На пути у красного колеса

11 декабря исполняется 95 лет со дня рождения Александра Исаевича Солженицына. В интервью порталу Religare Галина Андреевна Тюрина, кандидат исторических наук, заведующая отделом по изучению наследия писателя Дома русского зарубежья им. А. Солженицына, размышляет о судьбе обширного солженицынского наслендия и его уникальной поэтике.

– Галина Андреевна, можно ли говорить о том, что тип писателя-философа в России закончился именно на Солженицыне?

- Я бы не стала утверждать, что какой-либо тип закончился. Это дело далекого будущего – оценить те или иные явления, освободившись от горячности, и вписать их теми или иными красками в пеструю ленту истории. И сегодня есть люди, которые занимаются литературным трудом не на потребу рынка. Просто широкому читателю о них мало что известно. Нынче активно рекламируется лишь то, что хорошо продается. Россию всегда отличала способность рождать ярких, энергетически заряженных личностей, которые становились движущей силой нашей истории. Это было верно подмечено еще Ломоносовым в известном стихотворении.

Александр Солженицын стал "писателем-философом", как Вы формулируете в вопросе, не благодаря каким-то обстоятельствам, а вопреки многим преградам. И рождение его не предвещало столь энергичной творческой деятельности.

– Почему?

- Оба деда Солженицына – не писатели, а крестьяне, исключительным трудолюбием построившие себе экономии – так на юге назывались большие хозяйства. С описания одной из них начинается первый узел эпопеи "Красное Колесо" – "Август Четырнадцатого". И мать, и отец Александра Исаевича были в своих семьях первыми, кто оторвался от земли – отец до ухода добровольцем на фронт Первой мировой окончил два курса Московского университета. Мать была послана отцом в столицу учиться на агронома. Приложить полученные знания она не успела: грянувшая революция лишила ее семью хозяйства. Все было отнято, муж, вернувшийся с фронта в начале марта 1918, умер от случайного ранения на охоте.

Жила мать с маленьким сыном в нищей хибаре в Ростове, зарабатывая стенографией. Откуда у десятилетнего Сани Солженицына появилась твердая уверенность в том, что он будет писателем, непонятно. Он признавался впоследствии, что и сам не отдавал себе в этом отчета. В его архиве находятся неведомо как сохранившиеся рукописи нескольких детских сочинений.

– Школьных?

- Нет, не школьных. Это полноценные литературные произведения: рассказы, повести. С 1929 года он начал выпускать рукописный периодический журнал со звучным названием "XX век", где сам являлся и автором, и редактором, и читателем. В 1932-м он уже составляет свое первое собрание сочинений – в школьных тетрадках.

– Ничего себе...

- Да. Его роспись в 1935 году включает 13 томов, среди них есть даже роман. Писательству не помешала ни учеба на физмате университета, ни командование батареей звуковой разведки на передовой Великой Отечественной, ни заключение в каторжном лагере.

– Как определить главный жанр писателя, к еоторому принадлежат и "Архипелаг Гулаг", и Красное Колесо"?

- Трудно сказать, какой жанр у Солженицына главный. Главным произведением он сам называл "Красное Колесо". Он задумал его еще в 1936-м, и немедленно приступил к осуществлению своего замысла. Начал с конспектов по истории Первой мировой войны, понимая уже тогда, что революция от нее не отделима. Продолжал этот труд тайно во время заключения на шарашке в Марфине, прервал работу вынужденно – после возвращения из лагеря и ссылки и нечаянного выздоровления от рака.

Солженицын счел, что раз уж в этом аду ему сохранена была жизнь, то только для того, чтобы рассказать о нем и о своих погибших товарищах, оставить свидетельство страшной катастрофы, постигшей Россию в XX веке. По сути и "Архипелаг", и "Круг" были написаны "вынужденно", стали отступлением от главной творческой цели Солженицына – романа о русской революции.

– Да, "Красное колесо" принято называть романом, но ведь это больше, чем просто роман в узком жанровом понимании.

- Да, вопрос жанра произведений Солженицына часто ставится литературоведами. Хотя он почти всегда сам обозначает жанр, но это обозначение не всегда удовлетворяет специалистов.

– А почему?

- Не вписывается оно в общепринятые форматы литературной работы. По собственному определению Солженицына, роман у него только один – "В круге первом". Жанр "Архипелага ГУЛАГа" он сам обозначил как "Опыт художественного исследования". Жанр "Красного Колеса" – это эпопея с авторским пояснением: "Повествованье в отмеренных сроках". Солженицын был настолько свободен в своем творчестве, что неоднократно становился изобретателем новых жанров и форматов. Но не потому, что ему хотелось быть оригинальным. Просто эти формы диктовал сам материал, жизнь ставила перед новые задачи. И они требовали особых художественных решений.

– А темы?

- Темы, если вдуматься, были те же самые, что всегда волнуют больших творцов: человек в исключительных обстоятельствах, ответственность за свой выбор, первичность духа перед плотью, высота человеческого достоинства. Но на протяжении веков эти внешние обстоятельства меняются, меняется самоощущение человека, меняются и формы его художественного выражения.

Это касается не только названных Вами романов. А двучастные рассказы, которые Солженицын начал писать по окончании "Красного Колеса"? А "крохотки"? А знаете ли Вы еще какого-нибудь современного Солженицыну советского писателя, который писал бы молитвы?

– Нет, не знаю.

- Солженицын составил их две. Текст одной из молитв много лет висел на стене в келье архимандрита Алипия, наместника Псково-печерского монастыря. А сорокалетняя работа писателя по обработке Толкового словаря В.И. Даля, увенчавшаяся составлением "Русского словаря языкового расширения"!

– Да, похоже, вопрос жанра остается открытым. А у "Красного колеса" и "Архипелага"есть предтечи и аналоги в русской литературе?

- Если говорить о предтечах, то, конечно, первой приходит на ум "Война и мир". Тем не менее, это совсем другой жанр. Сама композиция "Красного Колеса" с включением документов, газетных глав, киноэкранов, конечно, абсолютно самобытная. В этом году в издательстве "Русский путь" вышел сборник материалов масштабной международной конференции, посвященной исследованиям "Красного Колеса", которая проходила в 2011 в московском Доме русского зарубежья.

– Так или иначе, это какой-то вид историзма. Но ведь модернистская эпоха дискредитировала историзм. Его окрестили "историцизмом" и стали утверждать, что это навязанный, идеологизированный метод. Что же заставляло Солженицына быть историческим писателем в век модернизма? Тут ведь дело даже не в христианстве – христианство историзма не отвергает, но и не требует.

- Историческое мышление для Солженицына было необходимостью. Ведь он считал, что все наши сегодняшние беды имеют свои причины в прошлом. И без знания – ясного, честного, незамутненного, неискаженного – нам невозможно понять себя сегодняшних. Понять и предотвратить новые ошибки. К сожалению, мы редко делаем это вовремя. Чаще уже задним умом признаем, что опять не вынесли из пройденного нужного урока.

– Укладывается ли солженицынский историзм в традиционную классификацию: романтический, реалистический..?

– Мне кажется, он весьма плохо "укладывается" в традиционные классификации. Могу только подчеркнуть те главные черты, которые его отличают.

– Какие же?

- Прежде всего, несомненная научность. Во всем массиве "Красного Колеса" нет ни одного факта, вымышленного, придуманного, сочиненного для украшения текста. Каждую мелочь писатель проверял по крайней мере по двум независимым источникам. В настоящее время ведется работа по выявлению библиографии "Красного Колеса". Сам автор ее начал было вести, да быстро забросил это дело – гораздо более скучное, чем создание самого текста. Сегодня установлено около 2 тысяч наименований публикаций и архивных материалов, которые Солженицын использовал в работе. Это и документы, и периодика того времени, и исследования, и воспоминания очевидцев и современников. И все эти материалы писатель использовал исключительно точно и деликатно. Ему вообще была свойственна точность во всем, в малейших деталях.

– Например?

- Я занимаюсь изучением темы Москвы у Солженицына. К этому меня привлекло поразительное живое, полнозвучное, ярко-красочное, радостное изображение Москвы в "Августе Четырнадцатого". Той Москвы, которой провинциал Солженицын, родившийся позже описываемых событий, знать не мог, но тем не менее узнал и так точно и выразительно представил. Так вот, абсолютная точность присутствует не только в описании домов, улиц, трамвайных маршрутов, звуков и красок. В одном из эпизодов герои, полковник Воротынцев с женой, возвращаются из гостей, которые живут в Малом Афанасьевском переулке, к себе домой на Остоженку. Пешая прогулка сопровождается разговором, который длится ровно столько, сколько занимает дорога неторопливым шагом от двери дома в Малом Афанасьевском до двери дома на Остоженке.

– Интересно.

- Эта сугубая научная точность осмыслена и представлена в приложении к участникам событий. Солженицыну важно не только сообщить читателю текст телеграммы об отречении государя, принятой генералом Алексеевым, но и попытаться представить, что в этот момент переживает сам Алексеев, как он читает эту телеграмму, какие чувства его обуревают. И этим сухие исторические факты оживляются, это дает возможность и читателю сильнее осознать и пережить их вместе с героем, он становится вовлеченным в повествование. Достичь этого можно, несомненно, только при помощи богатой палитры художественных средств, которые тоже составляют часть особенного солженицынского историзма.

– Почему "Архипелаг Гулаг" и "В круге первом" стали популярными, а "Красное колесо" толком не прочитано?

- Первыми стали популярны рассказы "Один день Ивана Денисовича", "Матренин двор", "Случай на станции Кочетовка". Такими популярными, как не снилось самым модным современным творческим деятелям. "Иван Денисович" в 1962 году был прочитан всей многомиллионной страной и не оставил равнодушным никого. Каждого слова Солженицына ждали с жаждой. В годы фактического запрета (а они наступили очень-очень быстро, последняя строчка Солженицына в советской печати была напечатана в 1966) его тексты, невзирая на реальную опасность ареста и посадки, переписывали от руки, печатали на машинках, переснимали на фотопленку, сделанные "книжки" ходили по рукам и зачитывались до дыр. Среди них был и первый узел "Красного Колеса" – "Август Четырнадцатого", вышедший в свет в Париже в 1971 году.

Так же жадно читали Солженицына и после 1990-го, когда первой публикацией на родине "Архипелага ГУЛАГа" было положено начало его возвращения на родину.

Почему не прочитано "Красное Колесо"? Наверное, такое чтение – большая серьезная работа. Впрочем, любое чтение – это определенный труд, ведь изначально читатель призывается автором к сотворчеству, соработничеству, сопереживанию. Сейчас люди слишком заняты, кто зарабатыванием денег, кто выживанием. Тем не менее, есть и такие, которые читают "Красное Колесо", в том числе молодые, которые хотят знать историю своей страны и просто любят хорошие книги. Хотя, конечно, надо признать, что таких людей не большинство.

Главное, что эта книги написана, и у людей есть и всегда будет возможность ее прочитать. Нужда в ней будет постоянной, поскольку с неизбежностью снова и снова будут вставать перед обществом те вопросы и проблемы, которые существовали в начале XX века. И если в нас будет оставаться хоть капля здравого смысла, мы обязательно будем возвращаться к этой книге.

– Почему Солженицын-эмигрант со временем оказался чужим и в России, и на Западе? Откуда взялось выражение "вермонтский узник"?

- Выражение "вермонтский узник" взялось из агитационной советской литературы, которая и после высылки писателя за пределы страны продолжала кампанию по его дискредитации как на Родине, так и за рубежом. Многие западные газеты и журналы охотно печатали инспирированные КГБ материалы против Солженицына.

– Даже так?

- Да. Но не только в этом дело. Когда Солженицын оказался на Западе, он разочаровал многих, поскольку отказался вести какую-либо деятельность и даже высказываться против своей родной страны. Он считал это аморальным. "Я достаточно говорил на Родине, теперь помолчу", – ответил писатель журналистам в доме Генриха Белля, приютившего его после высылки. Тем не менее, будучи от природы сильно заряженным социально, на Западе Солженицын стал говорить о проблемах тамошней жизни: о крушении гуманизма, проблеме самоограничения. Многие были этим уязвлены. Тем не менее огромное число людей на Западе любит Солженицына и считает его своим писателем. Об этом свидетельствуют хотя бы постоянно выходящие в свет новые переводы за рубежом. Лидерами здесь всегда были французы, в этом году вышел очередной том полного собрания сочинений Солженицына на французском. Последние годы усиленно трудятся китайцы, переведено и издано уже все "Красное Колесо".

– А откуда возникло отчуждение в России?

– Возможно, кому-то Солженицын стал в нашей стране "чужим". Над этим много поработало в свое время КГБ, огромное число плавающих и поныне на наших бескрайних и безответственных информационных просторах сплетен, мифов и откровенных фальшивок имеют именно такое происхождение. Но надо сказать, что нынешнее 95-летие писателя показало, что его авторитет в нашей стране очень высок – в самых разных учебных, научных, культурных, общественных центрах было проведено множество памятных мероприятий, конференций, читательских обсуждений. И проходили они не формально, но с большой любовью и уважением.

– Это замечательно. Но в 90-е, когда Александр Исаевич приехал в Россию, где его ждали миллионы читателей, новые либеральные СМИ (типа НТВ) подвергли его обструкции как в "лучшие" советские годы. Кто-то из журналистов тогда сказал: "Сейчас они его второй раз вышлют"...

- Не только названные Вами СМИ. Обсуждение вышедшей 27-милионным тиражом в спецвыпуске "Комсомольская правды" статьи "Как нам обустроить Россию?" было пресечено высшим руководством страны. Горбачев на Верховном Совете СССР объявил о том, что Солженицын "весь в прошлом" и брошюра "нам целиком не подходит". Газетам было запрещено печатать читательские отзывы на статью, хотя редакции получали их сотнями. "Посильные соображения" писателя оказались не нужны спешащим ухватить свой кусок "реформаторам". Ну и правда, разве мог найти понимание вот такой, например, тезис: "...Подлинная устойчивость общества не может быть достигнута никакой борьбой... но возвышением людей до принципа самоограничения. И умелым трудом каждого на своём месте".

– Да уж. Но Солженицын все-таки обрел статус властителя дум и "совести нации"? Или этому что-то помешало?

- Мне не кажется уместным слово "помешало", как будто это у него была цель такая – стать "совестью нации" или "властителем дум", но что-то ему помешало. Статус "совести" десятилетиями в нашей стране узурпировала та же субстанция, что и ум с честью, а именно Коммунистическая партия. И она надолго дискредитировала эти понятия в сознании людей. Во всяком случае сейчас понятия "совесть", кажется, просто не существует, в него никто не верит. Что касается Солженицына – несомненно, для многих людей он стал совестью нации. Но вовсе не потому, что он к этому стремился, а потому, что слова, которые он писал, находили отзвук, подлинный и чистый, в сердцах многих из его читателей. Он до самого конца отстаивал реальное существование того, что многие десятилетия коммунистической идеологией отрицалось и уничтожалось. А именно, высоту человеческого достоинства, человеческого духа, красоту и богатство человеческой природы, любовь к людям. Никто из писателей-современников не представляет своих героев с такой любовью, как Солженицын, и люди откликаются на эту любовь.

– Многих волнует вопрос, чем вызвано написание книги "Двести лет вместе"?

- Солженицын писал, что эта тема возникла во время работы над текстом "Красного Колеса". Работа с колоссальным количеством источников предоставила писателю огромный материал для такого исследования. То, что вопрос остается актуальным и поныне, доказывать нет нужды. Многие, прочитавшие книгу Солженицына и на Востоке, и на Западе, отметили ее спокойное равновесие, редко встречающееся в произведениях на эту тему.

– Как вы думаете, какое произведение Солженицына можно считать его завещанием?

- Думаю, что с уверенностью могу сказать, что завещанием Солженицына была его эпопея "Красное Колесо".

– Почему Солженицын не популярен у молодого поколения? Увы, его почти не читают школьники и студенты.

- Разделяю Ваше сокрушение по поводу потери молодежью интереса к чтению, замечу, однако, что Солженицын популярен или не популярен у молодого поколения в той же мере, что и Пушкин, Лермонтов и далее по списку школьной программы. Может, скажете, что Некрасов сегодня в моде?

Поверьте, есть и такие молодые люди, которые любят Солженицына. Он сегодня не менее актуален, чем в конце 60-х. Потому что, как и любой большой художник, он пишет о человеке перед лицом испытаний. Испытания разные времена ставят перед человеком разные: уходят одни жизненные реалии, приходят другие. Но человек всегда будет стоять перед выбором и нести ответственность за этот выбор. Ничего другого природа не предлагает. Как теперь говорят, меняются только девайсы, а суть человеческой жизни остается неизменной.

Сегодняшние испытания, возможно, менее страшные, но более тонкие, менее различимые, менее очевидные – мы чувствуем, однако, что не становимся ни здоровее, ни счастливее. И книги Солженицына, пронизанные верой, светом, любовью, жаждой жизни, юмором, наконец, становятся для их читателя не только утешением, они дают им в руки оружие, с которыми можно выстоять в любых испытаниях и победить.

– Появляются ли сегодня молодые исследователи творчества Александра Исаевича?

- Молодые исследователи есть и в России, и за рубежом. Защищаются диссертации. В прошлом году был опубликован текст диссертации, защищенной в университете в Дели, в этом году нам прислали автореферат арабского аспиранта одного из наших филологических вузов. Солженицынские конференции собирают большое число участников не только в Москве, но и в провинции.

Поделюсь еще одним любопытным и, честно говоря, малообъяснимым фактом. В прошлом году проводили статистический опрос среди студентов Гарвардского университета, кто из приглашенных гостей, когда-либо произносивших в тамошнем университете речь, наиболее популярен. У Солженицына второе место (хотя он держал свою речь в далеком 1978 году!). Первое – у Джоан Роллинг, третье – у Стива Джобса. Надо сказать, что и в наших рейтингах Солженицын в числе лидеров. Помню, в прошлом году были опубликованы результаты опроса среди школьников в журналах "Белый город" и "Литература в школе".

– Солженицынский фонд готовит какие-то мероприятия к юбилею? Что и когда можно посетить?

- Собственно говоря, солженицынский фонд ничего не готовит, это благотворительная организация, созданная писателем сразу после высылки из СССР, в 1974 году, в Цюрихе. В этот фонд поступают со всего мира гонорары за издание "Архипелага ГУЛАГа" – самой издаваемой книги Солженицына. Все средства этого фонда идут на помощь бывшим политзаключенным и их семьям. Многие из них были реабилитированы в 1960-х. Но, заметим, далеко не все – не были реабилитированы раскулаченные, не были реабилитированы "пленники" – те, кто сел за то, что был на оккупированных территориях, и другие категории. Но большинство навсегда потеряло в лагерях здоровье, многие остались без семей, не выработали пенсии. Сегодня таких людей остается все меньше, однако и сейчас число подопечных фонда – несколько тысяч.

Главным юбилейным мероприятием является открывающаяся сегодня в ГМИИ им. А.С. Пушкина выставка "Александр Солженицын. Из-под глыб. Рукописи, документы, фотографии". Выставка продлится с 10.12.2013 г. по 09.02.2014 г.

Отделом по изучению наследия А.И. Солженицына Дома русского зарубежья им. А. Солженицына подготовлен и выпущен в свет 2-й том альманаха "Солженицынские тетради".

Вышли в свет подготовленные к печати сотрудниками отдела сборники материалов международных научных конференций "Жизнь и творчество Александра Солженицына: на пути к "Красному Колесу" (7 – 9 декабря 2011, Дом русского зарубежья) и ""Ивану Денисовичу" – полвека" (15 – 16 ноября 2012, Дом русского зарубежья).