Александр Проханов, военный журналист с 35-летним стажем, главный редактор газеты "Завтра", написал о чеченской войне две книги. В своем интервью специальному корреспонденту Газеты Надежде Кеворковой он, в частности, поделился своими воспоминаниями о том, как резко зимой 1994 года сытая и безразличная ко всему Москва контрастировала с залитыми кровью улицами Грозного.
Как вы оказались в Грозном?
Мои друзья-десантники вошли в Чечню перед штурмом города в декабре 1994 года. Шли три дня. Среди них был и начальник разведки ВДВ Павел Поповских, который потом был обвинен в убийстве Холодова, затаскан по судам и оправдан. Штурм был назначен на 31 декабря. Павел Грачев так решил отпраздновать свой день рождения, заявив, что для того, чтобы раздавить Грозный, ему достаточно будет одного десантного полка. Помню, 1 января ТВ показывало репортаж с празднования Нового года в Доме литераторов. Либеральные писатели ходили вокруг столов с яствами, поднимали бокалы, шутили, травили анекдоты. А пока московская знать ела устриц, в Грозном шел страшный бой. Была заживо сожжена Майкопская бригада, истерзана солдатская плоть. Во время этого штурма на цементном заводе был убит мой друг, помощник начальника разведки ВДВ подполковник Селиванов. Его хоронили в Москве. Когда шел за гробом, понял, что надо ехать в Чечню. Написал письмо Грачеву. Несмотря на тогда уже сложные отношения, получил разрешение и в середине января был в Грозном - там в этот момент бои шли за рекой Сунжа. После Вуковара в Югославии я не думал, что что-то может меня поразить: это был город, дотла уничтоженный оружием последнего поколения. Но увиденный мною Грозный превзошел все.
Первые люди, с которыми вы повстречались в Грозном, кто они были?
Тогда, в январе 95-го, я познакомился с остатками одной из рот Майкопской бригады, почти полностью полегшей во время новогоднего штурма. Они держались на вокзальной площади в течение всех этих страшных дней, пока к ним прорывались морские пехотинцы, бойцы генералов Рохлина и Бабичева. Их командир, снайперы - все вошли в мой роман. Потом я пошел с армией под Аргун. Уже была страшная распутица, ноги и колеса вязли в жидкой грязи. Запомнилось одно видение - страшная метафора тех дней. Был конец января, еще зима. Газ, вырывавшийся из обрубка взорванного газопровода, загорелся. Такие факелы горели тогда по всей Чечне. И вот возле этого огневого фонтана посреди зимы от жара распустилась вишня. Белая шапка цветов возле красного языка пламени - это было совершенно потустороннее зрелище, цветение смерти. Еще помню: в Грозном меня поразило, что каждый дом там был разрушен по-своему. Какая-то в этом была страшная эстетика уничтожения. Один был рассыпан на сотни метров, разбросан по камушку. Другой - сжат, сплюснут. Деревья изрезаны так, что в каждом виделся чудовищный вздыбленный Лаокоон. Когда летишь над Чечней ночью, нет огней - только красные факелы горят посреди черноты. Страшно ехать на бэтээрах - они скользят по зеленой, густой, пропитанной нефтью жиже... Как-то раз в грозненских развалинах я встретил чеченца лет 35, художника. Он бродил среди этих руин, созерцал эстетику распада, эстетику смерти. Мы с ним разговорились, и он мне рассказал о своем мистическом восприятии происходящего. Это не был ислам или европейская философия, скорее это была некая астральная чеченская йога. Мне тогда пришло в голову, что у чеченцев могло бы быть мощное цивилизационное развитие, творческий всплеск: это талантливая, духовно богатая, цельная нация с особым мистическим даром и духовной стойкостью. Но война все эти дары перемолола в песок. Путь борьбы и крови привел чеченцев к катастрофе.
И все-таки, что в Чечне поразило вас больше всего? Какие воспоминания останутся с вами до конца жизни?
Это было уже во время второй войны. Я лежал с температурой и слушал "Свободу", бесконечный голос Бабицкого говорил о том, как Басаев подорвался на мине, когда его отряд уходил из окружения в Грозном. После этого я попросил у Трошева (в 2000 году он был командующим объединенной группировкой. - Газета), мы с ним были знакомы еще по прежним временам, чтобы он дал мне вертолет и протащил над теми местами, где уходил Басаев. Он выполнил мою просьбу... Снега уже почти сошли, пришла бурная весна, и в двух километрах от берега была наворочена гряда, как будто прошел мусоровоз, - вал из ошметков тел, одежды, бумаги, бинтов, деревьев. Все это лежало на минном поле, никто не убирал эту изрезанную, испепеленную человеческую плоть.
Многие тогда, да и сейчас, говорят: главная трагедия Российской армии в том, что большинство ее солдат и офицеров были необстрелянными новичками.
Там были офицеры, прошедшие Афганистан и многие горячие точки, многих я знал по своим прежним командировкам. Были и те, кто принимал участие в расстреле Белого дома в 1993 году, и в этом мне видится трагическое возмездие. Главная же трагедия войны состояла в том, что все телевидение и вся либеральная общественность работала против армии, работала на чеченцев. Войска подвергались страшной диффамации, мощнейшей ежедневной антиармейской пропаганде. Вспомните, весь эфир был наполнен прочеченскими передачами, где их представляли героями, а русских - жалкими пасынками в обносках. Армия чувствует, мила она народу или не мила. Информационная война против армии - это громадная разрушительная сила, эту войну вели целенаправленно и НТВ, и вся либеральная пресса.
Почему до сих пор не удается поймать ни Басаева, ни Масхадова?
Я видел, как ловят Масхадова. Чечня - это пространство заверченных плоскостей, странное топографическое сочетание гор, долин, ущелий. Похоже на гигантскую карусель. Допустим, где-то на склоне прозвучал позывной Масхадова, засеченный разведкой. В этот район немедленно перебрасывается огромное число войск. Медленно идет колонна танков, высаживаются штабы, летят вертолеты, выкидывается десант, спускается спецназ внутренних войск, спецназ армейский, знаменитая "Альфа". Блокируются все тропы, ущелья, но пространство очень сложное. Чтобы обложить все, нужно стотысячное войско. По точке, где зафиксированы позывные, наносится удар. Но время уже прошло - Масхадов мог отойти, переместиться. Первый удар - артиллерии. Следующий - налет авиации. Потом идут вертолетчики. Местность накрывают шквалом огня, потом войска идут прочесывать лес, изрытый воронками.Вот так их и ловят.
Как по-вашему, стала ли чеченская война религиозной?
Нет, религиозной она не стала. Хотя многие солдаты и офицеры там носят крестики. Видел я и священников, не войсковых, а местных, которые служат среди руин, среди стен с осыпавшимися фресками. Сюда приходят бабушки, приходят и солдаты. Постоят, перекрестятся. Отца Стефана из Грозного я знаю, чего только не выпало на его долю - и бомбежки, и избиения, но он вернулся к служению. В нем есть такая тихая печаль, он смиренно делает свое дело. Встречал я и расстригу-самозванца, который в войсках окормляет солдат, ходит на все операции. Но религиозного воинства в Чечне нет. Мученики есть - мученики во имя Христа, мученики во имя Аллаха. А религиозной войны нет.
Есть у вас ответ на вопрос, в чем причина войны и можно ли было ее избежать?
Существует миф о бескровном распаде Советского Союза. Это большая ложь - он продолжает распадаться до сих пор. Эта война - продолжение тектонического разлома Союза в цепи всех кровавых конфликтов. Стратегические причины чеченской войны - в разрушении тектонической чаши евразийского пространства. Чечня - осколок этой чаши. Любая война имеет свой детонатор. В этом случае таким детонатором стала интрига, затеянная демократом-чеченцем Хасбулатовым (до 1993 года он являлся председателем Верховного Совета России. - Газета), который терпеть не мог клан Доку Завгаева, обстоятельного советского вельможи, который владычествовал в Чечне в последнее советское десятилетие и мог бы плавно войти в постсоветские времена. Член политбюро Дзасохов, коммунист Строев сделали это, а Завгаеву этого сделать не позволил страстный и во многом недальновидный политик Хасбулатов. На место Завгаева из Прибалтики был имплантирован генерал Дудаев. Малоизвестный в самой Чечне, он вызвал там большое напряжение. Москва смотрела, как отслаивается от Дудаева оппозиция, как Чечня превращается в криминальное плато. Вспомните, как Чечня посредством фальшивых авизо обобрала всю Россию. Все это стало раздражать тяжеловесного Ельцина, и он решил пустить в ход антидудаевскую оппозицию. Трагедия этой операции состояла в том, что ее провал консолидировал чеченское общество. Оппозиция свернулась и исчезла. А Ельцин одобрил блицкриг, порученный Грачеву. Но блицкрига не произошло.
Газета 15.12.2004