Мифы на знаменах

В России этнический сепаратизм, ставящий главной целью приобретение этнической общностью собственной суверенной государственности, наиболее характерен для Северного Кавказа. Он представлен здесь фактически всеми своими стадиями, в том числе вооруженным конфликтом в Чеченской Республике. Это делает северокавказский регион базовым или модельным при исследовании проблемы сепаратизма в Российской Федерации.

Наиболее сложным видится анализ системы представлений и идей, обосновывающих требование об отделении. Именно эта система является ключевым звеном для понимания механизма зарождения и развития сепаратизма.

Идеология всегда в той или иной степени мифологична, и уровень ее мифологичности тем выше, чем более радикальные действия ей приходится обосновывать. Требование отделения радикально по своей сути, поэтому в идейных системах сепаратистских движений мифы представлены наиболее полно и ярко. Эти мифы требуют серьезного отношения, поскольку влекут за собой вполне серьезные реальные последствия.

Этнические движения, ставящие целью отделение территорий проживания "своих" этнических общностей от России, активно вырабатывали системы собственных мифоидеологем (идеологических конструкций, основу которых составляют старинные предания, а также измышления и не соответствующие действительности истолкования фактов). В их рамках созданы более или менее законченные, хотя и не обязательно логично выстроенные, наборы аргументов для оправдания сепаратистской деятельности. Они и являются объектом исследования в настоящей статье.

Башни на флагах

Авторы мифоидеологем черпают "сырье" для своих построений из трех основных источников: из истории своего этноса, его современности и из религии. Начнем с истории.

Один из самых значимых символов кавказской истории – родовые боевые башни. В качестве "вещественных доказательств" они помогают обрести именитых этнических "родственников" в глубинах истории.

"Знаменитый митрополит фессалоникский Евстафий, который жил во второй половине XII века, в своем "Землеописании " говорит о многих народностях, произошедших от скифских племен и населяющих области близ Каспийского моря... Здесь же живут и мосиники, которые имеют деревянные башни и очень их обожают и любят. Не прообразами ли были тогдашние эти деревянные башни вайнахским каменным башням? Не исключено, что да"(1).

Какие "другие" башни рисуют сепаратисты на своих флагах? Каким образом и какие исторические аргументы используются для построения мифоидеологем современного сепаратизма?

Одна из их основных целей – формирование гиперпозитивной этнической идентичности. Материалом для этого служат исторические предания, главным образом о войнах. Давность событий, излагаемых в преданиях, и степень их подтвержденности не имеют значения.

"Наряду с другими народами вайнахи мужественно и отважно защищали Дарьяльское ущелье. Лучшие воины – вайнахи здесь проявили образец невероятной отваги. При слове "войнах" римлян охватывал ужас... Чеченцы ни в коем случае никогда не отступали, они всегда шли только вперед, наводя ужас и панику на римлян"(2).

На основании преданий превосходство своего этноса в воинской доблести начинают рассматривать как нечто само собой разумеющееся. Так, Н. Бэрзэдж пишет, что в годы Кавказской войны сотня казаков, не раз доказавших в боях свою храбрость, не рисковала вступить в бой с десятью абреками-черкесами(3).

Перечень подобных примеров можно продолжать долго, но в этом нет необходимости, так как все они однотипны. Стоит только заметить, что у этнических соседей, принижаемых для демонстрации собственного превосходства, есть свои героические предания и воинские прототипы идентичности.

Миссию гиперпозитивной идентичности наглядно иллюстрирует нижеследующая притча:

"Когда наступит конец света, то поднимется огромный ураган, который будет сметать на своем пути все живое и неживое. Этот страшный ветер будет сравнивать с землей дома, холмы, он будет вырывать с корнями деревья, он даже разрушит горы. Все погибнет в этом страшном пекле, в живых останется лишь один волк (символ чеченского этноса – М. С. ).

Он одиноко, но твердо будет стоять, широко расставив свои мощные лапы. Да, он будет весь изможден и окровавлен. У него будет клочьями вырвана шерсть, на ранах будет видна запекшаяся кровь. Однако, невзирая на все это, весь вид его будет говорить о силе и желании жить на этой земле. Произойдет чудо: неожиданно завыв по-волчьи, он вдруг заговорит человеческим голосом: "Эх, если бы я раньше знал, что обладаю такой фантастической внутренней энергией, мощью и непобедимостью, то я бы покорил и подчинил себе всех людей и все живое на земле "(4).

Военный и героический аспект исторических реконструкций прагматично работает на создание представлений о полном морально-психологическом и, следовательно, военном превосходстве бойцов сепаратистского движения.

"Для русского солдата эта война – бессмысленный ужас. Чеченский воин принимает эти столкновения как абсолютное, не требующее рационального обоснования обязательство подчинения логике войны со Злом. Законы этой логики настолько глубоко закодированы в его генах, в извечной традиции, унаследованной от своих предков, что все решения... необходимые для победы, возникают у него спонтанно, естественно и прямо попадают в мишень "(5).

Еще один прагматичный, хотя и наивный, аспект использования сепаратистами своей и чужой истории – поиск этнических родственников-союзников. Так, одно из этногенетических построений чеченских любителей истории начала 90-х годов XX века гласило, что в древности отряд чеченских воинов пересек Европу, высадился на Британских островах и дал начало английской нации. В качестве доказательства приводились некоторые фонетические совпадения в двух языках. Вывод из этих построений делался вполне определенный – братский английский народ должен оказать чеченцам помощь в борьбе за независимость.

Еще один компонент идеологии сепаратизма – мессианские представления о своем этносе:

"Когда наступит этот момент прозрения, русский народ поймет, что только "варвары" могут противостоять губительной для всего живого цивилизации, и увидит в чеченцах не "исламскую угрозу" , а спасение – Давида, вокруг которого и русские, и все народы европейской суши должны сплотиться против настоящего врага, против виртуальной стихии Моря" (Море используется как символ атлантизма – М. С. )"(6).

Мессианские "обязанности" могут распространяться не только на один этнос, но, в зависимости от масштабности планов, на целую социокультурную общность. Так, в 1996 году в Махачкале по инициативе Союза мусульман России была проведена научно-просветительская конференция под названием "Джихад". Ее организаторы необходимость проведения конференции помимо прочего доказывали и так: "Кавказ – священная земля духовных вождей человечества, и посему кавказцы, являясь их наследниками, имеют право быть духовными учителями других народов"(7).

Весьма значим для Кавказа фактор исторической памяти. По словам А. Кудрявцева, "... речь идет о регионе, где история не только объективно (как "ткань" причинно-следственных связей), но и субъективно – в силу чрезвычайно развитой у северокавказских народов исторической памяти

-оказывает заметное инерционное воздействие на современные события"(8).

Необходимо учитывать, что историческая память крайне субъективна, но при этом достаточно постоянна. Влияя на современную этнополитическую ситуацию, сама она мало изменяется под влиянием текущих событий. В ходе исследования "Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа" , проведенного под руководством Е. В. Крицкого при участии автора в 1995 году, то есть в период активных боевых действий на территории Чечни, респондентам из десяти субъектов Российской Федерации задавался среди прочих вопрос: "Оцените, чего больше

-хорошего или плохого было в истории отношений казаков и горцев?". Среди чеченцев, находившихся в очаге конфликта, 22, 9 процента заявили, что в этих отношениях было больше хорошего, 46 процентов дали прямо противоположный ответ, а остальные затруднились с ответом(9). В то же время среди адыгейцев, проживающих на территории Республики Адыгея, то есть достаточно далеко от зоны боевых действий, признали преобладание хорошего в отношениях горцев с казаками 13, 3 процента, преобладание плохого – 54, 4 процента, затруднились ответить 34, 4 процента. Напомним, что для адыгейцев Кавказская война, с которой теснейшим образом ассоциировано в массовом сознании казачество, – это не просто присоединение к Российской империи в результате военного поражения, а исход за рубеж большей части народа. Поэтому можно предположить, что их более резкие, в сравнении с чеченцами, оценки в значительной степени отражают именно влияние исторической памяти, а не современных событий.

Миражи в горах

Главной движущей силой этнического сепаратизма является чувство ущемленности представителей этносов – субъектов борьбы за отделение. Совсем не обязательно, что возникает оно из-за недовольства уровнем своего благосостояния и благосостояния "своих". Подтверждением тому является наличие сепаратистских настроений или организованных движений как в "бедных" , так и в "богатых" регионах.

Любопытно, что слабо модернизированные северокавказские этносы ощущают свое этностатусное превосходство над русскими, хотя те и доминируют в масштабе всей Российской Федерации. Благодаря чему возникло и воспроизводится это чувство превосходства? Прежде всего, благодаря более высокому, чем у русских, уровню внутриэтнической солидарности и большей сохранности традиционной соционормативной культуры, то есть тех элементов культуры, которые возникли в доиндустриальный период развития. Фактически в массовом сознании присутствуют два слагаемых силы: высокий уровень солидарности со "своими" определяет, если так можно выразиться, физическую силу этнической общности или ее представителей в межгрупповом конфликте, а сохранность традиционной культуры воспринимается в качестве показателя моральной силы.

Северокавказский сепаратизм сформировал или заимствовал несколько мифов о современном положении и самочувствии горских народов. Среди них необходимо выделить те, которые непосредственно влияют на стратегию сепаратистского движения.

Первый – это миф о "нарушении прав народа" , его неполноправности. С его помощью идеологи сепаратизма обосновывают претензии этнической элиты на суверенность. При этом практически тезис о законодательно закрепленной неполноправности не находит подтверждения во времени, которое непосредственно предшествовало началу борьбы за суверенитет, и приходится ссылаться на историческое прошлое: на депортации, геноцид и т. п. Искусственно смешиваются понятия "права личности" и "права этноса" , тем более что до настоящего времени не сформулировано общепринятое четкое определение коллективных "прав народа". Что же касается такого проявления неполноправности, как унижение национального достоинства личности, то эти случаи в отношении представителей меньшинств встречаются не чаще, чем в отношении представителей этнического большинства (особенно на территории компактного проживания меньшинств).

Второй миф – "экономическое угнетение". В общественное сознание внедряется мысль о том, что господствующая нация эксплуатирует ресурсы данной территории (для идеологов сепаратизма это то же, что ресурсы этнической общности), которых вполне хватило бы для безбедного существования титульного меньшинства, либо другими способами не дает расти уровню жизни народа. Возможно, так бывало в прошлом. Но к началу 90-х годов картина часто была прямо противоположной.

Третий миф – "поддержка мировым сообществом закрепленного права народов на самоопределение". Да, некоторые международные документы фиксируют это право(10), однако международное сообщество сегодня все больше склоняется к поддержке другого права – права территориальных (а не этнических) сообществ определять систему управления согласно демократически выраженной воле населения при уважении существующей мировой системы государств. Что касается "мирового сообщества" , то от его имени обычно выступают – непосредственно или через различные международные организации – правительства конкретных государств, имеющие определенные, вполне эгоистические цели. Иногда политика, направленная на достижение этих целей, оборачивается противодействием сепаратизму, иногда – его поддержкой. Все зависит от того, кто и против кого выступает в ходе так называемых "освободительных войн". Очевидно, что моральное значение подобной внешнеполитической поддержки "права на самоопределение" невелико. Все же следует признать, что победы, одержанные сепаратизмом в последние десятилетия, во многом объясняются моральной поддержкой национальных меньшинств, их военных и политических движений общественным мнением в государствах, определяющих развитие мировой экономики.

Оценить мифы сепаратизма, дойти до их сути – значит понять реальные причины возникновения и развития сепаратистских движений. Одна из распространенных точек зрения высказана В.А. Тишковым: крайняя форма сепаратизма появляется не там, где имеется этническое разнообразие, а там, где среди меньшинств есть достаточное число интеллигенции и политических активистов, желающих стать политическим большинством (на языке сепаратистов – "добиться национального освобождения")(11).

Субъективность причин влечет за собой иррациональность проявлений. Можно сказать, что мифоидеологемы современного северокавказского сепаратизма мистичны. М. Удугову принадлежат слова: " Одного не учитывает атеистическое мышление российских военных и политиков – Божественного фактора. Пусть кто-нибудь задастся целью получить статистические данные о количестве катастроф, происходящих в российской военной авиации с 1996 года по сегодня, и количество их до войны в Чечне. А ведь их сбивают не "стингеры" и "тунгуски"... И они еще долго будут терпеть непредвиденные аварии"(12). По свидетельству Р. Джабарова, вскоре после объявления Д. Дудаева махди – мессией, который должен привести чеченский народ к национальной независимости, нашлись "очевидцы" явления лидера сепаратистов с небес(13)...

Переходя от мифов современности к ее реалиям, надо отметить, что сепаратизм на Северном Кавказе фактически отрицает применимость института демократии как в отношении своих народов, так и проживающих на их этнической территории представителей других этносов. Демократия изображается сепаратистами в качестве западноевропейского института, неэффективного или даже невозможного в обществе с традиционной или традиционалистской системой ценностей. Делаются попытки широко внедрить в общественную жизнь традиционные нормы поведения, в судопроизводство – системы традиционного права. Нарушения прав человека на Северном Кавказе, совершаемые традиционными общественными институтами, представленными родовыми лидерами или религиозными организациями (в частности, шариатскими судами), сопоставимы по своим масштабам с нарушениями, ответственность за которые ложится на государство. Традиционные социальные институты (советы родов, старейшин, шейхи, а также нормы обычного и религиозного права) ограничивают личные свободы. Право на физическую целостность и право не подвергаться пыткам вступают в противоречие с целым рядом калечащих наказаний, предусмотренных шариатом и применяющихся на практике (например, отсечение рук). Право не подвергаться унижающему обращению или наказанию разрушается традициями наказания палками и захвата заложников.

"Все наши боги с нами и за нас"

В интервью лидеров сепаратистских движений часто звучит мысль о том, что важнее победы для них – только вера. На чем основано политическое использование ислама в целях сепаратистских движений? Как взаимодействуют этнический и религиозный факторы в идеологии сепаратизма?

По мнению автора, политизированный исламский фундаментализм является не менее значимым компонентом идеологической базы сепаратизма, чем идея "национального освобождения". При этом национальная и религиозная идеи выполняют различные функции в ходе создания основы легитимации войны против государства. Идеологема "национального освобождения" предназначена для "внутреннего употребления" и используется в основном в целях мобилизации представителей той этнической общности, политическая элита которой решила получить всю полноту власти на "своей" территории. Исламский же фундаментализм необходим для обеспечения поддержки других этнических групп в этом же государстве и за рубежом. А. Малашенко справедливо отмечает: "В условиях нарастания общей конфликтогенности, напряженности в отношениях между Москвой и Северным Кавказом радикализация исламской идеологии, политизация ислама, целенаправленная апелляция к нему местных радикалов, безусловно, делают его дестабилизирующим фактором. На исламе паразитирует этнический сепаратизм. И последнее: северокавказский ислам может стать пусть и ограниченным, но тем не менее рычагом давления на Россию со стороны зарубежных сообществ – как мусульманского, так и западного"(14).

Вторая точка опоры, которую сепаратизм старается изыскать для себя в исламе, – это санкция на агрессию против иноверцев. При большом желании найти в исламской традиции – как, впрочем, и в христианской, – оправдание такой агрессии можно.

Далее. В мусульманской общине нет деления на религиозные и светские обязанности и функции. Следовательно, сам факт разделенности государства и религии есть основание для отделения от такого государства.

Однако при всей важности религиозный фактор консолидации сепаратистских движений является второстепенным по отношению к этническому фактору. В этой связи необходимо отметить неизбежность возникновения противоречий между религиозными, то есть заимствованными, и национальными, значительно более укорененными обычаями и нормами поведения.

В чем состоит прикладной аспект ислама для сепаратистов? Среди сторонников сепаратизма на Северном Кавказе есть салафиты, но большинство активистов, далеких от мусульманской учености, воспринимает ислам как часть своей этничности, а требования возврата к "чистому" исламу – как покушение на нее. Об этом говорит и негативная официальная позиция сепаратистского режима Чеченской Республики Ичкерия в отношении салафитов на ее территории в период фактической независимости. Большая значимость национального по сравнению с религиозным (при высокой важности религиозного и глубокой включенности его в национальное) для чеченцев, например, очевидна. "Чеченец – в первую очередь чеченец, а уж потом представитель того или иного тариката... "(15). Как подчеркивает Р. Джабаров, "чеченцы всегда были традиционалистами по отношению к исламу, отдавая зачастую предпочтение адату (обычному праву), который имел более глубокие исторические корни. В XIX веке все попытки имама Шамиля ликвидировать институт адатов встречали отчаянное, в том числе вооруженное, сопротивление многих чеченских общин. Борьба за "чистый ислам" была, по сути, проиграна, и чеченское общество осталось во власти традиционных институтов без всплесков религиозного экстремизма и клерикализма"(16) .

В то же время демонстрация религиозности является одним из главных условий поддержки сепаратистов из-за рубежа. В этом и состоит прагматичность мусульманства сепаратистских движений. Их лидеры демонстративно становятся верующими, поскольку именно "борьба за веру" обеспечивает дипломатическую, финансовую и моральную поддержку различных мусульманских фондов, организаций, а в отдельных случаях – государств в целом. Ислам сепаратистов должен быть если не фундаменталистским, то достаточно радикальным, так как в интересах сепаратистов сделать его узнаваемым за рубежом. Наиболее сильные исламские государства, потенциальные доноры сепаратизма в России, уже прошли этап возврата к религии "праведных предков" и сочувственно относятся к подобным проявлениям в настоящее время и в других странах. Таким образом, этнические элиты, возглавив сепаратистские движения, используют религию как любой другой ресурс в целях борьбы за власть.

Сепаратизм – это форма борьбы этнической элиты за свои интересы. Борьбы, в которую осуществляемые этой элитой манипуляции общественным сознанием позволяют иногда вовлечь большие группы людей. Главный способ манипуляций – обращение к истории, этничности и религии, результат – усиление до кризисного показателя чувства этнической депривации, а затем и переход к насилию.

Здравый смысл, чувство самосохранения общества и государства убеждают в том, что рост сепаратистских настроений требует целенаправленной работы по противодействию им. Центр тяжести этой работы не может находиться в сфере экономики, хотя решение экономических проблем территории – обязательное условие социально-политической стабильности. Необходимо, однако, помнить, что все регионы – как затронутые, так и незатронутые сепаратизмом – в равной степени нуждаются в экономическом росте.

И все-таки главное различие между "территориями сепаратизма" и "территориями мира" заключается не в уровне экономического развития, а в состоянии общественного сознания. Именно общественное сознание является главным полем сражения за людей; и только победа в этом сражении позволяет предотвратить такие неизбежные последствия

Сепаратизм

Сепаратизм (франц. separatisme от лат. separatus – отдельный) означает стремление к отделению, обособлению. Любопытно, что в последнем, третьем издании Большой Советской Энциклопедии (в отличие, к примеру, от дореволюционного Энциклопедического словаря Брокгауза-Ефрона) нет статьи "Сепаратизм" , а в "Краткой Российской Энциклопедии" (М. , 2003) этому явлению посвящены лишь две строки, в девять раз меньше, чем, например, химическому элементу "сера"...

04.10.2004