мир мнимостей, воображаемых величин, фантомов. Но кто и как совершит эту невиданную и неслыханную церковную революцию, какими силами, какими методами и с использованием каких рычагов? И откуда возьмутся тысячи духовно близких Белковскому отцов димитриев свердловых? И куда подеваются все остальные батюшки? И на какой контингент будем менять нынешних православных русских верующих?

Даже если мы договоримся не сомневаться в интеллектуальном, психическом и нравственном здравии автора подобных завиральных химер, то все равно эти вопросы не могут не вызывать чисто академического интереса. Но прямых ответов таинственный заговорщик Белковский не дает, только не оставляет сомнений, что будет продолжать свой сизифов труд по намеченному плану и в избранном направлении. Кое-какие сопутствующие детали он, правда, раскрывает: "церковная реформа займет не меньше пяти-семи лет. Ибо сам организм РПЦ МП крайне инертен и неповоротлив. И мы должны отдавать себе в этом отчет". Ну вот, отчет они себе всетаки отдают. Это добрый знак, как-никак свидетельство сохранности основных мыслительных функций.

А вот и главное условие – sine qua non, которое оговаривает предусмотрительный Станислав Белковский: "И конечно, для православной реформации есть необходимая предпосылка. Отречение патриарха Кирилла Гундяева".

А вы, наверное, подумали, что весь этот антиклерикальный огород городился ради чего-то другого? Сначала – поразить ближайшую и самую заметную цель, обезглавить врага, а уж дальше, что их православный Бог даст. Публика этого разбора последние две сотни лет только так и действует в русской истории. Как в воду глядел покойный Борис Березовский, когда с прямотой парторга охарактеризовал своего старого соратника Станислава Белковского: "Он креативен. То есть креативен, когда дело идет о черном пиаре..."