"Цена любви и веры"

Общая территория

– Г-н Миллер, вы – служитель церкви, должность в миру у вас руководящая. Как к вам по ходу разговора обращаться?

– Ограничимся обычным Игорь.

– Мы как-то привыкли, что, встречая людей, занятых тем, чем заняты вы, ожидаем, что их возраст скорее зрелый, чем молодой. Вам 28, это не мешает вам выполнять возложенные на вас обязанности?

– Уже не мешает, в этой системе я работаю почти 10 лет.

– То, чем вы заняты, с одной стороны, имеет непосредственное отношение к церкви, вере, а другая сторона вашей деятельности – мирская, здесь вас можно было бы назвать даже социальным работником. Речь тем не менее идет о государственной должности, или это все же служба по велению души?

– Я бы сказал, что и то, и другое. Работа священника в местах заключения – это та территория, где встречаются церковь и государство, где их интересы пересекаются. Государство заинтересовано в уменьшении числа правонарушений, в то же время и церковь заинтересована, чтобы у людей было как можно меньше страхов, чтобы они жили в духовности и были законопослушны. Так что тут у нас с государством интерес общий, и решение было найдено в создании официальных должностей капелланов в местах заключения. Здесь имело значение одно немаловажное обстоятельство: хотелось, чтобы священник стал в тюрьме своим человеком для всех – и для тех, кто отбывает наказание, и для тех, для кого тюрьма является местом службы. Человеку, который раз-два в неделю приходил бы с воли для выполнения определенных задач, не доверяли бы особенно ни тюремные чиновники, ни заключенные, потому что он чужой, со стороны. А постоянно работающий капеллан – другое. Так что мы и госслужащие, но предоставлено нам большое поле деятельности. Мы работаем не только с заключенными, нередко приходится иметь дело и с сотрудниками мест заключения, которые тоже ведь подвержены стрессам. А священник со своей независимостью всегда вызывает доверие.

– А сам он стрессам не подвержен?

– Конечно же, подвержен, как и любой другой человек. Но в отличие от социальных, скажем, работников, людей мирских, мы обращаемся с молитвой непосредственно к Богу, и он нам дает силу и покой при выполнении нашего нелегкого дела. У нас есть возможность встретиться для решения своих трудных вопросов и со старшим по сану, можем обсудить что-то и в собственном кругу. Ежемесячно все капелланы обязательно собираются вместе, чтобы открыто обсудить все связанное с работой. Это создает ощущение надежности, дает силу, потому мы и чувствуем себя членами одной семьи.

- Не так давно в Таллинне проходила большая встреча тюремных капелланов из многих стран Европы – мужчин, женщин, нередко, кстати, очень красивых...

– Верующие тоже могут быть красивыми...

– Что сегодня можно почерпнуть из общения с коллегами, говоря о работе с заключенными?

– В разных странах своя культура, свои традиции, мышление, даже разные ценности, но объединяет нас содержание работы и люди, с которыми работаем, хоть характер преступлений может и отличаться. Но во всех случаях речь идет о человеке, преступившем закон. Конечно, нам важен опыт развитых стран, где пока права человека уважаются больше, в чем, к сожалению, надо признаться. У нас сделано немало, но нам немало еще и предстоит, необходимо реализовать самые разные социальные программы. Учиться нам нужно и тому, чтобы человек, отбыв наказание, не возвращался в тюрьму снова, вот что самое трудное. У нас ведь возврат – 75 процентов, а в Финляндии, скажем, или Швеции на порядок меньше. Вызывает беспокойство и другое – в Швеции на 5 миллионов населения заключенных три тысячи, а у нас при полутора миллионах около 5 тысяч.

Но должен сказать, что и наша тюремная система удостоилась внимания коллег из других стран, Литвы, Латвии, России. Так что приятно сознавать, что в этом смысле мы кое-чего достигли, благодаря Богу, государству, церквям, которые помогают нашему становлению.

Встреча

– Игорь, вы формально большой начальник?

– Формально, да. Под моим началом работает порядка ста человек. Капелланов около 20, четверо из них старшие, остальные – около 80 – волонтеры, которым я даю разрешение на эту работу, те, кто проходит специальную подготовку.

– Простите за личный вопрос, но ведь сами вы пришли к вере не сразу, ваше детство прошло вне веры, и потребовался немалый путь к ней.

– На самом деле мой отец – человек крещеный, раньше мы ездили в Россию в гости к крестной матери. Мама у меня исповедует лютеранство, так что в этом смысле семья у нас вроде бы религиозная. Но, конечно же, многого мои родители и их родители не знали и не познавали, так что можно сказать, что вырос я вне религии. Но в детстве ты что-то хочешь понять, встречаешься с трудностями, а страдание заставляет думать, задумываться. Естественно, можно спросить: ну, что ты в 15 лет хотел найти в вере, что тебе до нее, если раньше она тебя не занимала? Но ведь, не скрою, к этому времени я уже успел кое-что натворить, были и у меня поступки, через которые проходит немало подростков.

– Пиво пили?

– Не только. Но главное, о чем сказать хочу: если бы тогда Бог не остановил, то сейчас я бы сам сидел в тюрьме. Я ведь у нас на Сааремаа, где вырос, чуть не попал в группировку, от которой до криминала был всего один шаг, меня уже звали машины угонять. Но, к счастью, один мой друг позвал меня в лютеранский церковный хор, потом пошли вопросы о том, что такое религия, лютеранская церковь, христианство. И вот теперь, сколько лет прошло, в одной тюремной церкви я встретил заключенного, того самого парня, который когда-то звал меня угонять машины. Простой вроде случай, но сколько говорит о том, какое значение для человека имеет Бог.

– Извините, Игорь, но если вас Бог спас, почему же не помог тому, другому?

– Потому что человек сам делает выбор. Часто можно услышать вопрос: почему плохие люди живут хорошо, а хорошие плохо, где же тут справедливость? Почему Бог не действует в соответствии с нашей человеческой логикой? Но надо просто понимать, что, во-первых, у Бога нет времени, а во-вторых, жизнь перед Богом предстоит совсем иной, чем для материалистов и индивидуалистов.

Награда Рейну Каську

– Можете ли вы сказать сегодня, что сумели помочь конкретному человеку, находящемуся пока по ту, скажем так, сторону жизни?

– Начну со случая, когда не смог помочь так, как хотел бы. Однажды вроде бы все сделал, даже добился, что человека крестили, взяли его в церковь под ее ответственность, поэтому даже срок ему был назначен судом условно. И получилось, что помочь вроде сумели ему многим, а человек... Нет, он больше не совершил ничего криминального, но от веры, когда его проблемы кончились, отошел, просто использовал церковь в своих целях. Конечно, и позитивного можно вспомнить немало, но именно этот случай не дает мне покоя...

– Вы вспоминали о волонтерах, готовых прийти на помощь заключенным, работать с ними. Сейчас я говорю с человеком, который знает, куда такому человеку прийти, к кому обратиться и что для этого требуется – только одно искреннее желание или еще и знания?

– Конечно, нужно и то, и другое, но хочу сказать и еще об одной вещи. Есть категория женщин, которые хотят работать в мужской тюрьме, думают при этом о решении каких-то своих проблем. Но тюрьма не то место, где можно решать вопросы устройства личной жизни. Бывали очень неприятные ситуации, когда молодые женщины говорили, как они хотят здесь Богу служить, как хотят помочь заключенным, а потом... Но когда действительно приходит человек по зову души, то цены такому нет.

Мне очень хочется рассказать о Рейне Каське. Он начал волонтером в 89-м году, когда в тюрьмах впервые были открыты двери для священнослужителей. Тогда Рейн был награжден министром внутренних дел, потому что помог не десяткам – сотням людей. Сколько их прошло через его реабилитационный центр, скольких он накормил, обогрел, одел. Его знают везде, во всех тюрьмах. Едва придет – сразу слышно: о, Рейн пришел. Или другой пример. Уже два года в тартуской тюрьме работает пожилая женщина. Одним она – как бабушка, для других – как мать. В некоторых ситуациях именно присутствие такого человека оказывается особенно благотворным. И таких людей, к счастью, много, рассказывать о них можно часами.

19.02.2005