О национальной идее

Речь В.В. Путина на Валдае, несомненно, стоит прочитать полностью, здесь приведем только ее отрывок.

Сегодня Россия испытывает не только объективное давление глобализации на свою национальную идентичность, но и последствия национальных катастроф ХХ века, когда мы дважды пережили распад нашей государственности. В результате получили разрушительный удар по культурному и духовному коду нации, столкнулись с разрывом традиций и единства истории, с деморализацией общества, с дефицитом взаимного доверия и ответственности. Именно в этом многие корни острых проблем, с которыми мы сталкиваемся. Ведь вопрос ответственности перед самим собой, обществом и законом – один из основополагающих не только в праве, но и в повседневной жизни.

После 1991 года была иллюзия, что новая национальная идеология, идеология развития, родится как бы сама по себе. Государство, власть, интеллектуальный и политический класс практически самоустранились от этой работы, тем более что прежняя, официозная идеология оставляла тяжелую оскомину. И просто на самом деле все боялись даже притрагиваться к этой теме. Кроме того, отсутствие национальной идеи, основанной на национальной идентичности, было выгодно той квазиколониальной части элиты, которая предпочитала воровать и выводить капиталы, и не связывала свое будущее со страной, где эти капиталы зарабатывались.

Президент заговорил о формировании национальной идеи – и о том, что сама собой она не сложится, нужны сознательные усилия.

Давайте попробуем такие усилия приложить. Что есть национальная идея? Ее можно было бы определить как совокупность представлений о мире, о смысле существования нации как общности и ее месте в истории, об источнике обязательств человека по отношению к его ближним.

Сама постановка вопроса о национальной идее вызывает возражения у ряда комментаторов, на которые стоит коротко ответить.

"Западные страны – то есть наиболее процветающие и благополучные страны в мире – живут без всяких национальных идей". Это просто не так, и в этом легко убедиться на примере внутриполитической риторики, например, в США. Если Вы читаете по-английски – просто почитайте их интернет. Те или иные решения хвалятся как "американские" или порицаются как "неамериканские", сообразные или несообразные "американским принципам", политики постоянно ссылаются на "американский путь" и "американские ценности", задаются риторическими вопросами "а что бы на это сказали отцы-основатели", постоянно поминают Джефферсона, Вашингтона, Линкольна, Мартина Лютера Кинга и других героев национальной истории, и цитируют наизусть "Декларацию Независимости" большими кусками.

Важное место в политической риторике занимает и религия – у республиканцев чуть больше, у демократов чуть меньше, но все и постоянно призывают имя Божие и всячески подчеркивают свою глубокую веру. Конечно, это часто выглядит (да и является) лицемерным, но лицемерие – это дань, которую порок вынужден платить добродетели. Признание общезначимых ценностей не устраняет общественных пороков, но существенно сдерживает их.

"Утверждение национальной идеи ведет к идеологическому диктату и подавлению тех, кто ее не разделяет" Этот тезис связан с предыдущим – якобы, у развитых стран нет национальной идеи. У них есть – и, как видите, дело обходится без диктата советского типа. Национальная идея использует другие методы самоподдержания.

"Национальная идея предполагает изоляционизм и уводит Россию с магистрального пути прогресса" Одно дело – изоляционизм (реально осуществленный только в Северной Корее), другое – осознание того, что кукуруза, растущая в Колорадо, может не так хорошо расти в средней полосе России, и нам нужно исходить из наших собственных условий.

Но важнее другое – именно отсутствие национальной идеи делает Россию чужой в сообществе наций. Если мы Православная страна, наследующая Восточной Римской Империи, то мы разделяем с Европой два ее важнейших истока – библейское Откровение и греческую философию. Если мы некая страна без идентичности, то что же общего мы можем иметь с Европой?

Но какую функцию исполняет национальная идея? Она, в частности, отвечает на вопрос об обязательствах – почему я должен? Почему у меня есть долг по отношению к согражданам? Почему я должен оставаться на Родине, если я, возможно, неплохо устроюсь и где-то еще? Почему меня должны заботить интересы сограждан? Почему люди, обладающие властью, должны заботиться об общем благе, а не о том, чтобы наворовать денег и уехать в более комфортные страны? Почему простые люди должны добросовестно трудиться и помогать друг другу? В либеральной картине мира – без Бога и без Родины – ответов на все эти вопросы взять неоткуда .

Вы не хотите слышать ничего ни про Бога, ни про Родину? Вы – самодостаточная личность, которая никому ничего не должна? Замечательно, но тогда те жулики и воры, на которых вы негодуете – тоже самодостаточные личности, которые никому ничего не должны. С какой стати им ограничивать себя ради Вас? Из любви к Родине? Вы же сами не упускаете случая над ней посмеяться. Из сознания своей ответственности перед Богом? Но Вы же сами не упускаете случая пнуть Церковь.

Русский либерализм – это такая уникальная религия, адепты которой негодуют, когда люди воплощают ее заповеди на практике. Люди восприняли Ваше послание индивидуализма и безбожия, и ведут себя соответственно – чем же Вы недовольны?

Для того, чтобы это было не так, людям нужно предложить мотивацию для того, чтобы они были готовы ценить свои отношения с согражданами больше, чем личную выгоду.

А это мотивация существует только в картине мира, в которой Родина является ценностью. Не "этой страной" в которой меня угораздило родиться, и планы побега из которой я постоянно обсуждаю на форумах с такими же бедолагами, а моей страной, принадлежность к которой я глубоко ценю и за которую я глубоко благодарен. Патриотизм – это не прибежище негодяев, это необходимое условие функционирования человеческого общества. "Моя Родина достойна привязанности и служения" – это убеждение, которое необходимо для существования честных полицейских, скромных чиновников и беспристрастных судей. Разрушать это убеждение – значит разрушать общество. Первый и необходимый шаг к уврачеванию любых социальных язв – это провозглашение его как непреложной истины.

А эта истина неизбежно опирается на другую – в существовании моей Родины есть смысл. А разговор о смысле подразумевает веру в Замысел, в рамках которого этот смысл возможен, такую картину вселенной и человеческой истории, которая осмыслена и движется к определенной цели. В самом деле, если, как это прекрасно формулирует Ричард Докинз, "во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого и безжалостного безразличия", то в существовании России нет смысла – как и в существовании чего бы то ни было.

Если этот смысл есть, и есть объективные нравственные обязательства, то есть Тот, кто задает этот смысл и эти обязательства. Поэтому национальная идея неизбежно связана с религией – и на этом вопросе нам следует остановиться подробнее.

Религию можно рассматривать в разных аспектах – и одна из проблем социологии религии в том, что в ней нет, собственно, религии. В либеральном подходе к миру религия больше не рассматривается как укорененность в разумном и нравственном порядке мироздания, поскольку либерализм просто отрицает или, по меньшей мере, игнорирует такой порядок. Религия видится как просто еще одна форма коллективной идентичности, как, например, национальность. Будучи ориентирован на индивидуализм, либерализм с подозрительностью относится ко всем коллективным идентичностям, как к потенциальному источнику угнетения личности и противопоставления людей по принципу "свой-чужой". В рамках такого видения мира любой разговор о присутствии религиозного фундамента в национальной идее воспринимается с большим опасением – не означает ли это исключение из числа "своих" иноверцев и неверующих?

Действительно, очень часто идентичность формируется "против кого-то", за счет исключения и противопоставления. Классический пример этого – этнонационализм, который живет за счет противопоставления "наших" "ненашим". "Сплочение против общего врага" – прием, к которому политики прибегали постоянно и еще неоднократно прибегнут.

Но существует и позитивная идентичность – приверженность общим ценностям, святыням и идеалам, которая проявляется в соответствующем поведении. Религиозная идентичность носит позитивный характер – она не строится на противопоставление "чужим". Воинствующий националист, например, потеряет все содержание своей деятельности, если коварные инородцы и враждебные соседи куда-нибудь внезапно изчезнут. Для верующего человека в его вере ничего не меняется в зависимости от наличия или отсутствия иноверцев. Вера стоит на положительном фундаменте и не нуждается в противопоставлении кому-то. Российские православные не противопоставляют себя российским мусульманам – они собираются вокруг Христа, а не против кого-то.

Существует секуляристкое представление о мире и истории, то, что обозначается термином "нарратив" – исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции. В рамках секуляристкой интерпретации религия как общественная сила неизменно опасна, и ее можно терпеть (сквозь зубы) только в качестве личного увлечения, которому отдельные несознательные граждане предаются в своих квартирах или специально отведенных для этого местах. Однако в действительности, как показывает история ХХ века, наиболее опасными и разрушительными оказались именно секулярные идеологии. Лидеры религиозных общин России, как мы видим, поддерживают самые дружественные отношения – и религия, в реальности, играет роль социального клея. Она не разделяет и не противопоставляет людей – а напротив, создает позитивную общность.

Поэтому, разумеется, вводить вероисповедание в качестве маркера, на государственном уроне отделяющего своих от чужих было бы и неверно, и просто невозможно. Религия играет в принципе другую роль – она свидетельствует о реальности нравственного закона, существовании объективных обязательств, осмысленности мироздания и человеческой истории – и, в этом контексте, осмысленности России.

Должны ли мы сознательно трудиться над созданием национальной идеи? Некоторые полагают, что такая идея может быть только чем-то дикорастущим, стихийным, неуправляемым. Президент не согласен с этим, и у него есть на это основания. Идеи – это не явление природы; это результат мышления людей, проявление их разума и их воли.

Более того, те или иные идеи принимаются обществом в любом случае. Не бывает такого явления, как общество без идеологии, без общепринятых представлений об идентичности этого общества, о должном и недолжном, о приемлемом и неприемлемом. Такая идеология существует в любом случае, и нам очень важно задуматься о том, кем и в чьих интересах она формируется. Те взгляды, которые Президент, слава Богу, отверг в своем выступлении – тоже идеология, причем идеология, которую нам хотят поставить "по умолчанию", как само собой разумеющуюся и обязательную.

И нам нужно задуматься о том, поможет ли такая идеология России (да и остальной Европе) сохраниться и преуспеть. Или нам лучше позаботиться о том, чтобы самим определиться с тем, во что мы верим и какого будущего мы себе хотим – и хотим ли мы его себе вообще. Выступление президента – хорошее начало для широкой общественной дискуссии об этом.