И христианство покинуло Европу

На наших глазах и в наших умах свершается необыкновенный процесс, всего значения которого мы не осознаем. Он более радикален и важен, чем экономический кризис. Речь идет о том, что христианство покидает Европу.

Три фактора подталкивают процесс исчезновения христианства. Во-первых, уже целое столетие происходит дехристианизация Европы, которая в последнее время значительно ускорилась. Этот процесс выражается не только в исчезновении религиозного чувства, несоблюдении обрядов, непосещении месс и резком снижении числа желающих стать церковными служителями, но он приводит к тому, что люди уже не ощущают свою принадлежность к христианской цивилизации, что проявляется в культуре и в народном быту, в глубинной ориентации и в повседневной жизни. То, что казалось естественным и цивилизованным, устоявшимся за тысячелетия в обычаях и сердцах, рушится с потрясающей скоростью и опрокидывает в первую очередь человека, изменяя его отношение к жизни и сексу, к рождению и смерти, разрушая семью во всех ее аспектах. Вековые убеждения, незыблемые еще двадцать лет тому назад, мораль, обычаи, язык – все рушится. Перемены в повседневной жизни европейцев, возникшие в результате экономического кризиса, не идут ни в какое сравнение с радикальными антропологическими мутациями, которые мы переживаем. Пророческое видение этих сумерек предложил Серджо Куинцио в книге "Христианство от начала до конца" (Sergio Quinzio, Cristianesimo dall’inizio alla fine; Adelphi, 1967).

К первому социальному и культурному фактору присоединился второй институциональный фактор: Европейский Союз не имеет общего исторического и стратегического, культурного и духовного мировоззрения. Наоборот, преобладает сильное и очевидное желание освободиться от всяких связей с христианской цивилизацией. Первородный грех ЕС выразился уже в отказе признать корни Европы в христианстве и греко-римской цивилизации, к чему тщетно призывали святой Иоанн Павел II и Ратцингер. Эти корни были единственной общей базой, на которой можно было бы построить расшатанную веками и разделенную во всем остальном Европу. Но все установленные нормы и большинство принятых европейскими советами и судами решений очевидно направлены на дехристианизацию Европы. Это и произошло несмотря на наличие Европейской народной партии (Христианских Демократов), которая в течение многих лет была самой многочисленной в Европе, и несмотря на европейское лидерство Ангелы Меркель, возглавляющей Христианско-демократическую партию и нацию, играющую роль гегемона в Евросоюзе. Общими нитями, связывающими Европу, стали валюта, финансы и экономика, что искоренило возможность любого другого – неэкономического – призыва к единству. Разве что остались некоторый дух Просвещения и права человека.

Третий фактор – это массированное присутствие иммигрантов, в основном мусульманского вероисповедания, сконцентрированных в Средиземноморье. Еще недавно опасались 800 тысяч мигрантов, готовых нахлынуть в Европу, но это лишь часть, потому что, как сказал бывший президент Европейской комиссии Романо Проди, североафриканская иммиграция покажется незначительной по сравнению с ожидаемым исходом из стран, расположенных к югу от Сахары. Помимо очевидных социальных и гражданских потрясений общественного порядка и трудностей, связанных с приемом иммигрантов, эта оккупация приведет к дальнейшему отчуждению Европы от христианства. Конечно, многие мигранты могут обратиться в христианство, но этого трудно ожидать от тех, в ком укоренилась мусульманская вера.

К этим трем важным факторам год с четвертью назад добавился четвертый: был избран Папа, пришедший с другого конца света, который призывает церковь способствовать "децентрализации" христианства. До сих пор Папы в основном были итальянцами, если не римлянами (Святая Римская церковь, как говорил кардинал Оттавиани). Бергольо – первый Папа, не имеющий европейского происхождения. В конце концов, преданных католиков больше в Южной Америке, чем в Европе. Бергольо не пришлось лично присутствовать и переживать европейский духовный кризис. Он не сталкивался с практическим нигилизмом на утомленном своей историей континенте и с относительной дехристианизацией продвинутых сообществ. Он происходит с молодой периферии и говорит на языке, который больше соответствует периоду Второго Ватиканского собора, когда христианство пронизывало повседневную жизнь, а не являлось незначительным явлением. Он преподает элементарный катехизис: Бог, Дьявол, святые – все понятно. Его послания от Бразилии до Лампедузы переместили церковный центр из Европы в южное полушарие. Избрание Франциска произошло после культурного и пастырского поражения двух предшествующих Пап (особенно – Бенедикта XVI), которые действовали в Европе, утерявшей Христа, и старались противостоять религиозному кризису. Вместе с их поражением римский католицизм стал клониться к закату. Сейчас делается попытка оживить его, действуя на периферии среди наиболее смиренных и искренних верующих. Итак, христианство покидает Европу и старается укрепиться на периферии. С религиозной, евангельской и пастырской точки зрения было бы дерзко высказывать суждение, особенно, если веришь в Провидение.

Церковь меняется, и речь не идет о левых, третьем мире и нищете трудящихся. Это более обширное явление, которое пытается отреагировать на очевидный процесс изгнания христианства из европейской жизни. Более мудро подождать, что и делает Бергольо, хотя можно критиковать конкретные решения. Бесполезно твердо стоять на позициях защиты римского католицизма. Нельзя полагать, что церковь может превратиться в секту правоверных, которая окажется в меньшинстве и будет чуждой окружающему миру. Такого рода чистота больше приличествует гностикам и неофитам, а христианство обращено к народам, потому что к ним взывает глас Божий.

Назревающая проблема касается не только религии, но и гражданской и бытовой стороны жизни в лишенной традиций Европе, которая отказывается от основ своей цивилизации и поклоняется только экономике и технике. Европа не заменяет христианское мировоззрение на какое-либо другое, она полностью его теряет, отдаваясь простому существованию. Абсолют – это не Бытие, но то, что я ощущаю первоначалом всего Сущего. Европейский Союз называет свободой свое отчаянное погружение в ничто.