Виктор Зоркальцев: "Религиозные организации – один из наиболее важных институтов гражданского общества, хотя еще и не очень заметный в России…"

На вопросы корремпондента портала "Религия и СМИ" отвечает председатель Комитета Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по делам общественных объединений и религиозных организаций

Виктор Ильич, каковы задачи возглавляемого вами Комитета в части, касающейся религиозных организаций?

Комитет занимается широким спектром проблем, относящихся к гражданскому обществу. Дела религиозных организаций – лишь одно из направлений нашей работы. Первой и основной задачей нашего Комитета является законотворческая работа, которая заключается в установлении отношений между религиозными организациями, государством и обществом.

Религиозные организации – один из наиболее важных институтов гражданского общества, хотя еще и не очень заметный в России. Когда говорят о влиянии на общество тех или иных институтов, в первую очередь имеют в виду политические партии и общественные движения. Однако в последнее время члены нашего Комитета почувствовали, что ведущие религиозные организации России начинают оказывать очень серьезное влияние на общество. Кстати говоря, позитивное. В целом в обществе этот факт пока что не учитывается, а у нас в Комитете уже складывается свое отношение к этому вопросу.

Каковы функции Комитета и Ваши как его председателя?

Моя функция очень проста: легкое дирижерство в Комитете. Здесь я не директор фирмы и не начальник отдела, поскольку Комитет состоит из депутатов, каждый из которых – суверен, независимый политик, представляющий определенные интересы своих избирателей. Легкое дирижерство лишь позволяет добиться консенсуса по внесению предложений в Парламент и не более того. Кроме того, среди моих обязанностей – работа с аппаратом; я координирую подготовку проектов законов и поправок, материалов к заседанию комитета.

Члены комитета отнюдь не индифферентно относятся к вопросам, которые касаются проблем религии. Они заинтересованы. Не было еще ни одного вопроса, связанного с религиозной деятельностью (будь-то снижение налогов, льготы, закон о нравственности), который не вызвал бы активного интереса и поддержки членов Комитета.

Это связано с личной приверженностью членов Комитета тому или иному религиозному учению?

Нет, здесь это невозможно. Вы не можете распространять свои личные симпатии к тому или иному религиозному учению на свою работу в Государственной Думе. И, к чести членов нашего Комитета, мы избегали подобной ситуации на протяжении трех думских созывов. Если бы какие-то симпатии начали определять нашу деятельность, то Комитет, вероятно, был бы уже распущен.

Кто входит в состав Комитета?

Заместители Председателя Комитета: Екатерина Филипповна Лахова – известный политик, депутат четвертого созыва, член фракции "Отечество – Вся Россия"; Александр Викторович Чуев, который возглавляет Всероссийскую Великодержавную партию; Александр Семенович Давыдов представляет аграрный сектор в Комитете; Махачев Гаджи Нухиевич представляет национальный сектор, так как сам он из Дагестана, это очень активный человек. В наш Комитет входят также известный правозащитник Сергей Адамович Ковалев и Анатолий Владимирович Чекис – профсоюзный деятель от шахтеров Кузбасса.

Почему эти люди заинтересовались именно религиозной проблематикой?

Они заинтересовались, прежде всего, проблемами гражданского общества и общественными организациями. Поскольку же религиозные организации являются подразделом общественных организаций, поэтому они входят в нашу компетенцию. В первом созыве Госдумы в составе нашего Комитета находился специальный подкомитет по религиозным организациям. Сейчас в нем нет необходимости.

Когда был создан Комитет, и с чем была связана необходимость его создания?

Дума – это не только законодательный, но и представительный орган. Представительство Государственной Думы в обществе и общественных организаций в Думе как раз и осуществляет наш Комитет. Он был создан в 1994 г. Тогда мы интуитивно почувствовали, что пришло время наладить связи парламентариев с обществом – через политические партии, общественные и религиозные организации, различные движения, фонды. Ни один законопроект мы не разрабатывали без "подачи снизу" – от какой-либо организации. Эталоном является закон о религиозных организациях, так как над этим законопроектом работало большинство религиозных организаций, они входили в группу по разработке законопроекта. Если мы находили общее согласие по какому-то вопросу, то вписывали эту норму в закон; если же не находили – откладывали и прорабатывали дальше. В конце концов, большинство религиозных организаций подписали наш проект.

Кроме того, все существующие сейчас законы, которые определяют деятельность "третьего сектора", то есть гражданского общества (по вкладам, по политическим партиям, по профсоюзам, о благотворительной деятельности и др.), – все они разрабатывались у нас в Комитете.

Вы считаете, что ни один закон, касающийся религиозных организаций, не должен быть принят без согласования с представителями религиозных организаций?

Если такое произойдет – это будет нонсенс. Согласитесь, что принимать закон для людей вопреки их желанию, если он им не нужен или осложняет их жизнь, – это противоестественно. Закон должен регулировать, а не ущемлять чьи-то интересы.

К тому же, норма согласования предусмотрена Законом "О свободе совести и о религиозных объединениях" и обязательна для власти.

Кроме того, существует вопрос профессиональной этики. Депутаты приходят на определенный срок, и многие совсем не разбираются в религиозной проблематике. Разобраться в проблемах совести, духовной безопасности России не так просто, как внести поправку в бюджет. Поэтому сгоряча эти вопросы решать нельзя.

Не могли бы Вы дать общую оценку современному российскому законодательству о религии?

Пять лет назад – в 1997 году – мы приняли Закон "О свободе совести и о религиозных объединениях". Правоприменительная практика подтвердила, что тогда мы попали в точку. Этот Закон гармонизирует отношения между традиционными конфессиями и религиями в нашей стране. Достаточно сказать, что впервые в законе прописан статус христианства, ислама, иудаизма, буддизма, то есть традиционных религий. Первоначально фраза, записанная в преамбуле закона, не носящая законодательной функции, вызвала шок. Но время показало, что именно она сыграла важнейшую роль, определив на законодательном уровне гармоничное сосуществование различных конфессий. Этот Закон не является запрещающим; на две трети он состоит из положений, предоставляющих определенные льготы религиозным организациям.

Но существует определенная проблема. Законодательная база, устанавливающая отношения религиозных организаций и общества, находится практически в зачаточном состоянии. За пять лет мы приняли всего 55 законодательных актов – поправки к законам, налоговые льготы. По нашим прикидкам в дополнение к Закону необходимо принять еще полторы сотни законодательных актов, чтобы окончательно отрегулировать те отношения, которые сейчас складываются.

В связи с этим в Комитете возникла идея о необходимости разработки и принятия отдельного Кодекса о религии. Это должен быть такой же кодекс, как Земельный или Налоговый. Кодекс о религии должен стать своего рода "светской библией" поведения религиозных организаций. Если, например, 10 человек захотели образовать религиозную организацию, – они открывают Кодекс о религии и смотрят, что им позволено, а что нет. В Кодексе будут собраны все ключевые вопросы, связанные с деятельностью религиозных организаций. Затем они приходят к чиновнику и говорят: "Мы начинаем работать". Чиновник не имеет права им запретить, если все делается в соответствии с Кодексом. Так же и со школой, и с армией, и т.д.

Кодекс о религии объединит все существующие законы, регулирующие деятельность религиозных организаций, и будет дополнен новыми?

Да. Так, например, Закон 1997 г. должен будет естественным образом войти в Кодекс и стать его частью, может быть, сердцевиной. Ведь этот Закон – рамочный закон, который не решил всех проблем. Он и не мог решить тогда все те проблемы, которые мы и сейчас-то не можем решить. У нас еще не наработана практика, нет опыта, поэтому мы не всегда точно знаем, как регулировать те или иные отношения. Сейчас, например, поднят вопрос о передаче земель религиозным организациям. Но как законодательно определить этот процесс? Ведь хлебопашец – это одно, а монастырь – другое: он по другому владеет землей, у него иные формы работы, иные формы привлечения людей, инвестиций. Как создать необходимые условия для производственно-хозяйственной деятельности Церкви? Как церковные финансовые потоки будут трансформироваться? Таких вопросов очень много. Все они должны получить ответ на законодательном уровне для того, чтобы, с одной стороны, не было наветов на Церковь, а с другой, чтобы общество осуществляло определенный контроль за деятельностью религиозных организаций.

Где должна проходить граница между специальными законами о религиозных организациях и общегражданским законодательством? Ведь, скажем, собственность на землю уже регулируется Земельным кодексом?

Если религиозные организации занимаются светской деятельностью, они должны органично вписаться в светское законодательство. Однако закон должен учитывать специфику религиозных институтов. Поэтому по многим вопросам мы должны принять отдельные "религиозные" законы или законодательные акты, которые будут существовать наравне с общим законодательством. Это должны быть очень тонкие и изящные законы, объединенные в особый сводный Кодекс о религии.

Как Вы относитесь к поправкам к ныне действующему Закону "О свободе совести и о религиозных объединениях", которые разрабатываются правительственной Комиссией? Необходимо ли совершенствовать этот Закон и как это делать?

Правительство уже давно работает над поправками, и представитель от нашего Комитета тоже участвует в этой работе.

Наше отношение к поправкам я бы выразил древней поговоркой: "Не надо раскрывать хорошо упакованное зло". Не надо сейчас трогать то, что воспринято обществом и прекрасно работает, несмотря на все слабости и недостатки.

С другой стороны, правоприменительная практика выдвигает перед нами определенные проблемы. Так, например, мы никак не можем привести в соответствие с законом 1997 г. дагестанский закон о ваххабизме. Есть и другие нерешенные проблемы.

Наш Комитет считает, что если вносить поправки, то делать это нужно только адресно, точечно. Если же мы начнем менять саму концепцию Закона, то неизвестно, чем это закончится и как к этому отнесутся в Думе. Ведь внести в Думу закон с поправками – значит поднять вопрос, после чего каждый депутат может выступить со своими поправками, а уровень компетенции нашего общества в религиозных вопросах весьма низок. Таким образом, можно вообще дискредитировать Закон.

Поэтому наше отношение к разработкам Правительства следующее: пусть разрабатывают точечные поправки, но кардинально менять закон сейчас несвоевременно. Когда мы увидим, что в нескольких регионах появилась ярко выраженная необходимость в изменение Закона, тогда и внесем поправки. Думаю, что позиция большинства религиозных организаций здесь полностью совпадает с нашей.

Нужен ли отдельный закон о традиционных религиях?

Такой закон разрабатывается у нас в Комитете. Его разрабатывает Александр Викторович Чуев, активный сторонник идеи наделения традиционных религий особым статусом. Я считаю, что он во многом прав, что занимается этой проблемой, поскольку если не начнешь чем-то заниматься, то так никогда и не поймешь, нужно ли это вообще.

В процессе работы этот законопроект подвергался различным метаморфозам. Сначала он вызвал активное неприятие в обществе, затем отношение к нему было неопределенным. В последних вариантах предложены такие формулировки, которые общество принимает. Это, например, идея о социальном партнерстве между государством и традиционными религиями. Кто если не традиционные религии могут вступать с государством в партнерские отношения? Ведь это стержневые, несущие конструкции гражданского общества.

На мой взгляд, в этом проекте есть рациональное зерно, которое со временем выкристаллизуется в хороший закон.

А по какому критерию можно отличить традиционные религии от нетрадиционных?

Такие критерии есть. Недавно мы пытались их сформулировать, хотя пока только в первом приближении. Количественный критерий не срабатывает. Баптистов у нас 130 тыс. человек, и существуют они 130 лет; лютеране же существуют 400 лет, а их всего 30 тыс., при этом и лютеране, и баптисты – традиционные конфессии. Долгожительство конфессий – тоже не ключевой критерий.

На наш взгляд, традиционная для России религия – это та религия, которая существует за счет российской паствы, российских ресурсов, имеет российские канонические структуры, российских священников, находится в системе российских законов. И, безусловно, она должна иметь традиции, оставить след в истории государства.

Согласитесь, что нельзя считать общину традиционной, если она состоит из 20 человек, а приход строит на десятки миллионов рублей. Откуда эти деньги? Если они извне – значит это инородное тело. О каких российских традициях можно говорить, если у общины нет своих российских священнослужителей? Православие, ислам, иудаизм и буддизм – наши традиционные религии. Из всех приезжающих иностранных миссионеров только 10% приезжает в общины этих конфессий. Значит этого достаточно для установления международных связей, богословских дискуссий, взаимообмена информацией, иерархических контактов.

Традиционные конфессии – это почва России. Поэтому и существовать они должны за счет всего российского.

Всем приведенным Вами критериям соответствуют, скажем, пятидесятники, но они же не традиционная для России конфессия?

Но они христиане, а христианство записано в преамбуле Закона о свободе совести, где перечисляются традиционные религии. Христианство – общее понятие, поэтому у пятидесятников, баптистов и других есть возможность начать выстраивать партнерские отношения с государством и становиться традиционными конфессиями.

Взаимодействует ли ваш Комитет с другими государственными структурами, курирующими религию?

Очень тесно взаимодействует. Во-первых, наши представители входят в Президентский совет по вопросам религиозных организаций, различные советы, комиссии и комитеты, занимающиеся работой с религиозными организациями. Во-вторых, мы организовываем совместные мероприятия. Так, например, мы провели уже четыре мероприятия совместно с полпредством президента в ЦФО. Отношение к проблемам религии в округе, который возглавляет Георгий Полтавченко, достойно поддержки и положительной оценки.

Ведется большая законотворческая работа. Совместно с Комиссией по вопросам религиозных объединений при Правительстве РФ, Минюстом РФ мы подготовили несколько поправок в законодательство о регистрации юридических лиц, в Налоговый кодекс. Мы регулярно согласовываем позиции с профильным Комитетом Совета Федерации.

Но мы взаимодействуем не только с другими органами власти, круг наших интересов значительно шире.

Осуществляются контакты и с международными структурами: так, в прошлом году, в марте, в Комитете состоялись встречи с лидерами Всемирного союза баптистов Билли Кимом и Дентоном Лотцем; в сентябре мы встречались с пророком Церкви Иисуса Христа святых последних дней (мормонов) Гордоном Би Хинкли; в октябре нас посетили Президент Генеральной конференции Церкви христиан – адвентистов седьмого дня Ян Полсен и Генеральный секретарь Всемирной исламской лиги Абдуллах бин абдуль-Мухсин ат-Турки.

Большое внимание мы уделяем отношениям с Межрелигиозным Советом России, объединившим духовных лидеров православных, мусульман, буддистов и иудеев. Это очень важная межконфессиональная структура, способствующая становлению и развитию диалога между религиозными организациями и выработке их совместной политики в отношениях с государством. Они делают огромную работу. Фактически Межрелигиозный Совет России – это институт гражданского общества, альтернатива министерству по делам религий, поскольку основан на принципиально иной стратегии участия: не администрировать, а координировать.

Мы взаимодействуем и с Консультативным советом глав протестантских церквей России. Недавно они обратились с инициативой о полном запрете рекламы пива, и Комитет готовит соответствующую поправку в законодательство.

Ведется регулярный мониторинг ситуации в регионах: мы стараемся держать руку на пульсе. И активно реагировать. Например, год назад мы провели выездное заседание Комитета в Дагестане совместно с Законодательным Собранием этой республики по вопросам исламского фундаментализма и местного закона "о запрете ваххабизма".

Комитет также регулярно консультируется с такими ведущими российскими учеными в области религии, как В. Калинин, Г. Михайлов, Л. Сюкияйнен, А. Игнатенко, Р. Лопаткин, А. Нуруллаев, В. Полосин, и многими другими.

Насколько ваш Комитет и Вы лично доступны для простых граждан, для журналистов, представителей религиозных организаций?

Так же, как и все депутаты, – в соответствии со своим графиком. Что касается журналистов, с ними вопросов нет: мы излагаем свою позицию, они имеют право на интерпретацию и комментарии. А вот что касается граждан и верующих, тут у нас возникает деликатная проблема. Как правило, верующие идут к нам в связи с тем, что не решены какие-то межконфессиональные или внутренние проблемы. Мы предпочитаем в эти проблемы не вмешиваться и никогда не занимаем чью-либо сторону. Мы просто стараемся сгладить остроту в отношениях. От нашего Комитета не было написано ни одного письма ни одному руководителю религиозной организации, епархии или канонической структуры в связи с тем, что к нам кто-то пришел и высказал недовольство.

Конечно, если дело касается гражданско-правовых отношений, то тут приходится вмешиваться. Но таких случаев, как правило, бывает крайне мало.

Какие законы были приняты по инициативе вашего Комитета за последний год?

Комитет ведет большую законотворческую работу по широкому кругу вопросов "третьего сектора" – гражданского общества. Это и профсоюзы, и некоммерческие организации, и общественные объединения, и политические партии. Все это сложно перечислить, поэтому остановлюсь только на религиозных вопросах.

Прежде всего нужно отметить несомненный успех Комитета – поправки в Налоговый кодекс. Скажу честно, было сложно. В ситуации, когда оппоненты утверждали, что нательный крест или икона в окладе – это обычное ювелирное украшение и с него надо брать акциз, что предприятия в собственности религиозных организаций – это обычные коммерческие предприятия и не должны иметь никаких налоговых послаблений, мы сумели найти компромисс, который значительно упрочил положение религиозных организаций.

Были и неудачи. При прохождении законопроекта "О противодействии экстремистской деятельности" позиция Комитета (а у нас был подготовлен свой вариант законопроекта) практически не была учтена. Ну и получили в результате странный закон.

И сейчас в Комитете ведется большая работа. Нами было внесено предложение об уменьшении суммы, необходимой для регистрации религиозной организации в качестве юридического лица. Как известно, чтобы зарегистрироваться, нужно заплатить пошлину в 2 тыс. рублей. Для Москвы это небольшая сумма, но представьте себе далекое село, где прихожане не могут набрать таких денег. Мы предлагаем – 400 рублей. Эта сумма уже более реальная. Принятие этой поправки идет очень сложно, но я надеюсь, что в конечном итоге она будет одобрена.

По инициативе депутата Глазьева мы создаем рабочую группу по доработке закона "О социальном партнерстве государства и традиционных религиозных организаций". Весной планируем провести парламентские слушания по закону "О защите общественной нравственности". Пока не удалось отстоять вопрос о земле. Думаю, этот вопрос тоже будет активно подниматься в ближайшее время.

Каковы основные проблемы, с которыми Комитет столкнулся в прошлом году?

Непонимание. Нас многие не понимают – и граждане, и чиновники, и, например, соседний Комитет по культуре по вопросам объектов культуры религиозного назначения.

Вот еще пример. Я сторонник религиозного просвещения России. На мой взгляд, это ключевой вопрос для государства. Если в религиозном вопросе Россия будет просвещена, то исчезнет поле деятельности для всевозможных сект и опасных религиозных новоделов. Но вопрос религиозного просвещения упирается в то, что в школах и вузах надо вводить определенные дисциплины. И тут столкнулись две позиции: давайте вводить Основы православной культуры (это чуть ли не Закон Божий) или религиоведение. Моя позиция – вводить религиоведение.

Мы предложили эксперимент: ввести и религиоведение, и теологию в каком-нибудь федеральном округе. Жизнь покажет, что более необходимо, и все расставит на свои места, как это было в свое время с законом о свободе совести. Будет тяга – поддержим; будет индифферентное отношение – оставим; будет отторжение – что ж, значит, общество так решило.

Но общество боится нововведений, нас не слушают и не понимают. Мы терпеливо боремся с этим непониманием. Видимо, так и должно сейчас быть в нашем обществе.

Каково Ваше отношение к принятому прошлым летом закону об экстремизме и возможному ужесточению контроля над некоторыми религиозными организациями?

Этот закон, по моему мнению, не будет работать.

Я долгое время работал в составе Комиссии по борьбе с экстремизмом при президенте РФ и долгое время выступал против понятия "политический экстремизм". К моему большому удовлетворению наконец-то это понятие исключено из употребления. Ведь что такое политический экстремизм? Политическая партия по закону создается для того, чтобы завоевать власть. Политическая партия – это борьба, а борьба за власть – это уже экстремизм.

Религиозный экстремизм – тоже вредное понятие, его также необходимо исключить из нашего словоупотребления. Если мусульманин Иванов, например, совершил правонарушение, то привлекать к ответственности его надо за правонарушение, а не за то, что он мусульманин.

А у нас получается так: Гелаев совершает прорыв через границу, провозит оружие, валюту, находится в состоянии наркотического опьянения, не имеет паспорта, убивает двадцать человек и так далее. Он столько раз нарушил закон, что у него накапливается пожизненный срок заключения. Но он говорит: "Я – мусульманин". И наши политики называют это религиозным экстремизмом. На мой взгляд, это не экстремизм, а самый настоящий бандитизм, за который сажать надо по Уголовному Кодексу, а не по закону об экстремизме.

Кроме того, принятый закон позволяет очень легко перейти от частного к общему. Например, если два человека совершили экстремистские действия и оба они состоят в религиозной организации, то вывод напрашивается сам собой: их община религиозно экстремальна. Сегодня мы наблюдаем подобное отношение к исламу. Если так рассуждать, то можно договориться до того, что любая вера экстремальна. И что мы получим тогда?

Правомерно ли требовать возвращения собственности религиозных организаций, которой они обладали до 1917 года, и уместно ли вообще в данном случае говорить о реституции?

Церковь до революции была государственной, и непонятно, что возвращать Церкви, а что – государству. К чести Церкви, она прекрасно понимает, что могут возникнуть очень серьезные обиды. На этих местах уже построены школы, заводы, детские дома, колхозы, совхозы, где живут и трудятся люди. Церковь не пойдет на то, чтобы резать по живому.

В этот вопрос привнесено много политики. Известно, что сама Церковь не ставит вопрос о возвращении всей собственности, как это хотели бы представить некоторые политики. Если будут какие-то предложения, Церковь, конечно, не откажется. Если монастырю где-то прирежут земли, то я за это проголосую, ведь там трудятся люди, производится продукт. А деньги могут пойти на религиозные нужды, на благотворительность.

Что касается зданий, то здесь тоже все перемешано. Есть музейные помещения, которые Церковь даже не сможет содержать. Есть такие помещения, в которых нельзя проводить культовую деятельность – они этого просто не выдержат. И Церковь это тоже понимает. Здесь должен быть определенный баланс, так как эти объекты принадлежат и государству, и Церкви. Ведь Церковь приняла столь огромное участие в накоплении и сборе объектов культурного достояния, как никакой другой институт.

У нас был спор с Комитетом по культуре и туризму. Они говорили, что мы отстаиваем религиозные храмы, а они – объекты культуры; что мы, так сказать, "богоискатели", а они – просвещенные люди. Но ведь памятники культуры и истории – это в основном культовые здания. И поступать здесь следует так: государство идет навстречу Церкви и наиболее значимые памятники передает ей, а Церковь эти памятники раскрывает для общества. Как Кремль. Не надо делить – надо взаимодействовать. Мое глубокое убеждение, что государство должно здесь помогать Церкви, в том числе и финансово.

Нужно ли принять какие-то законы, чтобы найти этот баланс?

Нет. Здесь должно быть простое взаимное понимание и желание помочь друг другу. И не нужно становиться в позу.

А как быть с собственностью других традиционных религий?

Точно так же. Возьмите, скажем, синагогу в Большом Спасоглинищевском переулке в Москве и представьте, что ее нет. Это значит, что нет целого массива истории и культуры. Поэтому нужно помочь с реставрацией. А баптистский храм в Малом Трехсвятительском? У них там тоже ремонт пора делать. Кроме того, Храм Армянской Апостольской церкви в Санкт-Петербурге, Иволгинский дацан, синагога в Биробиджане, на строительство которой мы выделили 3,5 млн. рублей в прошлом году, и так далее.

Считается, что только верующий человек может во всей глубине понять природу религиозного сознания и в полной мере способствовать принятию законодательства, учитывающего специфику религиозных организаций. Действительно ли это так, на Ваш взгляд?

С первой позицией я полностью согласен. Конечно, человек веры лучше знает, что такое вера. А что касается законодательства, то тут, конечно, должен работать профессионал. Личная принадлежность к той или иной конфессии не запрещена, но если эта принадлежность будет проявляться в работе, это ни к чему хорошему не приведет.

Если законодатель – верующий человек, он должен отстаивать интересы Веры с большой буквы, то есть интересы всех верующих. Он должен тонко чувствовать и православного, и протестанта, и иудея, и мусульманина. В России нельзя принять закон для одной веры. Нельзя верить в одного Бога и хулить другого.

Вопрос личного плана, если позволите. На протяжении трех созывов Думы Вы занимаетесь религиозными вопросами. Повлияло ли это на Вас и изменило ли Ваши убеждения как коммуниста? Стали ли Вы верующим?

Дело в том, что я занимаюсь религиозными вопросами с политологических позиций. Я занимаюсь не религиозными проблемами, а проблемами общества, в котором есть и общественные, и религиозные организации. Но надо сказать, что я очень сожалею о том, что огромный массив истории и культуры в свое время прошел мимо меня. Иногда в узком кругу друзей мы сетуем, что в свое время мы чего-то не узнали, чего-то не дочитали. И это не только моя проблема, но проблема всего нашего общества. Поэтому сейчас я стараюсь делать все возможное, чтобы этот пробел был у наших сограждан восполнен. Это не значит, что сейчас нужно, как в начале 1990-х годов, бежать в церковь и позировать там со свечкой. Надо сказать, что сами служители культа к таким людям относятся с большим недоверием.

Изменилось ли отношение КПРФ к религии по сравнению с временами правления КПСС?

Изменилось достаточно сильно. Это даже записано в программе партии.

Четыре года назад я выступил с четырьмя большими статьями в "Правде", где призывал осудить немотивированное богоборчество в советский период и внести определенные корректировки и формулировки в программу уставных документов КПРФ, что и было сделано.

Недавно, выступая на Всемирном Русском Народном Соборе, Геннадий Андреевич Зюганов заявил, что в партии сейчас около 30% верующих. Количество верующих в данном случае трудно поддается учету, но я бы эту цифру отрицать не стал. Факт, что к религии коммунисты относятся очень толерантно.

Скажите, пожалуйста, Вы вступили в общественно-депутатскую комиссию в поддержку традиционных духовно-нравственных ценностей России?

Эта комиссия была создана по инициативе Межрелигиозного Совета России, и Комитет поддерживает эту инициативу.

В этой связи последний вопрос. Многие говорят, что Вы в своей работе, прямо или косвенно, лоббируете интересы Русской Православной Церкви. Так ли это?

Если бы это было так, это противоречило бы всем моим установкам, о которых я говорил. Естественно, проблемы РПЦ как наиболее массовой конфессии у нас в Комитете занимают, наверное, большую часть времени. Но надо признать также, что со всеми законодательными инициативами выступает именно РПЦ, тогда как преимуществами пользуются все. РПЦ ничего не имеет от своей мнимой "приближенности" к государству. Она-то как раз – самая ущемленная в этом отношении. Ведь многие иностранные секты борются по существу только с РПЦ. Против кого они направлены? В исламе – один только ваххабизм, да и тот находится в зачаточном состоянии. У иудеев, у буддистов никто людей не переманивает. Все секты рвут паству РПЦ – только здесь прозелитизм и существует.

Но никогда еще не было случая, чтобы мы от нашего Комитета пропустили какой-либо религиозный праздник традиционных религий, или не ответили на приглашение принять участие в конференции, или сами кого-то не пригласили бы. Для нас все равны. Поэтому употребление слова лоббирование по отношению к нам было бы просто оскорбительным.

Беседовал Даниил Щипков

Ссылки по теме:

О книге Виктора Зоркальцева "Духовное единение".

Андрей Себенцов о совершенствовании религиозного законодательства. [интервью]

Владимир Зорин: "Мы стоим на пороге нового качества взаимодействия государства и религиозных организаций". [интервью]

Александр Щипков. Регулирование государственно-церковных отношений: к симфонии через партнерство.

Сайт "Государство и религия в России"