Об обращении Синода РПЦЗ к клиру и пастве в связи с публикацией документов Всеправославного Собора

– Ваше Высокопреосвященство, Преосвященства, всечестные отцы, братья, сестры!

Как мы слышали из доклада высокопреосвященного митрополита Илариона, документы, которые были опубликованы, прошли многолетние, частично многодесятилетние, периоды обработки, обсуждения, завершения и это чувствуется в некоторых документах очень ярко, в других оно смягчено, вероятно тем, что темы их более простые. Но остается, на мой взгляд, и на взгляд многих наших архипастырей и пастырей, два документа, которые вызывают озабоченность. Эта озабоченность связана со встречающейся в них неясностью, прежде всего терминологической неясностью, которая может дать повод к кривотолкам. Это касается документов "Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром" и "Миссия Православной Церкви в современном мире". Некоторые опасения есть также и в отношении регламента, но на них частично ответил сейчас высокопреосвященнеший митрополит Иларион.

Прежде всего, хочу сказать о документе, названном "Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром". У нас этот документ вызывает большую настороженность в отношении православной экклезиологии. Терминология запутанная в этом документе, не ясная и может дать повод ко всяким кривотолкам. Хотя в начале этого документа очень ясно и отрадно было, для меня лично и для многих других архиереев, видеть фразу, где сказано, что Православная Церковь определяется как Единая, Святая Соборная и Апостольская Церковь, которая основывает своё единство, как там сказано, на факте её основания Господом нашим Иисусом Христом и общении во Святой Троице и в таинствах. Однако, к сожалению, вот такая ясная, однозначная терминология отнюдь не выдерживается в течение всего основного документа – тут же говорится (цитирую), что "Православная Церковь констатирует существование в истории других, не находящихся в общении с ней, христианских Церквей и конфессий". Это в разной форме, в разном виде, снова и снова повторяется разговор о других "церквях". Для нас такая терминология неприемлема. Я, может быть, так под строчкой, могу сказать, что я часто чувствую, что в России наши архипастыри, пастыри относятся более благосклонно к другим "церквям", вероисповеданиям, чем мы за рубежом, потому что мы с ними сталкиваемся каждый день и знаем, что это такое и частично сами как-то происходим из этих обществ. Поэтому у нас, может быть, более острое восприятие этой темы, но тем не менее я знаю, что это беспокоит многих не только в нашей Церкви. На самом деле, первые, кто протестовал против этой формулировки, были греки. И это меня радует, потому что константинопольские греки, очевидно, часто считают, что мы, Русская Церковь, всегда против всего, что они предлагают. В данном случае сами греки из Элладской Церкви, из Кипрской Церкви предъявляют очень интересный вклад в эту дискуссию.

Когда сказано, что Церковь основана Господом нашим Иисусом Христом, то очевидно забыто, что она является Его мистическим телом и об этом мы не смеем забыть. Если такое основание Тела Христова ясно для нас, тогда не может и быть разговора о множественности Церквей. Это мы можем употреблять в каком-то частном, личном разговоре, но не на уровне всеправославного совещания. Единство Церкви, на наш взгляд, не может быть поставлено под вопрос. В тексте нигде не говорится о том, что разделение, которое существует в наше время, произошло вследствие расколов и ересей. Да, мы можем в ежедневной жизни не встречать каждого протестанта со словами "ты еретик". Но когда у меня спрашивают: "Вы меня считаете еретиком?", – я должен это сказать. Я должен понять, что в основе этих ныне существующих, так называемых "церквей", лежит ересь или раскол. Но в этом документе постоянно говорится о каком-то загадочном христианском единстве. Нигде не сказано, что это такое? Это какая-то смесь? Если мы говорим о главенстве Православной Церкви, о единстве верующих во Христа, о Единой святой Соборной Церкви и т.д., тогда мы не можем одновременно в том же документе говорить о множественности церквей.

Говорится и об утраченном христианском единстве и о восстановлении христианского единства – прекрасно, Слава Богу, что об этом говорится. Но восстановление единства не может произойти какими-то туманными путями. Здесь ничего не сказано о том, что всех тех, которые отступили от единства с Православной Церковью, мы их приглашаем вернуться, что мы – свидетели, без всякой гордыни с нашей стороны (не мы, не наша заслуга, что мы православные, но Господь нас призвал в Единую Церковь) и поэтому мы должны свидетельствовать об этой истине, а не затуманивать её, как это здесь делается. Из всего текста получается, что Церковь Православная – это какая-то частичка всего, это какой-то осколок, как и все остальные. Но не говорится, что потеря единства инославных – это именно их потеря единства с Православной Церковью. Опять-таки в каком-то частном разговоре мы можем допускать такие вещи, но во всеправославном документе, на мой взгляд, это недопустимо.

Опасная вещь – это высказывание этого документа о практике прозелитизма. Причем в одной фразе исключается всякая практика прозелитизма и иных действий, вызывающих проявления межконфессионального антагонизма. Эти две вещи нельзя смешивать, простите. Их нельзя оставлять равноправными в одной фразе. Одно дело – прозелитизм, на которое Господь нас всех поставил и послал, а другое дело – это действительно нездоровое проявление межконфессионального антагонизма, чего мы все и хотим избежать. Здесь мы должны четко различать эти две вещи. Потому что если мы это смешиваем, тогда получается опять какое-то равенство вероисповеданий, тогда все равны и все мы должны куда-то вернуться, неизвестно куда...

Другой документ, который вызывает, может быть, еще большую настороженность, это документ о миссии Православной Церкви в современном мире. Тут, на мой взгляд, содержатся ошибки в антропологии. Как ключевой момент в этом документе говорится о человеческой личности. Между тем, как мы уже указали, что здесь надо говорить о человеке! "Человеческая личность" – это новое выражение, не святоотеческое и не литургическое. Причем эта проблема одинакова во всех языковых вариантах этого текста. Самый вопиющий – это греческий текст. Я не знаю, какой текст лег в основу этого документа, но греческий текст абсолютно абсурдный, как указали греческие архиереи, потому что там употребляется слово "просопон", которое вообще употребляется только для лиц Святой Троицы, и греки сами указывают на это. В русском переводе еще самый лучший вариант, поскольку во многих местах сказано все-таки "человек", а не "человеческая личность". И во французском, и в греческом, и в английском тексте это неприемлемая терминология. Где только надо было бы в русском тексте провести последовательно, по всему тексту слово "человек", и это делается вместо "человеческой личности", которая создает смесь между несотворенным – Святой Троицей и сотворенным – в человеке.

Вот это такие моменты, которые, на наш взгляд, требуют исправления и четкого определения. Очень много важного сказано в этих текстах, особенно в этом тексте о месте Церкви в современном мире. Не хотелось бы, конечно, всё это вычеркнуть, но, на мой взгляд, надо уточнить и избегать, либо ликвидировать вот эти ненужные противоречия, которые в самом тексте присутствуют.

И еще значительный момент: почему-то говорится о гендерах, а имеется в виду просто пол. Зачем, какой-то "гендер" вводить нужно? Непонятно.

В вопросах о процедуре Собора есть момент, который смущает – это ссылка на то, что соборный дух или соборный институт в Церкви всегда сохранял истину веры. Это просто неправда. Соборы только установили то, что унаследовали от Господа, они раскрывают волю Божию, но не устанавливают ее О соборном решении уже митр.Иларион сказал, я ему благодарен за это разъяснение. Конечно, было бы при всем этом лучше, учитывая все эти недостатки, и было бы намного легче, если бы мы пользовались не словом "Собор", а словом "Всеправославное совещание". Это бы сняло всю напряженность, которая существует в народе и которая, может быть, и обоснована, но это просто недоразумение, потому что тут мы исходим из греческого языка, где фактически нет разницы между словами "собор" и "собрание" как совещание. Если бы мы пользовались словом "совещание", мы бы сняли большую напряженность.