Сколько ни растягивай смысл на изящных пяльцах политкорректности, и не вышивай гладью на прорехах, а слово, в рамках любой " господствующей идеологии " свободным не назовёшь. Ныне господствующая безграничная толерантность самозабвенно, громогласно и слюнообильно лупцует негодованием любую цензуру, на деле заменяя её абсолютной модерацией : задевающие толерантность факты не редактируются, не корректируются и не урезаются садовыми ножницами до размеров этикетки.Они просто напросто, бело набело стираются с экранов мониторов и из планов принесших новость в клюве корреспондентов. Даже если и остаются в головах очевидцев и в ушах посвящённых.
Французская глубинка, а точнее, такая глубина, что местами, кажется, мало что здесь изменилось, со времён Ноева Ковчега, разве что, джинсы завезли. Щедро укутанные в густейшую зелень горы старого (Центрального) массива так давно остепенились и оживописились, что уж и не помнят себя вулканами. Каждая самая отвесная и извилистая дорога когда-то была тропой, и на самых скромных клочках земли, между камнем и пропастью – вековые кресты. Каменные или буро-железные, стёртые временем и непогодами в крошащуюся ржавчину, цвета крови.
Встречаются селения-деревушечки по три дома. Всё открыто, никого нет. Объявленный на продажу мёд – чуть не на пороге. Гостеприимные дремотные пастушьи собаки взбивают хвостами пыль и лижут руки, извиняясь за отсутствие хозяев. Здесь ещё живут, доверяя друг другу и не сомневаясь в большей и лучшей половине человечества.
Ближайший крупный город (10тыс. населения) в долине, на берегу шумливой, бегущей вприрыжку по белым камням горной речушки. Здесь, как и во всех более-менее крупных городах, двери держат закрытыми. Наглухо.
Готическая церковь пронзительной красоты. После воскресной службы, пожилой и тихий как тень под сводами священник терпеливо ждёт, пока выйдут последние прихожане и туристы-посетители.
– Мы закрываем. Мне очень жаль.
И вдруг неожиданно начинает говорить нам, стоящим рядом, как стыдно и больно ему, оттого,что храм теперь приходится запирать, после каждой службы и " держать Божий дом взаперти ", до следующей мессы.
-А что делать? Не сторожей же сюда сажать. Да и некому сторожить, серьёзные люди работают, несерьёзным не доверишь. И так стыдно: на каждого незнакомого " молодого человека " теперь смотришь с неприязью и неодобрением: зачем идёт? Что делать собирается? Ведь никакой управы на них нет, всё им сходит безнаказанно.
– А что делают?
– Сказать страшно, что делают. Самое мелкое-портят, воруют...
Потом совсем тихо добавляет, опустив глаза:
– Святую воду не уважают. Это страшно. Я беседовал с одним, спрашиваю, зачем? Не веришь, иди с миром, иди в тот храм, где тебе хорошо. Уважай людей, с которыми бок о бок живёшь, и тебя станут уважать, и твою религию... В ответ – одни оскорбления. Нет у них ни к кому ни интереса, ни симпатии. На Вербное воскресенье, в мэрии французский флаг сожгли... Вы слышали об этом? Конечно, не слышали...
Оказалось, телевидение приезжало, хотели что-то снимать, потом, созвонились, договорились и передумали. Сказали, не стоит потворствовать вражебности и стигматизировать определённую часть населения. Сказали, случай типичный, теперь такое часто случается, то здесь, то там. Если об этом постоянно говорить, могут возникнуть нездоровые волнения. Молодые люди... Ну, не нравится им французский флаг, повесьте, говорят, европейский. Какая вам разница, Франция, не Франция. Что вам Гекуба, что вы – Гекубе, всё одно. Bон, лидер абортированной французской революции мая 68г, Даниэль Кон-Бендит, на последнем выступлении в Европарламентe так громко кричал : долой национальный коленкор и заморочки-границы, обряды и обычаи, да здравствуют Соединённые Штаты Европы. Прислушайтесь. Забудьте всякую национальную идентичность, чешитесь все одной гребёнкой, нонеча опять все равны. И некоторые опять равнее.
– А если они и европейский флаг сожгут, как думаете, по телевизору покажут?
Совсем сникший священник, рассказывает, что " один из тех ", с кем ему довелось пообщаться, после последнего богохульства в храме, заявил, что теперь, де, скоро будут новые хозяева и новые порядки. Осталось, де, ещё немного подождать. Но что " ихняя возьмёт, потому что они теперь сильнее ". А они сильнее, потому что им за это и за многое другое " ничего не будет ".А ничего не будет, потому что они " бывшие угнетённые и теперь у них все права ". Согласно завоеваниям политкорректности.
-И чего ждут?
-А что может быть? Все молчат. Чем больше молчат, тем больше кажется, что все согласны. На самом деле, всё кипит, как в скороварке, крышку намертво завинтили, а огонь не убавляют. Представляете, чем может кончиться? Пока, все делают вид, что всё улаживается, все забыли. Вот вы уедете, тоже забудете.
– Я постараюсь об этом рассказать.
– Расскажите. Хоть кому-нибудь. Просто расскажите. Hас сразу станет больше.
Вот что расскажу : cамая древняя цивилизация на земле, шумеры, кроме всех прочих загадок, оставила в назидание человечеству странную легенду и удивительнo умную пословицу. Первым знаком пришествия весны у них считался нерест карпов в реке Тигр. А легенда утверждала, что плодородными реки Тигр и Евфрат стали после того, как бог Энки оплодотворил их своим семенем. Так вот, пословица: " Лисица помочилась в море и сказала: " Всё море сделала я! " – на мой взгляд, как нельзя лучше иллюстрирует одновременно и потуги и завоевания вышеупомянутой политкорректности. Все вместе и каждое в отдельности. Поэтому и возможный финал, мне кажется, имеет хорошие шансы упереться в более современное, но тоже народное творчество. Например: "в набежавшую волну".
