Священник: война с фашизмом была схваткой на высоком духовном уровне

О духовных смыслах Великой Отечественной войны, о вкладе в победу Русской православной церкви, о религиозности советского общества, о "тайне сердца" Иосифа Сталина и связи духовника Лавры архимандрита Кирилла (Павлова) со знаменитым "Домом Павлова" в осажденном Сталинграде в интервью РИА Новости размышляет иеромонах ФИЛИПП (НЕСЕДОВ).

Представитель информационной службы Свято-Троицкой Сергиевой Лавры иеромонах Филипп (Неседов) в беседе с корреспондентом РИА Новости Сергеем Стефановым размышляет о духовных смыслах Великой Отечественной войны, о вкладе в общую победу над фашизмом Русской православной церкви, религиозности советского общества, о "тайне сердца" Иосифа Сталина и связи духовника Лавры архимандрита Кирилла (Павлова) со знаменитым "Домом Павлова" в осажденном Сталинграде.

– Отец Филипп, в среде верующих распространено мнение, что победу в Великой Отечественной войне, беря во внимание имеющиеся расклады в начале войны, невозможно объяснить одними рациональными причинами... Каким вы видите вклад церкви в победу в Великой Отечественной войне?

– Церковь внесла, прежде всего, духовный вклад в общую победу. Война ею с самого начала воспринималась как война священная, как война, в которой главным является духовное начало, как воистину схватку добра со злом. Не просто борьба одного строя с другим, не просто даже захват территорий, но именно схватка на очень высоком духовном уровне. И захватчики, немцы, воспринимались как носители, можно сказать, мирового зла, того зла, родоначальником которого церковь считает дьявола и которое необходимо победить.

Даже сама символика дат очень хорошо известна: нападение было совершено 22 июня – в этот день была память всех русских святых. Гитлер хотел показать, что духовное начало не может защитить Россию, что оно будет подорвано и Россия будет повержена. А получилось наоборот – это было знамение, и именно благодаря молитвенному покрову церкви и всех святых, которые уже находятся на небесах, советское государство, русский и другие народы смогли одержать эту небывалую победу.

А первый акт о капитуляции Германии, как известно, пришелся на Пасху, которая в 1945 году была 6 мая, когда церковь также отмечала память покровителя воинства – великомученика Георгия Победоносца. Патриарх Алексий I в одной из своих проповедей на Пасху выражал надежду, что силы вражеской Германии, силы зла будут полностью сокрушены, и в пасхальные дни так оно и случилось.

Можно сказать, что разные духовные знаки даже не столько церковь каким-то образом афишировала, сколько Сам Господь показывал – это было буквально знамение Божие, что во всем этом есть духовный смысл, что с фашизмом ведется борьба и на духовном фронте.

– Известно, и что в то время в германской армии были распространены языческие, сатанинские культы, что тоже, наверное, не случайно...

– Да, хотя мне кажется, что примитивно рассуждать нельзя: среди немцев, которые воевали, были и люди верующие, христиане – и простые солдаты, и офицеры. У них вера, в основном, протестантская, в свое время я читал дневники воинов немецкой армии – некоторые имели при себе Библию, которую постоянно читали... И среди немцев были, конечно же, люди разные, не все из них зверствовали.

Но, конечно, фашизм, нацизм – это была определенная идеология, которую пропагандировали, использовали. Как и какие-то древние культы, и мировоззрение арийцев, свастику и прочее... В том, как это все конкретно переплеталось, пусть более подробно разбираются историки. Самое же главное, что провозглашавшиеся идеи были, мягко говоря, человеконенавистнические, античеловеческие, а если по большому счету, то, конечно же, – дьявольские, сатанинские.

– Великая Отечественная война способствовала возрождению веры в советском обществе, которое часто называют атеистическим?

– Скорее, это власть была атеистическая, а общество было очень даже религиозное. В 1930-е годы, когда были массовые репрессии, – в народе в то же время была волна, был своего рода подъем религиозности... Все это так непросто пересекалось, и как-то однозначно говорить, "топором рубить", наверное, неправильно. Когда начинаешь изучать историю, знакомиться с архивными документами, исследованиями, то картина открывается очень многозначная.

Да, была господствующая идеология – коммунистическая, безбожная, и это, конечно, надо принимать во внимание. Да, люди эту идеологию публично поддерживали, вступали в партию и, разумеется, во внешнем поведении должны были этому так или иначе соответствовать, но как это "преломлялось" в бытовой жизни, внутри человека, – нам далеко не все известно...

Интересный факт: когда только началась война, в эти страшные первые месяцы на линии фронта некоторые выходцы из крестьянских семей сами делали крестики из гильз, из других предметов и их раздавали – и солдаты их брали и носили, показывая тем самым, что эта символика людьми принимается, независимо от того – член ты партии или нет.

Знаете прекрасный фильм Ларисы Шепитько "Восхождение"? Я его посмотрел впервые, когда мне было лет шестнадцать, и был просто потрясен. Тогда я еще не был человеком верующим, церковным, но думаю, что именно потому, что автор картины вложила в нее глубокий религиозный, духовный смысл, – этот фильм оказывал такое сильное действие.

-Известны ли вам конкретные свидетельства, которые, может быть, доводилось слышать от людей, которые воевали, – как проявлялась их вера, как люди обращались к вере на войне?

– Самый близкий пример – это духовник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кирилл (Павлов). Он именно на фронте стал читать Евангелие и был настолько захвачен евангельскими идеями и событиями, что тогда же обратился к вере. И я думаю, что это был не единичный случай. Кто-то на фронте, может быть, просто вспоминал то, чему его учили, о чем рассказывали когда-то давно и от чего он, может быть, в свое время, в 30-е годы, даже отрекся, а потом, на войне, это опять пришло... Конечно, обретение веры у многих происходило.

– Могли бы вы рассказать про архимандрита Кирилла, про его путь во время войны? Доводилось читать, что это якобы именно он оборонял непобежденный "Дом Павлова" в Сталинграде.

– Да, есть такое мнение. Отец Кирилл, насколько я знаю, героически участвовал в войне, от первого до последнего ее дня.

– Но есть ли действительно какая-то связь между ним, "Домом Павлова" и защитниками Сталинграда?

– Понимаете, здесь, в Лавре, я воспитан в такой традиции, когда у нас, среди насельников, не принято интересоваться личной жизнью и биографией братии... Поэтому я никогда этим специально не интересовался. У нас не принято ходить друг к другу и спрашивать, а что вы делали в 1940-м году, а в 1950-м...

А отвечая на ваш вопрос, скажу вам такую вещь: когда отец Кирилл был еще совершенно "в силах", в 1990-е годы, у него проходили встречи со студентами семинарии. Я тогда как раз там учился, и мы такие вопросы ему задавали. Но он даже тогда нам не отвечал на это. Никогда об этом не говорил. Он тоже придерживался такой позиции, что если у вас есть такое мнение, – ну, пусть будет. То есть, тогда это тоже было, в общем-то, определенной тайной биографии человека. Ну так, может, пусть уж так тайной и останется?

– Положение Русской православной церкви в военные и послевоенные годы, до начала хрущевских гонений, стало более прочным. В чем вы видите причины позитивных изменений, перемены отношения Сталина к церкви?

– Наверное, в том, что Сталин осознал роль церкви в обществе, в государстве.

– То есть, это искренне было?

– Искренно или нет – это тайна человеческого сердца. Мы даже про живого человека не можем сказать, насколько он искренно что-либо делает. Отношение Сталина изменилось – это факт. Положение церкви резко улучшилось – это тоже факт. Факт также и то, что 22 июня 1941 года выступил с речью, с обращением к народу, митрополит Сергий (Страгородский), а вовсе не Сталин. Факт и то, что церковь помогала армии, в том числе и деньгами, что на танках, на военной технике были имена святых – Александра Невского, Димитрия Донского. Все это факты. А что было в сердце человека – это тайна.

– Если обратиться к сегодняшнему дню, на ваш взгляд, возможно ли повторение тех событий, – имея в виду катаклизмы, происходящее сегодня на Украине?

– Мы этого тоже не знаем, это – тайна Божия.

– А что для вас лично означает Победа? Играли ли вы в детстве, как многие мальчишки, в войну?

– Конечно, играл, а почему же нет? Мое детство пришлось на советское время. Тогда компьютеров не было – все играли в войну. И играли еще и в гражданскую войну, не только в Великую Отечественную. В разные войны тогда играли.

Победа... Я думаю, каждый человек воспринимает мир так, как он воспитан. А воспитывают его, как известно, его предки – родители, дедушки, бабушки. Поэтому передается то ощущение и то отношение, которое было у предков.

У нас было самое простое отношение к войне и к Победе – то, которое было традиционным в советское время: что фашизм – это зло, что фашисты – это однозначно враги, что Победа – это хорошо, что она была достигнута неимоверной ценой, но именно – ценой, которую заплатили советский народ и государство. Союзники помогали, понятно, но главный вклад был нашей страны. И такое отношение, очень простое, у меня до сих пор.

И те слова, которые пелись в известных советских песнях, – что "победа одна на всех" и "мы за ценой не постоим", что это "священная война", – я к этому так и относился и отношусь, здесь все очень просто.

У меня дед со стороны отца погиб осенью 1941 года, в первые месяца войны – пропал без вести где-то в болотах под Ленинградом. Он был сельский учитель, воевать не умел, ну, и тогда было такое время, что очень многие люди просто гибли.

Дед по маминой линии был подполковником. У него было очень много орденов, вся грудь была в орденах и медалях. Ранений у него не было, его Господь сохранил, хотя ноги он отморозил. Он был крещеным, хотя к церкви относился, я бы сказал, критически... Помню еще из детства, как на 9 мая мы с ним всегда ходили на воинское кладбище в Ярославле. Мне это нравилось. Видимо, тогда у меня было такое, скорее, интуитивное чувство – я тогда был еще маленьким – что память о погибших нужно поддерживать.

– А можете подробнее рассказать про себя, про ваш путь к вере, к монашеству? О чем можно сказать публично, что не очень личное.

– Все дело в том, что человек приходит в монашество всегда очень лично. Если он искренне приходит.

– А в Лавре вы сколько лет?

– Шестнадцать.

– Что бы вы пожелали россиянам в этот год юбилея Победы?

– Я думаю, то, о чем мы только что говорили, – это помнить. Очень важна память, память разных поколений. Эта память, может быть, даже является основой человеческого общества, человеческой культуры. Не будет памяти – ничего не будет.

И еще хотел бы сказать касательно мировой войны: вопрос не в том, может ли это повториться, а в том, что нужно сделать все возможное для того, чтобы это не никогда больше не повторилось. Что может быть или чего не может быть, этого мы не знаем – это тайна. А вот что мы можем или не можем сделать – это, конечно, от нас зависит.