Первое сентября Борис Соколов С конфессиональным уклоном

М.: Дрофа, 2004

Книга Ивана Карпова одушевлена искренней любовью к шмелевскому творчеству. Автор горячо приветствует включение произведений писателя в школьный курс, но сожалеет, что их изучают не во всех классах: "Если мы признаем, что Шмелев - один из самых больших русских писателей XX века, что произведения его имеют огромное воспитательное значение, что они должны быть включены в список базовых текстов, если мы утверждаем принцип преемственности, на котором строится изучение литературы, - тогда мы должны в каких-то обучающих формах возвращаться к изучению творчества Шмелева в каждом классе". Замечу, что, на мой взгляд, Шмелев все-таки классик второго ряда, уступающий Булгакову, Шолохову, Набокову или Бунину.

Карпов полагает, что изучать Шмелева предпочтительнее, чем, например, Мережковского, поскольку для последнего характерны религиозные "искания", напрочь отсутствующие у Шмелева: "Если человек верующий, то он верит всему, что сказано в Священном Писании и Святоотеческом Предании. "Искать" такому человеку нечего: он просто верит, молится и старается жить по заповедям Иисуса Христа. А если для человека Иисус Христос "неизвестный", то он будет выдумывать свою религию, искажая Священное Писание". С этим мнением можно поспорить. Мне кажется, что каждый действительно большой писатель, даже придерживающийся определенной христианской конфессии, допустим, православия или католичества, все равно в душе и в книгах имеет своего Христа, не похожего на этот образ в произведениях других авторов, ибо каждому такому писателю все равно свойственны искания в вере, что отнюдь не всегда ведет к отходу от прежней религии, как это, например, произошло с Львом Толстым. Но Карпов, безусловно, прав в том, что книги Шмелева в очень доступной форме знакомят нас с каноническим православием.

В пособии содержится немало интересных сведений о жизни и творчестве Шмелева. Приведены отзывы критики и оценки современников, даны конкретные методические указания по разбору включенных в школьную программу произведений Шмелева. Карпов дает образцы проведения уроков по жизненному и творческому пути Шмелева, по роману "Лето Господне" и повести "Богомолье". Интересна мысль автора о том, что у Шмелева "духовная реальность в качестве предмета изображения становится органической частью поэтической реальности: а) когда она изображается как знамение, рационально и эмоционально постигаемое "маловером", б) когда на первый план повествования выдвигается прозрение "маловера", о чем повествуется, в) на широком фоне народно-религиозной жизни". Можно согласиться с Карповым в том, что "учитель всегда должен иметь в виду учащегося как субъекта обыденной деятельности и обыденного слова". В книге приведены возможные темы и образцы сочинений по творчеству Шмелева.

В то же время пособию присущи и некоторые недостатки, связанные с попытками искусственно осложнить материал. Например, на уроке по теме "Художественный мир И.С. Шмелева" предлагается задавать следующие вопросы: "Кем создан этот мир - литературно-художественное произведение? Как мы называем творца этого мира? Существует ли этот мир без нашего восприятия, прочтения, анализа?" Но ведь вряд ли даже самый нерадивый ученик не догадается, что художественный мир Шмелева создан самим Шмелевым, что Шмелев - это писатель и что его мир существует только в том случае, если мы прочли хотя бы одно его произведение, поскольку это - единственно возможный вид его восприятия. В то же время анализ для существования художественного мира писателя не является необходимым условием. Ведь очень многие люди не анализируют прочитанный текст, но он все равно действует на их сознание и подсознание.

Следующие рассуждения Карпова представляются излишне глубокомысленными: "Понятие "художественный мир" - и простое и сложное, и понятное и совершенно непонятное. Понятное - какая же тут проблема: художественный - значит словесный, образный, а мир - все то, что изображено как жизнь, как то, что окружает человека. Непонятное - как это: с одной стороны, художественный, т.е. слово-понятие, эстетическая категория; с другой - мир, т.е. обыденное слово". Как будто словам из сферы эстетики запрещено сопрягаться с обыденными словами, тем более что слово "художественный" само по себе может употребляться и вне эстетического контекста, а слово "мир" весьма многозначно. Или такое вот определение: "Любой вид словесно-мыслительной деятельности предполагает наличие определенного мышления в пределах парадигм, заданных спецификой предмета, на который направлена деятельность". Боюсь, не всякий педагог поймет смысл этого текста. И как быть тем, кто в своем мышлении выйдет за пределы существующих парадигм?

В целом книга предоставляет богатый материал для преподавания и изучения одной из новых тем в школьной литературе. Отмечу, что книга очень удачно иллюстрирована цветными репродукциями картин современных Шмелеву русских художников на религиозные темы.

«Первое сентября» 21.09.2004