Кшиштоф Занусси: "Гуманизм, не имеющий христианских корней, лишен моральной основы

На наши экраны вышла остросюжетная религиозная драма Кшиштофа ЗАНУССИ "Инородное тело". После премьеры корреспондент "Культуры" пообщался с режиссером.

– Вы сняли своевременный, но очень несовременный фильм. Получилось моралите?

– Можно сказать и так. Достоевский писал, что рядом с вопросом, есть ли Бог, других ставить не стоит – я пытался высказать ту же мысль. Стремился вернуться к элементарному мышлению в библейском смысле слова, уходил от постмодернизма, смешивающего добро и зло, настаивающего на неподсудности человеческой природы. Это ложный посыл. Конечно, мы не имеем права осуждать ближних, но должны порицать дурные поступки.

– Ваши персонажи – молодые люди – мыслят догматично. Они эмоционально "подсушены"... "Инородное тело" родом из Средневековья?

– Как и мы. Это была эпоха подвигов и открытий, теологии, жаркой полемики, основания первых университетов. Поднимая вопросы о смысле жизни, входишь в ту же воду. Иначе и быть не может.

В современной Европе и Америке в моде цинизм. Считается, что существует лишь одна ценность – индивидуальное благополучие, ради его достижения мы и живем. У меня есть ироничный эпизод на эту тему. Помните, начальница героя, аморальная селф-мейд вумен, заявляет ассистентке: я человек завтрашнего и послезавтрашнего дня? При этом, провозглашая прогрессивный "идеал", пытается унизить девушку.

– Стерва с комплексом детской обиды воображает себя женщиной-вамп?

– Но мыслит по-своему прагматично: меня в детстве не любили, сделаю карьеру и отплачу той же монетой – буду использовать и выбрасывать людей, наслаждаясь абсолютной свободой. Это называется трансгрессия.

– А смахивает на старый добрый либертинаж.

– Из моды "галантного века" он превратился в норму корпоративной жизни. Многие обиделись на "Инородное тело", после европейской премьеры мне пеняли: мы – прогрессисты – чужды человеконенавистнической философии. Но, думаю, гуманизм, не имеющий христианских корней, лишен моральной основы. Об этом снят и "Декалог" Кшиштофа Кесьлевского: человек человеку – не вещь, а божественный вопрос.

– "Инородное тело" родилось из Вашей внутренней полемики с тезкой?

– Почему вы так думаете?

– Главный герой – праведник. Анджело не поддается искушениям, творит добро, прощает злоумышленницу, ему сопутствует помощь Божья. А персонажи Кесьлевского учились жить по заветам "от противного", то и дело спотыкаясь на пути греха.

– И мой юноша небезупречен – садится за руль без прав, удирает от полиции...

– Его преследуют по навету, но, с христианской точки зрения, Анджело упрекнуть не в чем: гонят из одного города – он улетает в другой. Полтора года назад мы беседовали с Вами о корпоративной этике и гуманизме. Кажется, на Западе эти темы стали неактуальны – их "ушли с трибуны", водрузив на нее радужные флаги с правами меньшинств.

– Это привет из прошлого. В 60-е решили: каждому можно позволить что угодно. Принялись переудобрять почву фантазиями и плодить "мульти-культи". Но оказалось, что за фразами о равноправии моделей общественного устройства скрывается пустота и хаос. Пару лет назад Ангела Меркель заметила, что на каждой территории доминирует определенная культура, все иные традиции должны смириться с этим фактом. Ее хотели растерзать за такие слова, но сегодня в Европе их справедливость очевидна всем.

– Что Вас радует в последнее время?

– В Италии, Испании, Франции происходит расцвет молодежных католических движений. Например, Focolari принципиально отказываются публично проповедовать христианство, но живут и работают так, чтобы их спрашивали: почему вы нам помогаете? Все больше юношей и девушек увлекаются волонтерством... Люди начинают понимать: жить ради обогащения нельзя – надо иметь ценности, за которые иногда приходится умирать. Общество, которое их лишено, движется к распаду.

– Забывая о нашем божественном происхождении, мы оставляем "свято место" неолиберализму – инфантильной и одновременно людоедской псевдоидеологии, считающей нормой бездушное отношение к людям.

– Именно так. Сознательно или невольно, "продвинутый потребитель" исходит из убеждения, что трансгрессия – благо. Но, как правило, это искусственное поведение калечит души, умножает зло на земле. Рано или поздно придет расплата, и мы не знаем, что нас ждет завтра. В любую минуту может заговорить супервулкан или взорвется ядерная бомба, выжившие лишатся пищи и начнут решать: кому жить, а кому умирать. Нужно быть готовым ко всему, до конца оставаясь христианином.

– Получив карт-бланш, какую бы книгу Священного Писания выбрали для экранизации?

– Не думаю, что следует иллюстрировать Библию, она говорит сама за себя. Но если речь идет о глобальном сюжете, то – Книгу Бытия, приоткрывающую тайны творения и нашего места в нем.

– В чем разница между католиком и православным?

– Думаю, дело сегодня лишь в акцентах. Православие более радикально, что само по себе ценно, но, с другой стороны, непрактично. Мы говорим: молись и работай. А на Востоке во главу угла ставят аскезу, умное делание и легкое отношение к собственности. У нас считают: то, что мне принадлежит, – почти святое. Это перегиб... В общем, мы отличаемся, как монастыри с разными уставами. Разнообразие путей к Богу обогащает христианство, и я рад, что наши церкви сближаются. Католическая по умолчанию признает: в формулировке Символа веры восточные христиане ближе к истине.