Игумения

Пюхтицкий Успенский ставропигиальный (подчиненный непосредственно Патриарху) женский монастырь находится в Эстонии, в местечке Куремяэ, на Журавлиной горе. Монастырю – 123 года, и в его храмах ни на один день не прекращалось молитвенное служение. В советские времена это была единственная большая (до 160 насельниц) обитель, куда со всех концов страны приезжали паломники. Расцвет монастыря связан с деятельностью схиигуменьи Варвары (Трофимовой) (1930-2011), которая была его настоятельницей 43 года. Сейчас монастырем управляет игуменья Филарета (Калачева).

Все как прежде: и 5, и 15, и, кажется, 30 лет назад, когда я впервые оказался здесь. Со стен комнаты прежним строгим взором смотрят с портретов настоятельницы обители. Только портретов теперь не 6, а 7. Та старица в белом апостольнике с чудесным светлым лицом, всегда сидевшая напротив или рядом за большим овальным столом, 4 года назад ушла из этой жизни в жизнь вечную. Игуменья Варвара, или, как называл ее православный народ, "игуменья всея Руси", теперь покоится на монастырском кладбище неподалеку от овеянного преданиями седой старины древнего дуба. Ее преемница, восьмая пюхтицкая игуменья Филарета – человек другого поколения, другой судьбы, но неуловимым образом в чем-то напоминающая незабвенную матушку Варвару.

Игуменью Филарету я помню еще Ксенией, только что принятой в обитель сероглазой девушкой из Самары, в ту пору наводившую ослепительную чистоту в монастырской гостинице, готовившей, кормившей гостей, мывшей посуду и вообще хлопотавшей с раннего утра до позднего вечера. Монастырские послушания – это всегда труд, подчас нелегкий. И Ксении с ее дипломом биологического факультета Самарского госуниверситета пришлось трудиться и в гостинице, и на полевых работах, и на скотном дворе. Хозяйство монастыря кормит и сестер обители – а их больше сотни, и паломников, приезжающих поклониться святыням Пюхтицы, помолиться в Успенском храме.

– В незапамятные еще времена сказано было, – говорит игуменья, – причем именно в монастырях: труд есть молитва. Не будет труда – не будет и монастыря. Это еще матушка Варвара нам внушала. А она ведь 59 лет провела в монастыре – целую жизнь!

Для тех, замечу я, кто хочет всецело посвятить себя Богу, нелегкий монастырский труд никогда не бывал неодолимым препятствием. Игуменья Филарета с особенным чувством вспоминала в связи с этим старых сестер, которые трудились подчас в немыслимо тяжких условиях, валили лес, пилили, кололи дрова, пекли хлеб, пасли коров, ухаживали за лошадьми, да еще, едва прибежав с поля или из леса, спешили в храм: петь на клиросе, читать Псалтирь, молиться. Важна не только сама работа, но и отношение к ней; не обязанность труда, а его восприятие; не сам пот, а то чувство, с которым проливает его человек.

– Вы – дитя города. Не уставали?

– Уставала, конечно. Но у меня все-таки спортивная подготовка. Плавание... Совсем немного оставалось до кандидата в мастера.

– И тут вы поплыли совсем в другую сторону.

– В другую, – улыбнулась игуменья. – Я после первого же моего монастырского лета матушку Варвару просила: возьмите меня! Она отвечала: нет, деточка. Без диплома не приезжай. У меня сердце раскололось. И митрополит Иоанн (Снычев), который сыграл в моем духовном становлении огромнейшую роль, мне тоже говорил: монастырь? Благословляю. Но только после университета. Так я с дипломом и мамой сюда приехала. Мама через три дня со слезами со мной простилась. Я и тогда думала, и сейчас, что это была ее материнская жертва. Тяжко ей было со мной расставаться, хотя выбор мой она, как человек православный, церковный, приняла.

В 17 лет, в августе, в Преображение, она пошла с мамой в храм. Тогда-то и пережила событие величайшей важности, которое духовно умудренные люди называют встречей с Богом.

– Я даже не могу передать, – сказала матушка Филарета, – что происходит в эти секунды – или минуты? – с человеком. Будто кто-то необъяснимым прикосновением дотронулся до твоего сердца. Почему это случилось? Почему со мной? Не знаю. С того дня Евангелие стало моей настольной книгой.

Внешне между тем ничего не изменилось: университет, спорт, чтение взахлеб пришедших наконец в Россию ее великих писателей и мыслителей. По воскресеньям, правда, теперь не возникало вопроса: идти к литургии или остаться дома. И, может быть, незаметно для нее самой менялся ее взгляд – и на себя, и на окружающий мир.

– Первый раз я приехала в Пюхтицу в конце июня, после сессии. Увидела зеленые купола храма, стену из дикого камня, величественную колокольню, святые врата – и мне показалось, что это врата в другую жизнь. Я до конца лета пробыла, еще и от сентября отхватила, опоздала к началу занятий.

Вернулась в Самару, а сердце свое оставила там. Мне словно воздуха перестало хватать, и я знала, что свободно дышать могу только в монастыре.

В университете уже было свободное распределение, и после защиты комиссия меня спрашивает: где вы, эмбриолог и генетик, собираетесь работать? Я помялась и сказала: в Эстонии. У них глаза на лоб. Девушка, да вы что?!

Эстония – уже независимое государство. Я снова: в Эстонии. Кто-то наконец сообразил: замуж, должно быть. Я киваю: да, замуж.

На Святую гору, в монастырь, приводит призвание. Таков исчерпывающий ответ на вопрос, над которым размышляют очень многие, – ответ и как бы и отрицание вопроса, потому что суть призвания в том, что оно надпричинно.

Интересоваться причинами ухода в монастырь – все равно что допытываться у поэта, почему он пишет стихи.

– Это так, – кивнула на мои мысли вслух игуменья Филарета. – К нам и приходят девушки в поисках иной жизни, жизни с Богом. В миру им трудно дышать – как трудно дышалось когда-то и мне. Но есть и другие. Они идут в обитель легкомыслия ради, за каким-то новым опытом, как бы попробовать: получится? не получится? К монастырской жизни можно присмотреться – приехать богомольцем, пожить в обители, потрудиться с сестрами, и только после этого осознать: по силам тебе монашеская жизнь или она не для тебя.

Пробовать нельзя. В монастырь идут на подвиг – так матушка Варвара нам говорила. Если решился – иди до конца.