Беседа с директором Института Динамического Консерватизма, исполнительным директором Изборского клуба Виталием Аверьяновым

"Русский Вестник" продолжает публикацию бесед с выдающимися деятелями русского национального движения. Они делятся с нами мыслями о судьбах России, ее истории и идеологии. Десятки записей осуществлены на студии "Славянофил" Институтом русской цивилизации. Записи публикуются в сокращении.

– В чем главные особенности русской цивилизации?

– Таких особенностей можно насчитать изрядное число, как семь таинств, не менее. Я бы сейчас не стал выдавать какие-то схематичные формулировки, какие-то слова, потому что у нас не будет достаточно времени, чтобы дать им развернутые определения. Я, наверное, сошлюсь на то, о чем редко говорят. Я думаю, что одним из таких принципов является особое отношение нынешней русской цивилизации к ее духовному фундаменту – к Православию.

Русская цивилизация – это не единственная православная цивилизация, была византийская православная цивилизация. Но в чем специфика и в чем уникальность России? Я отношусь к тем философам, кто полагает, что нынешняя русская цивилизация началась примерно 600-650 лет назад, а до этого была русская античность. То, что называется "Киевская Русь" – это не нынешняя цивилизация, это наша предыстория. Точно так же, как у греков была Древняя Греция, а потом уже Византия. Специфика и уникальность русской цивилизации в том, что для нее Православие, которое было принято при равноапостольном князе Владимире – крестителе Руси, – явилось тем фундаментом, который старше самой цивилизации. То есть у нас Православие оказалось записано еще на более глубоком генном уровне, как говорят, на подкорке у русского человека. То есть свет Православия у нас в значительной степени не извне, а изнутри. Это заложено в самой культуре. Это, может быть, главная особенность, которая отличает нашу Россию; не Древнюю Русь, а нынешнюю Россию, начиная с Александра Невского, преподобного Сергия Радонежского – с этого момента. Поэтому даже в эпоху гонений на Церковь и богоборчества эта энергия продолжала свое действие.

– Какие существуют главные нравственные ценности русского народа?

– Я думаю, что, опять же, если они не уникальное, то в значительной степени своеобразные – они русские. Это способность к состраданию и особое восприятие совести. Такого понятия, как у нас совесть, в других языках вообще нет. Если брать европейские языки, то там эти понятия, как правило, сопрягаются с неким сознанием, то есть совесть и сознание – почти одно и то же. Но все-таки нет! Совесть – это вертикальная связь нравственности и духовности. Сострадание – это способность сопереживать, вчувствоваться в иное и, обращаясь к иному, увидеть его на очень большой глубине – как свое, как родное.

Ну и, наконец, я бы хотел сказать немного о термине "соборность". Этот термин имеет глубокие философские трактовки, но, мне кажется, очень часто упускают при его интерпретации один важный момент, что есть таинство собора, который вообще символически содержит в себе самую суть соборности. Соборование – это собирание человека через его онтологический центр, то есть через центр его бытия, корни его бытия, когда отпускаются забытые грехи, и таким образом человек обращается к той своей сути, которая еще – до всякого греха, к тому, из чего человек произошел. Наверное, это самособирание, способность подобрать все хвосты, все шлейфы, все, что из человека выпало, отпало из его души, – вот эта способность к соборованию и особое отношение к этой способности – тоже наша уникальная культурная черта, которая дала, в том числе, такие результаты, как философия Хомякова и других наших философов, которые стали размышлять уже через общину, через идею соборности в храме и т.д. Стремление сосредоточиться, собраться в некую смысловую точку – это, с одной стороны, дефицитная черта для русского человека, который очень часто бывает разухабист, размашист, способен к разгулу, а с другой стороны, опять же в критические моменты это наш главный козырь – эта уникальная возможность собраться из состояния разброда и шатания. Внутренняя способность к дисциплине там, где, казалось бы, ее невозможно ожидать. И тем более ценны те русские люди, которые эту способность проявляют систематически, постоянно. Таких людей может быть не большинство в России, но на них она держится. Это та русская косточка, которая всегда была опорой – и Святой Руси, и России как государства. Если к этому добавить еще и идею духовной соборности, то есть духовного собирания, то получаем все те необходимые формулы, которые дают нам представление о том, какой должна быть Россия.

– Добро и зло, что это, по-Вашему?

– Вообще здесь я стою на классической православной традиции о том, что добро есть, а зла нет, что зло – это отсутствие добра, это ущерб в благой жизни. Русский человек это доказывает, мне кажется, даже больше, чем другие, в том отношении, что зло, как правило, примешивается. Его можно сравнить с вирусами, с мутацией, с чем-то, образовавшимся в жизни в качестве какого-то внутреннего ущерба, какой-то, как говорил Лев Николаевич Гумилев, антисистемы, которая живет за счет системы, и если она победит, то и сама погибнет. Вот суть зла. Я бы оценил так. Мне кажется, достаточно для короткого ответа.

– Добротолюбие у русского народа, как Вы его понимаете?

– Добротолюбие в его самом, на мой взгляд, предельном виде, предельном существе представляет собой единство поступка и созерцания в этом самом онтологическом центре человека. То есть это та глубина человека, которая проявляется, когда он действует, понимая и созерцая, и понимает и созерцает действия – у него тут нет разрыва. Добротолюбие – это такая гармония между внутренним и внешним. Я так понимаю эту идею Святых Отцов и, думаю, на этом можно остановиться.

– А вот такое качество русского народа, как нестяжательство?

– Здесь остановлюсь чуть подробнее, потому что есть некоторый миф вокруг идеи борьбы нестяжателей и иосифлян. Миф этот связан с тем, что ряд наших историков, в том числе и историков богословия, таких как Федотов, Воровский и многие другие, сделали идею борьбы двух партий в XV-XVI веках некоей такой, как сейчас модно говорить, "брендообразующей идеей". Что были две партии на Руси, одна из которых дала Ивана Грозного, а потом старообрядцев, а другая дала некие силы обновления, которые сначала проиграли, а потом они уже в XVIII-XIX веках вырождались. Я думаю, это в значительной степени мифологическая схема, потому что в реальной жизни в том же самом XV веке эти две ветви были в значительной степени едины как духовная сила, но выражались в несколько разных формах. То есть заволжские старцы были в большей степени созерцательные, они представляли собой больше скитское монашество, иосифляне были монастырскими общежительными монахами, больше склонными к хозяйству и к таким протосоциалистическим формам, когда они создавали образцовые общины и деревни, и крестьяне жили у них гораздо лучше, чем, скажем, у дворян.

Как родился этот миф? Миф связан с тем, что в определенный момент Великий князь Московский захотел прощупать возможность секуляризации части церковных земель, и в определенный момент он попытался столкнуть на соборе эти как бы две партии, которых на самом деле никогда не было. Современные наиболее глубокие исторические исследования показывают очень четко, что столкновение иосифлян и нестяжателей – это, в значительной степени, миф. Для чего нужен этот миф – довольно сложный вопрос, но я бы сказал, что это какие-то партийные интересы наших историков уже ХХ века, то есть попытка навязать какой-то определенный образ жизни и действий. Я считаю, что обе эти ветви ценны и созерцательны, и они обе живут в современной церкви, слава Богу! И должны жить дальше, должны поддерживать друг друга.

Что касается самого принципа нестяжательства, то это, конечно, очень почтенный необходимый принцип, но важно понимать, что нестяжательство заключается не в отсутсвии ресурсов, а в том, чтобы они не направлялись на свои корыстные цели. В этом смысле нестяжателями вполне могли быть иосифляне, то есть крепкие монастыри, которые имели свои капиталы, имели свои земли, имели золотые ризы на иконах, но при этом они вполне могли быть нестяжателями, потому что если это были люди правильные, целеустремленные в своем духовном росте, в духовной жизни, то никакой корысти в прямом смысле слова там быть не могло. Я считаю, что эти вещи не противоречат, и надо смело смотреть в свое прошлое и в свое будущее и двигаться вперед. В Православии обязательно должны быть хорошие крепкие хозяйства, и это не есть стяжательство само по себе.

– Патриотизм, что это, по-Вашему?

– Я полагаю, что любовь к своему Отечеству, преданность своим предкам, ощущение связи с ними – это фундаментальное свойство духовно суверенного существа, то есть существа, которое находится в самостоянии. Без этой связи невозможно самостояние человека, невозможна полная суверенность. Поэтому это фундаментальная, коренная, одна из конститутивных черт достойного человека, достойный человек не может быть не патриотом. Точно так же, как он не может не быть патриотом своей семьи, той среды, которая его вскормила, растила. Допустим, если человек вырос в детском доме, то для него семьей становятся его учителя – здесь нет противоречия. Если человек благороден, то история его рода для него – святыня; это его корни и в то же время его связь с высшей реальностью, потому что он возводит свой род к неким мистическим предпосылкам, божественным предпосылкам. Поэтому патриотизм – это действительно сущностная вещь. Не могу не привести замечательные слова Ивана Ильина по поводу того, что настоящий, подлинный патриотизм – это духовный патриотизм, который связан с духовным голодом. То есть в современном мире в условиях крушения многих традиций и крушения преемственных связей патриотизм воспринимается как ощущение жажды и голода по подлинной связи со своими корнями, со своим происхождением.

– Кто сыграл положительную роль в истории России?

– Я уже называл имена родоначальников нынешней русской цивилизации, но я еще раз повторю. Я считаю, что символами этой России последних 600-700 лет являются те, кто стоял у ее истоков. Это благоверный князь Александр Невский, выбор которого стал предпосылкой исторического чуда, что русские с их языком, с их православной верой, в значительной степени, многие боярские роды сохранили себя через цивилизационный перелом, когда одна цивилизация рухнула, и под покровом татаро-монгольского ига она медленно умирала, а параллельно зародился эмбрион новой цивилизации. И если бы не Александр Невский, вполне вероятно, что не было бы этой России как новой цивилизации, а произошло бы растворение русских в стихии истории. Часть русских ушла бы в западную цивилизацию, окатоличилась бы, превратилась бы в таких новых поляков, возникло бы еще несколько таких народов, как поляки на территории Украины, на территории России, а другая часть могла бы раствориться в исламских народах и превратиться в часть Орды. Тогда это был вполне возможный исход. Ничего невероятного в нем не было, и многие другие народы в похожих ситуациях именно так и завершали свой путь.

Другим я назвал бы преподобного Сергия Радонежского, который сумел, опять же под татаро-монгольским игом, задать такой импульс любви, добра, такой импульс благой мысли, благого пожелания по отношению к своим ученикам, что сила этого импульса фактически соткала Святую Русь. Потому что мы не должны заблуждаться: сам этот термин "Святая Русь" относится не столько к древней Киевской Руси – он относится именно к этой Руси преподобного Сергия, которая потом стала несущей основой цивилизации России, Русского царства. Это большая загадка, как по этому лучевому принципу за какие-то 50-70 лет распространилась через учеников преподобного Сергия Святая Русь внутри России. Это действительно тайна, так же, как и то, на чем держится традиция, длительная стабильность в истории.

Многие ученые изучают вопрос: как функционирует цивилизация в условиях переломов, революций – это очень интересный вопрос. Но мало кто интересуется: а почему традиция может существовать веками и тысячелетиями, на чем она держится? Я много лет изучал этот вопрос и не нахожу лучшего ответа, чем ответ, что у истоков традиции стоит тот, кто сумел реализовать совершенную любовь к своим ученикам. Он остается потом в благоговейном образе родоначальника. Самым ярким примером, конечно, является Спаситель Иисус Христос: Он не только самый яркий пример, Он фактически – образ образа того, что стоит у истоков традиции. Он принес себя в жертву – Он показал наивысшую любовь. Но то же относится и к тем, кто закладывал основы национальной традиции, как преподобный Сергий и князь Александр Невский. Я бы сказал, что это лица, которые оказали самое большое влияние на Россию, на историю России.

Если смотреть дальше, то оба наши Иоанны Великие – и Иоанн III, и Иоанн IV – при том, что они во многом были спорными фигурами, и много было смешанного человеческого и высшего начала в них, но, тем не менее, по своему влиянию на ход становления нашей цивилизации эта два государя стоят превыше многих других, превыше тех, кто был после них. Их индивидуальная роль, их персональный вклад в становление русской цивилизации огромен. Можно сказать, что они стали изобретателями новых форм, которых до них исторически не было. Это касается таких вещей, как русское поместное землевладение при Иване III, особое русское самодержавие, которое сложилось при Иване Грозном, достаточно мудрая система земств, которая была при молодом Иване Грозном, это Стоглавый собор, заложивший основы русской соборности, это из организационной сферы.

Но я стою на тех позициях, что для любой культуры и цивилизации определяющую роль играют именно пророки – те, кто задают то, что сейчас принято называть в науке генокодом, культурным генокодом. Поэтому обобщенно на вопрос о том, кто оказал самое большое влияние на Россию, отвечу: это наши святые. Если взять весь сонм наших святых, которые хранят нас до сих пор, – это и есть ответ на вопрос, кто сыграл самую положительную и самую большую роль.

– Кто сыграл отрицательную роль в истории России?

– Опять же я буду говорить о каких-то реперных точках, о крайних выражениях, потому что у нас в истории было много злодеев, но символом крушения уклада и разрушения традиций, как я уже говорил выше, является Смутное время. И олицетворением отрицательной роли в русской истории являются те люди, которые патетически выражали дух Смутного времени. В XVII веке это были сторонники семибоярщины, которые захотели узаконить эту ситуацию, своеобразную олигархию. И, что любопытно, именно они потом призывали на царство королевича Владислава, они запирали святителя Гермогена в монастыре, чтобы он не мог реализовывать свою миссию, свое великое служение, когда пытался разбудить русских людей, обратить их к их истинному предназначению. В ХХ веке наиболее ярким воплощением я считаю представителей Февральской революции – всех тех, кто стоял у ее истоков, тех, кто ее совершил, кто арестовал Царя, ну а потом и те, кто это дело продолжил и уничтожил всю Царскую семью. Эти люди сыграли исключительно отрицательную роль.

Причем, я хочу подчеркнуть, что и февралисты, и те, кто делал Октябрьскую революцию, это фактически как две руки, левая и правая. В русской революции, конечно, надо видеть полюс разрушителей, которые уничтожали все старое, но можно видеть и то, что проклевывался полюс созидателей, который потом постепенно, уже в эпоху Сталина, возобладал. Когда мы говорим о большевиках, надо понимать, что было олицетворение зла, но не всегда это зло нужно полностью отождествлять с какой-то партией, каким-то движением. Здесь история сложнее.

Если говорить о третьем смутном времени, которое еще животрепещущее и большинство злодеев еще живы, то здесь недаром по аналогии с термином "семибоярщина" возник термин "семибанкирщина". Конечно, были 1991 и 1993 годы, злодейство проявлялось и там, но, может быть, пик смутного времени – это 1996 год, выборы Ельцина, когда он фактически проиграл, но ему помогли одержать победу те же представители семибанкирщины и та самая политическая номенклатура, которая держалась за эту эпоху и стремилась ее увековечить. Их имена известны, и я не буду их перечислять. Сам Ельцин, кстати, является таким, я бы сказал, достаточно емким символом смутного времени.

– Каким Вы видите будущее России?

– Я вижу Россию как Царство Правды, светлую легкую страну. Причем я совершенно в этом не сомневаюсь, несмотря на все, что сказал выше. Я убежден, что она необходима в этом сотворенном мире, на этой Земле. Она необходима как культура, как цивилизация, как народ. Без нее мир рассыплется. Она является чем-то вроде замкового камня, который соединяет арочную конструкцию мира: если его вынуть – арка распадется и все здание рухнет. Поэтому не может быть иначе. Это мой Символ веры.

Россия обязательно поднимется и вернется к себе, причем это может произойти парадоксально – даже через тех, кого мы считаем ее врагами, кого мы считаем людьми, ее разрушающими. Так часто бывало уже и произойдет еще раз. Ну а наша задача – добиться того, чтобы это возвращение произошло с минимальными издержками, чтобы не приходилось опять через какую-то неимоверно большую беду восстанавливать себя. Может быть, это у меня аберрация – какое-то искажение восприятия, но из общения с людьми, что встречаются по жизни, я вижу, что у нас много носителей национального начала нашей культуры. И, может быть, нам – тем, кто является такими носителями, – просто надо больше доверять друг другу, и тогда у нас все получится.