Перелом как витальный диагноз

Что же мы имеем – рынок идей?.. Но в каком виде? в виде нахальной монополистической номенклатурной акулы, зубами административного ресурса сгрызающей рыб другого идейно-политического класса и окраса? которые ведь – что акулу-то зазря винить – и сами по себе недостаточно изворотливы, чтобы явить такую достойную альтернативу, которая номенклатурной рыбёхе окажется не по зубам?.. Но главный вопрос – в самом ли деле все пестрые обитатели политического аквариума мыслят и формулируют в интересах всей нации? Действительно ли предлагаемые ими программы способны консолидировать общество? либо все же они отвечают узкокорпоративным намерениям конкретной группы-интересанта?

Так или иначе, процесс производства идей, адекватных общенациональным интересам, и, что немаловажно, их оформления в виде действенных политических проектов развивается у нас за последние годы ни шатко, ни валко. Артикуляция этого тезиса сегодня – сама по себе, как было отмечено выше, эдакий салонный тренд. Однако, как хорошо известно, постоянная констатация некоторого наличного неблагополучия в итоге застолбится в подсознании – свинцовой верой в неизбежное неблагополучие до конца дней. Постоянная диагностика заболевания вместо лечения недуга кого угодно превратит в мрачного хронического ипохондрика. Идеологический вакуум надо заполнять кислородом – чтобы с неизбежностью опять научиться легкому дыханию. Тем более важны цельные попытки осмысления проблем, которые сегодня бытуют в общественной культуре.

Недавно в Москве был издан сборник статей под названием "Перелом". Семь авторов, в той или иной степени известных, различных по политическим и мировоззренческим убеждениям (Е.Белжеларский, М.Кантор, И.Потапов, В.Третьяков, М.Тюренков, С.Черняховский, А.Щипков), представляют на суд общества статьи в защиту "справедливости традиции" (таков подзаголовок сборника). Тематика публикаций довольно широка – от религиозно-философских социальных концепций и современного искусства до реформирования партийной системы в России и мутаций отечественной интеллигенции.

Вообще говоря, тема традиции сегодня – плацдарм для самых различных философических спекуляций. Кто только в течение последнего десятилетия ни пасся на этом поле, какие только сумасбродные конструкции во имя Традиции (именно так, благоговея, с заглавной буквы!) ни выстраивал. В результате смысл понятия для многих – оказался размыт, термин – также для многих анекдотичен. Некоторые (отнюдь не модернисты) морщатся – "только ни слова про традицию!". В этом отношении "переломовцы" никак не перегибают палку. Традиция защищаема ими не напрямую, но опосредованно, через указание на недостаточность либо перегибы в современной культуре – политической, идеологической, художественной – наносящие урон целостности национального сознания.

Ведь, как бы то ни было, традиция, преемственность – то, в чем нуждается общественное большинство. Общество, уставшее от корневых пертурбаций, хочет перемен – но с четким пониманием того, что общее русло остается прежним. Должны расчищаться берега от застойного ила, но очередное изменение направления рек приведет к новой экологической катастрофе. Пресловутая стабильность – жажда ее выражается в том числе и в электоральном выборе большинства выборщиков последнего десятилетия. Люди выбирают то, что в их сознании в наибольшей степени ассоциируется с упорядоченностью. За неимением иных возможностей. Но этот выбор отнюдь не снимает с повестки дня массу болезненных вопросов. Эта очевидная внешняя стабильность-традиция – не сфальсифицирована ли она? Действительно ли она опирается на базисные духовно-этические нормы российского общества? Не является ли эта опора декларативной?.. Это – круг вопросов, которые прямо либо косвенно актуализирует новый сборник.

Название сборника у некоторых может вызывать определенные вопросы. Пожалуй, это один из немногих моментов, с которым возникает желание поспорить. Составители утверждают, что именно сегодня "виден долгожданный перелом" в процессе разрушения нашей национальной этики, длившемся с XVII века (Смута). Перелом этот соединит два исконных нравственных начала русского общества – традицию и справедливость, и на выходе из него будет возможно воссоздание "традиционного русского типа гражданского сознания".

Но... так ли очевиден этот перелом именно сегодня? Перелом, конкретизировать который хотят участники сборника, – это долгожданный положительный сдвиг, кризис в процессе тяжелой болезни, результатом которого становится выздоровление либо кончина. Есть ли в самом деле основания смотреть на нашу текущую действительность так оптимистично? Видеть в ней оздоровительный криз? Пожалуй, такой перелом – ожидаем, он требует самоотверженной подготовки. Он нудится, и нужницы восхищают е. Он требует напряжения самых разноплановых интеллектуальных сил, их способности договариваться друг с другом поверх разногласий. Договариваться во имя общих целей и святынь, которые важнее, чем изысканные особенности собственной идеологической концепции, столь дорогой сердцу.

Разве сегодня в нашем обществе есть достаточное количество признаков такого консенсуса? Скорее, изданный сборник – провозвестник, симптом будущих перемен, дождаться и заработать которые нам еще предстоит.

В названии "Перелома", возможно, помимо воли самих составителей, читается и иной, дополнительный, смысл. Перелом как увечье, травма жизненного хребта. Невнимание к травме приведет к неправильно срощенной кости и неисправимому уродству. Признаки этого уродства, в частности, описаны М.Кантором в статье сборника "Перспективы авангарда". Кантор говорит о "безóбразном неодегенеративном искусстве" как о художественном фоне современного западного демократического общества. Такое авангардное искусство – эстетическое зеркало, отражающее переломы ценностного скелета западного мира. Вот эта сознательная врачебная ошибка, с целью вывести новый вид человека самых честных свобод без правил, ошибка, в свое время необдуманно повторенная доморощенными социальными инженерами, еще может быть исправлена, на что составители сборника и указывают.

Одно из достоинств "Перелома", неожиданное для читателя, настроенного лишь на корпус теоретико-философских аналитических публикаций, – наличие в нем не только диагностики проблем, но и практических решений. Так, В.Третьяков описывает модель сословно-профессиональной демократии как альтернативу формальной и донельзя формализованной в думском варианте российской многопартийности. Идея партийного представительства, по мнению автора, на практике оказалась насыщенна массой издержек (причем не только в России) и не решает основной задачи – выражения реальных интересов социальных групп.

О необходимости нравственного государства рассуждает И.Потапов, прорисовывая первые приблизительные контуры "блюстительного органа власти". Само слово "блюстительный" в сочетании со словом "власть" способно вызвать негативные ассоциации – кондовая цензура, попрание творческих свобод. Но если вспомнить, какие продукты нездорового подсознания зачастую оборачиваются их производителями в овечью шкуру творческой свободы, рассуждения не покажутся такими уж инквизиторскими.

М.Тюренков обосновывает необходимость развития концепции православного солидаризма, в том числе – при активном участии Русской Православной Церкви. Сложно спорить с тем, что у Церкви есть сегодня значительный интеллектуальный потенциал и обширное поле для углубленного развития своей социальной концепции. Развитие же Церковью нормативной базы своей социальной деятельности, выверенные ответы на массу открытых вопросов в области и общественно-политических, и социально-, и биоэтических отношений позволят ей играть более ощутимую роль в общественном диалоге.

Кто-то скептически покачает головой: "зачем нужны подобные умозрительные рассуждения?". Но роль философов в государстве, в свое время определенная Платоном ("а царями надо всем этим должны быть наиболее отличившиеся в философии"), не может быть затерта со временем. Она может принимать лишь различные исторические формы. Во все эпохи когорты мудрецов производили смыслы, внедрявшиеся затем в жизнь социума. Так и сегодня "системные" и "антисистемные" социальные технологи моделируют концепции различного рода. Весь вопрос лишь в том, отвечают ли эти концепции запросам общественного большинства, либо цель их в консервации либо подрыве – причем даже не действующего строя, а позиций политической элиты, в данный конкретный момент удерживающей власть.

В этом отношении практически все статьи сборника "Перелом" "прошиты" единой нитью – их предложения являются предложениями для большинства, а не для отдельных социологических страт. Даже обнаруживаемая в тех или иных местах сборника критика либерализма – это критика не либерализма как такового, а его тоталитарных выражений. Когда права и возможности большинства тем или иным образом узурпируются частной прослойкой.

В этой связи хочется продолжить мысль – и частично поспорить с инициатором и редактором "Перелома" А.Щипковым в его завершающей статье "Смерть интеллигенции". Интеллигенция, по мнению автора, умерла "вслед за крестьянством и пролетариатом". Место же ее занял "креативный класс" – сообщество потребленцев с неким набором интеллектуальных и политических претензий, заботящееся в конечном счете о личном – счете, интересе, статусе. Однако было бы несправедливо объявлять протестных "креативщиков" единственными абсолютными наследниками русской интеллигентской традиции. Иначе куда в данной линейной системе координат встраивать "Перелом", авторов "Перелома", их единомышленников и то сообщество, которое имеет шансы образоваться вокруг идей сборника? Стоит ли выводить их за рамки понятия интеллигенции, если определение это и было в прошлом серьезно скомпрометировано, о чем справедливо пишет Александр Щипков?

Думается, сегодняшняя и будущая интеллигенция – разномастна как никогда. Всю ее нельзя облачить в саван из белых ленточек и отправить в исторический загашник. Вопрос в том, насколько сильной в отстаивании своих идей окажется та самая интеллигентская общность, на которую ориентируется "Перелом", – уважающая национальные ценности, полноценную традицию и справедливость для всех, а не для избранных. И сможет ли она реабилитировать во многом выхолостившийся термин.