Племянница Игнатия Брянчанинова: "Мечтаю, чтобы внуки говорили по-русски"

На вологодской земле есть немало мест драгоценных для мировой культуры и дорогих сердцу каждого русского человека: Ферапонтово с фресками Дионисия, монастырь святого преподобного Кирилла Белозерского, остров Спас-Каменный, древние города Белозерск, Великий Устюг, Тотьма... Теперь к этим жемчужинам прибавилось село Покровское, которое до недавнего времени даже окрестным жителям было известно лишь тем, что здесь находился противотуберкулезный санаторий.

Дорога в Покровское

Это маленькое село под Вологдой только появляется на паломнических картах, но несомненно, что вскоре сюда будут стремиться приехать православные люди со всего света. Ведь Покровское – родина святителя Игнатия Брянчанинова – выдающегося духовного писателя, к голосу которого прислушивались Гоголь и Достоевский. Став архимандритом в 27 лет, он возрождал монастыри и своим примером утверждал там подлинно монашескую жизнь. Смиренный аскет и поэт в душе, он умел быть влиятельным администратором, прекрасно владел искусством дипломатии и не случайно был назначен управлять огромной Кавказской епархией в условиях жестокой кавказской войны. В 1988 году Русская Православная Церковь причислила наставника монахов к лику святых.

О том, что святитель Игнатий появился на свет в имении Покровском известно было, конечно, всем, кто знаком с его биографией и творениями. Но только недавно – к 200-летию со дня рождения выдающегося земляка, которое отмечается в этом году – вологжане по-настоящему вспомнили о Покровском: провели сюда дорогу, реставрировали усадьбу Брянчаниновых, восстановили усадебный храм, где когда-то будущего святого крестили с именем Димитрий.

Во всех этих трудах так или иначе участвовала праправнучатая племянница святителя Татьяна Александровна ВАТСОН. Она родилась в довоенной Чехословакии, полвека живет в Австралии, но истинной своей родиной считает Покровское, куда приезжает несколько раз в год.

Татьяна Ивановна ВатсонМы беседовали, сидя на теплых ступеньках старого деревянного дома, стоящего у самой дороги и первым встречающего всякого путника. Из-за больших окон с широкими ставнями он очень похож на сельпо. Татьяна Александровна улыбается:

... – Я даже объявление повесила: "Это – не магазин", а то многие так считают. До революции здесь жил священник, но в 30-х годах дом забрал колхоз, тут была почта, потом, действительно, магазин. Вот и стучатся до сих пор. На днях один человек пришел: "У вас есть водочка?" А я не поняла и подумала, что он водички просит. У нас тут колодец закрыт на ключ, и я говорю: идите вот в тот дом, там женщина даст вам ключи, и вы напьетесь от души. Он тоже меня не понял, пошел в тот дом и говорит там: "Мне какая-то бабка сказала, что вы можете дать мне водочку... Какая бабка? Да с акцентом..."

Правда, зимой здесь невозможно. Я, когда нынче зимой приезжала, то вошла в избу, а тут все замерзло. Даже уксус в бутылке. Печка есть, но старенькая, плохонькая, ей, наверное, сто лет.

– Всем, кто впервые узнает о судьбе святителя Игнатия, кажется загадкой: как, почему дворянин из состоятельной семьи, аристократ, приближенный к императору, блестящий молодой человек, необычайно одаренный в науках и литературе, вдруг уходит в монахи? Ведь никаких внешних причин к тому не было – любящая семья, прекрасное образование, замечательные друзья, великолепные карьерные перспективы...

– А его с детства тянуло к монашеству. Когда отец вез Дмитрия учиться в Петербург, то спросил сына: "Кем ты хочешь быть?" И пятнадцатилетний мальчик ответил: "Монахом". Я думаю, он учился в Военном Инженерном училище прежде всего по послушанию родителям. Он был там первым учеником, но мыслями он был уже далек от светской карьеры. Когда закончил училище, то тут же хотел уйти в монастырь. Но начальство отказало ему в отставке, вмешался даже Николай I. Родители тоже были против. Отец его, Александр Семенович, отличался страшной строгостью. Но иначе, пожалуй, ему трудно было бы справиться с детьми – а их у Брянчаниновых родилось шестнадцать! Дмитрий был первенцем, ему и в детстве приходилось, как самому старшему, отвечать за младших братьев и сестер. Благодаря суровости и аскетичности воспитания он смог потом вынести монашескую жизнь. А если бы его избаловали, то никакого монаха бы из него не получилось.

Из писем св. Игнатия Брянчанинова

Я захотел удалиться из Петербурга и от шумных должностей навсегда. Не всем быть листьями, цветами, плодами на древе государственном; надо же кому-нибудь, подобно корням, доставлять ему жизнь и силу занятиями неизвестными, тихими, существенно полезными... Одним из таких занятий признаю утверждение ближних в христианской вере и нравственности.

Как помню себя с детства – телесныя чувства мои не были восприимчивы... Я был нелюбопытен, ко всему холоден. Но на человека никогда не мог смотреть равнодушно! Я сотворен, чтоб любить души человеческия, чтоб любоваться душами человеческими! За то и они предо мной – какими Ангелами! – предстоят взорам сердца моего так пленительно, так утешительно! Вот зрелище, вот картина, на которую гляжу, заглядываюсь, снова гляжу, не могу наглядеться. И странно! Лицо, форму, черты тотчас забываю, душу помню...

– При каких обстоятельствах Брянчаниновы покинули Россию?

– Я это хорошо знаю, потому что, когда беженцы из России только прибыли в Чехию и организовали русские гимназии, преподаватели попросили детей написать о своих злоключениях, о том, как они бежали, что пережили. И мама моя тоже написала такое сочинение. В 1925 году профессор Зеньковский и князь Долгоруков издали даже книжку с этими сочинениями (в 2001 году книга "Дети эмиграции" была переиздана в России – авт.).

Так вот, в своем сочинении мама рассказывала, что в 1917 году вся семья осталась в Покровском на зиму, поскольку никто не знал толком, что происходит в Петрограде. Потом моя бабушка с детьми отправилась в Москву, а дедушка один здесь остался. Однажды к нему пришли крестьяне с большим чемоданом и сказали: "Владимир Николаевич! Завтра придут большевики, мы вас защищать не можем. Вот вам еда, мы вас посадим на поезд, поезжайте в Москву..." Дедушку посадили в Вологде на московский поезд и он успел уехать. Так крестьяне его спасли...

– Как все это не похоже на то, что происходило тогда в других поместьях. Ведь даже блоковское Шахматово разгромили и сожгли...

– Знаете, в Покровском отношения были совсем другие! Крестьяне очень любили дедушку и дом не трогали, что и позволило потом устроить здесь санаторий. Дедушка с благодарностью – по именам! – вспоминал крестьян. Увы, я не запомнила подробностей его рассказов, ведь когда я жила у дедушки с бабушкой, мне было двенадцать-тринадцать лет, а в таком возрасте мы еще не понимаем ценности воспоминаний.

Мы думали, что никогда не вернемся. Россия была той частью жизни, вернуть которую нельзя. Из-за этого я даже не спросила деда и бабушку, а что было в этой комнате или в этой, и план усадьбы не попросила нарисовать. К счастью, фотографий много сохранилось.

– Чем для вас было Покровское до 1994 года, когда вы впервые приехали в Россию?

– У меня всегда была любовь к этому месту. Я, хотя и не надеялась увидеть Покровское, хорошо его представляла по рассказам взрослых. Я только и слышала с детства: "Покровское..., Покровское..." И когда я сюда приехала, то сердце сжалось... Я вспомнила, с какой нежностью рассказывали о Покровском дедушка и бабушка. После войны, с 1945 по 1949-й, я жила у них в Праге. Старики много занимались со мной. Бабушка – русской литературой, а дедушка больше моим духовным воспитанием. У нас это было гораздо легче, религию не запрещали, так что дедушка читал мне жития святых и рассказывал о мучениях верующих в России.

– А в Праге и после войны были открыты храмы?

– То, что уцелело, было открыто. Во время войны больше всего пострадала Чешская Православная Церковь. В 1942 году священников пражского кафедрального собора немцы обвинили в том, что они укрывали чешских парашютистов, заброшенных из Англии и убивших гитлеровского наместника генерала Гейдриха. Двадцать два дня они скрывались в катакомбах, а потом их кто-то выдал гестапо. И катакомбы стали заливать водой, все там погибли. А епископа и священников расстреляли. Все храмы Чешской Православной Церкви были закрыты.

У русских же оставался храм Успения на Ольшанском кладбище. Службы были и в профессорском доме, где в одной большой комнате сделали домовую церковь. В конце 20-х годов для русских профессоров и преподавателей в пражском районе Дейвице было построено несколько жилых домов. А в центре Праги оставался открытым Свято-Николаевский храм, там папа с мамой венчались. Кстати, это тот самый храм, где когда-то впервые прозвучала Божественная Литургия Петра Ильича Чайковского.

Но вскоре в Чехию пришел коммунизм, и из-за этого нам опять пришлось бежать. В 1949 году бабушка и дедушка уехали во Францию, а мы в Австралию. Владимир Николаевич Брянчанинов – внучатый племянник святителяДедушка умер в Монморенси в 1963 году. В прошлом году я перевезла его сюда. То, что он теперь покоится здесь, на родовом кладбище, – я думаю, что это чудо. Ведь столько было трудностей! Когда все уже было подготовлено, российское посольство вдруг запросило документы – докажите, что ваш дедушка русский. А у нас в семье никаких документов не сохранилось. Потом мы были обязаны доказать, что в России есть место, где его похоронить. Выручила Вологда – мне тут выдали чудесную бумажку, где было написано, что мой дедушка, Владимир Николаевич Брянчанинов – внучатый племянник святителя Игнатия и последний владелец усадьбы Покровское. Все было как во сне. Когда церемония завершалась, я думала: "Боже, я надеюсь, что теперь не проснусь..."

– Оглядываясь на традиции своей семьи, что вам кажется главным в воспитании детей?

– Сейчас родители слишком балуют своих детей и позволяют им все, дают слишком много денег. Они думают: "Вот дам ему побольше денег, пусть он будет доволен..." При этом никакого внимания душе ребенка, никто не хочет тратить на это время. Это и здесь, и в Австралии, и во всем свете. А главное-то – научить детей молиться и верить в Бога.

– Молитва – самый большой труд на земле...

– Я не нахожу, что это труд. Я думаю, что это помощь в жизни. Я всегда молилась. Когда я перевозила дедушку, то было так трудно, что я думала: ничего не выйдет. Но молилась каждый вечер: "Господи, помоги мне его привезти на родину!" И святому Игнатию, конечно, молилась. Я бы и уснуть не могла, не помолившись.

Вера мне очень помогла в жизни – и когда я была беженкой, и когда страдания, испытания... Среди эмигрантов после революции почти все были верующие и это им очень помогло. Многие были из обеспеченных семей и лишились всего, абсолютно всего! Они привыкли к прислуге, к комфорту и вдруг очутились нищими. Но они сказали: "Боже, на все воля Твоя! Значит, нам надо это перенести..." Поэтому среди наших беженцев было очень мало самоубийств. Было, но немного. И вот теперь, куда бы вы на свете не приехали, везде будет там православный храм. Вот и у нас в Западной Австралии, в городе Перт на берегу океана, есть храм.

– Ваши дети и внуки связывают свою жизнь с Россией?

– Внуки маленькие, младшему и вовсе четыре месяца. Те, что постарше и в школе учатся, тоже еще в России не были. У нас каникулы около Рождества, когда у вас зима, очень холодно, а когда здесь лето они учатся. Все носят русские имена, только одного назвали Ли, но мы решили, что это Леонид. А дети здесь были, но они вросли в ту жизнь, в Австралии, и не могут уже ее оставить. Вот мечтаю научиться на компьютере, чтобы перевести для них документы из семейного архива. Они ведь и русского языка, к сожалению, не знают.

Мечтаю, чтобы внуки знали русский. Вот учу Соню, мою маленькую двухлетнюю внучку, как когда-то меня бабушка учила – она просто говорила со мной только по-русски. Но бедная Сонечка, наверное, думает: "Какая бабушка странная – со всеми говорит так, а со мной по-другому..."

– Как вам сейчас видится будущее Покровского?

– Я думаю, сюда паломники будут приезжать. Надеюсь, и село оживет. Вот сегодня четырнадцать человек в нашем восстановленном храме крестились! Все они выросли в этих местах, и им захотелось именно здесь креститься.

Рассказывает Марина Геннадьевна Давыдова, казначей вологодского храма Александра Невского (священники и прихожане именно этого храма несколько лет помогали восстанавливать Покровское из руин), а по совместительству – экскурсовод для приезжающих паломников:

– На днях к нам приезжала группа слепых паломников. Как им рассказать о Покровском так, чтобы за словами "родина святителя Игнатия" они увидели парк, усадьбу?.. Мы пошли к старым деревьям, паломники касались их руками, слушали, как шумит листва, поют птицы, веет ветерок. Потом мы вошли в дом, и тут я поняла, что когда он был ветхий, то он был более живой, чем сейчас, после ремонта. Здесь уютно скрипели половицы, пахло не краской и лаком, а сухими травами. Теперь все восстановили по эталонам и штампам дизайна. В этом нет ничего дурного, но вот живем в деревне, а около храма сделали газоны и теперь каждую Божью неделю его надо стричь. Обычной косой не возьмешь, нужна бензокосилка, а это уже вроде из другой жизни совсем. Хорошо, конечно, что усадьба восстановлена так быстро, но если бы такое благолепие наживалось постепенно, годами, то ценилось бы больше. А пока у приезжих благоговения куда больше, чем у местных. Палисадник вот вчера разломали. Так что не надо идеализировать, не все так розово.

Жизнь деревни разделяется вот этой дорогой. Ее до революции не было, но и тогда усадьба жила своей жизнью, деревня своей. Только храм, только святитель Игнатий может все это соединить. И я считаю, что туристам здесь надо рассказывать не о том, как жили баре в ХIХ веке, а о святителе Игнатии, о том, как его детство здесь проходило, о его судьбе, о роде Брянчаниновых. А еще о том, как в советские годы это имение врачевало людей – здесь же был санаторий и его главный врач Александр Павлович Тарасов был не просто верующим человеком, а настоящим подвижником. В 1992 году он встречал здесь Патриарха и рассказывал ему о планах восстановления усадьбы, которые многим тогда казались несбыточными. Патриарх благословил Александра Павловича иконой Божьей Матери. Теперь вот усадьба предстает перед нами во всей красе, а могила так рано ушедшего Тарасова – в двух шагах от родового кладбища Брянчаниновых...

Как добраться до Покровского:

С Ярославского вокзала поездом Москва-Вологда (уходит вечером и приходит рано утром). В Вологде на привокзальной площади по правую руку будет автовокзал, откуда каждые час-два идет автобус Вологда-Грязовец. Время в дороге – около часа. Выйти на остановке "Село Винниково" и далее 7 километров пешком до Покровского. Далее пешком или на попутном транспорте. Можно от Вологды уехать и на такси, вскладчину это будет не очень дорого.

Прежде, чем отправляться в дорогу, желательно связаться с Мариной Геннадьевной Давыдовой по телефону 8-921-601-35-83 и предупредить ее о приезде, поскольку в Покровском пока нет условий для размещения и питания паломников. Марина Геннадьевна поможет решить эти вопросы. С ней можно связаться и написав письмо по адресу: 160035 г. Вологда, ул. Сергея Орлова-10, храм Александра Невского.