В девяностые годы XX века Россия отказалась от идеи массового атеизма и декларировала свободу совести. Религия обрела свободу, но обнаружилась ее зависимость от протекающих политических процессов. Приходящие во власть политики заинтересованные в массовой, максимально широкой поддержке, стремились выступать защитниками не только и не столько групповых, сколько общенациональных интересов, интересов всего общества. Групповые идеологические интересы должны были быть представлены всеобщими. Религиозные системы, как правило, имеют общечеловеческий характер и наряду с идеями всеобщего равенства и социальной справедливости, способны придать политической деятельности общественное звучание. Начался медленный процесс десекуляризации политики, носящий поначалу не столько смысловой, сколько внешний, прагматический характер.
Одновременно, но гораздо интенсивнее, политизировались религиозные организации, ставящие перед собой две задачи: а) развитие за счет внедрения в общественную жизнь, б) влияние на общественное сознание в соответствии с теми или иными религиозными концепциями.
Эти встречные процессы, на фоне которых зародилась христианско-демократическая политика, несмотря на их важность, не были определяющими в формировании общественных отношений в постсоветский период. Поэтому претензии русской христианской демократии сыграть роль связующего звена между властью, народом и религией оказались необоснованными. В то же время христианская демократия стала одним из ключевых признаков вхождения религии в политику, и ей принадлежит заслуга в формулировании определенных принципов участия верующих в общественной и политической жизни.
Возникновение русской христианской демократии спровоцировало следующие исторические перемены в жизни российского общества: общественное противостояние государственному атеизму, общий процесс политизации религии, характерный для 90-х годов, и законодательное утверждение свободы совести.
Русская христианская демократия опиралась на идеологическую базу социального учения католической церкви, протестантскую утопическую идею социальной евангелизации, а также на православную богословскую мысль начала XX века, антикоммунистическую идеологию подпольных христианских организаций и программные документы западных христианско-демократических партий.
Каковы же причины исчезновения христианско-демократического движения с политической карты России?
1. Отсутствие в России христианско-демократической политической традиции. Европейские и латиноамериканские христианско‑демократические партии прошли несколько важных этапов развития. Сначала возникали клерикальные партии, которые пытались, прежде всего, защитить интересы церкви и верующих. Затем появились партии, которые ставили своей целью справедливое социальное переустройство. Они переживали периоды утопических надежд, связанных с идеей социальной евангелизации, пытались превратить идеал Царства Божьего в некую технологию по "улучшению" капитализма. Позже на Западе прямая зависимость от церковных структур исчезла, и христианско-демократическое движение начало структурироваться как союз различных частей христианского мира, к которому могут примыкать представители иных религий и неверующие. Русская же христианская демократия, в силу исторических обстоятельств, вынужденно скопировала последнюю конструкцию, не пережив весь процесс роста и становления.
2. Отсутствие собственной идеологии. Политическая идеология может завоевать сторонников только в том случае, если она учитывает специфические национально-государственные особенности и предлагает применительно к этим особенностям некие технологии, способные улучшить жизнь граждан. Христианская демократия не справилась с задачей по созданию оригинальной идеологии – российской и христианско-демократической одновременно. В интервью газете "Невское время" [1] один из лидеров ХДС Виталий Савицкий признавался: "Перспектива развития христианской демократии в России нам кажется хоть и реальной, но все же весьма отдаленной. К сожалению, сегодняшнее сознание людей лучше усваивает принципы клерикального подхода".
3. Отсутствие социальной базы. Массовой опорой христианской демократии в России, учитывая европейский опыт, мог бы стать средний класс. Но его формированию препятствовала экономическая модель, принятая властью. ХДС был вынужден обращаться к неимущим слоям, но те видели в качестве защитника своих интересов КПРФ. Постсоветская русская буржуазия не нуждалась в христианских демократах. Она была заинтересована в прямых контактах с официальными церковными структурами, которые имели влияние на власть. Кроме того, контакты с официальной церковью позволяли "новым русским" находить короткий путь в российский истеблишмент, к которому еще со времен Сталина принадлежал епископат РПЦ МП.
Попытки ХДС апеллировать к христианам разных конфессий не увенчались успехом, так как внутри самого российского христианского мира обнаружились серьезные противоречия.
Стремление РХДД объединить под знаменами христианской демократии государственников не могло воплотиться в жизнь, поскольку для сторонников державной идеи христианство (православие) являлось вспомогательной составляющей. Они охотнее примыкали к коммунистическим или националистическим партиям.
4. Отсутствие поддержки со стороны главенствующей церкви – РПЦ МП. Христианская политика – политика апеллирующая к религиозным идеалам – могла иметь успех только в том случае, если бы лидеры партий смогли подобрать веские богословские обоснования для политической деятельности. Поскольку эти обоснования заимствованы из западной традиции, они остались чуждыми православным верующим, ориентирующимся на традиции собственной церкви, которая не давала официальных суждений по поводу места христианина в обществе. В практических же политических действиях церковь контактировала непосредственно либо с властью, либо с партийными структурами, способными влиять на власть. Поскольку в первой половине 90-х годов еще не было сформулировано официальное социальное учение Русской Православной Церкви, увязать православие с понятиями демократии оказалось невозможно. Как следствие – потеря православных в качестве социальной базы. Иначе говоря, в основе российской христианской политики может находиться только комплекс идей, "освященных" православной церковью.
Кроме того, нельзя забывать, что в середине 90-х приверженность демократическим принципам в массовом сознании воспринималась как противоречащая православной церковности. Возникла дилемма. Если христианские демократы по своим настроениям, прежде всего – демократы, то они (как партии Огородникова и Савицкого) размывают свою христианско-православную специфику. Если же христианские демократы, напротив, прежде всего – православные, то они (как это происходило с РХДД) постепенно теряют демократическую ориентацию, превращаясь в одну из национально-государственных партий, для которых христианская церковь – один из инструментов укрепления национального государства, один из инструментов строительства новой державности. На обоих путях эти партии лишились специфически христианского характера.
В результате идеи христианской демократии, на пути их распространения от центра к регионам, искажались, распадались и брались на вооружение маргинальными политическими образованиями, создаваемыми сектами. В центре же возникли новые тенденции, и политизация религии в конце XX – начале XXI века продолжилась уже по конфессиональному принципу: началось структурирование политизированных протестантских и православных организаций. Анализ этого периода русской христианской политики требует отдельной книги.
И все же. Возможен ли в современной России аналог западно-христианской демократии как политической идеологии и практики на основе православной традиции? В пользу положительно ответа на этот вопрос говорят следующие факторы.
Во-первых, в интеллектуальном багаже России сохраняется историческая традиция христианской социальной мысли, а в широкой общественной среде существует высокая степень доверия к Русской православной церкви. Особенности национального менталитета имеют параллели в церковном учении о соборности, богоподобии личности, роли мирян в обществе. Во-вторых, мы наблюдаем интенсивный процесс разработки и формулирования православного социального учения. Первый этап этой работы завершился с появлением "Основ социальной концепции РПЦ" (2000), второй этап – с появлением "Свода нравственных принципов и правил хозяйствования" (2004). При изучении этих документов обнаруживается их содержательная близость положениям и принципам социальной этики других христианских церквей. Обращение к ценностям православия при формировании политической идеологии не предполагает конфессиональной или религиозной замкнутости. Ориентированная на принятие значительной частью российского общества, такая идеология или система социальной этики должна учитывать ценности других религий народов России.
Следует иметь в виду, что разработка и формулирование политической идеологии, опирающейся на православные христианские ценности, которые типологически сходны с феноменом западной христианской демократии, не может быть делом Церкви как сакрального и даже социального института, поскольку Русская православная церковь принципиально позиционирует себя вне поля политики как таковой.
Подобная задача стоит сегодня перед собственно политической мыслью, которая призвана выявить в церковном учении те элементы, которые могут быть "переведены" на язык политической теории и социальной этики. В то же время такая работа должна проводиться во взаимодействии с представителями Церкви и с участием православных мирян. Выполнение этой задачи требует усилий "соборного разума", планомерной деятельности всех заинтересованных политических и интеллектуальных сил – только тогда она имеет шанс на успех.
Общая задача может быть обозначена следующим образом: обнаружение и формулирование общих ценностей, соответствующих русской православной традиции и фундаментальной христианской традиции в целом, которые смогли бы стать фактором, формирующим основные социально-этические нормы и консолидирующим российское общество.
В конечном счете, речь идет о системе представлений, норм и приоритетов, которая носит характер не религиозного учения, а практически ориентированной политической теории, хотя и опирающейся на ценности, имеющие религиозное происхождение и обоснование.
| [1] | Невское время, СПб., 4 марта 1992 |
