Почему Россия становится одной из самых верующих стран мира
По данным социологических опросов россия становится одной из самых религиозных стран в мире, уступая только сильноцерковной польше. что это за процесс и как его понимать? Наш разговор об этом с социологом Валентиной Чесноковой, автором недавно вышедшей книги "Тесным путем", посвященной социологии веры.
Российская газета: Достаточно почитать последнюю главу вашей книги "Воцерковление общественного сознания", чтобы понять, что, несмотря на ожесточенное сопротивление некоторых светских авторов преподаванию "Основ православной культуры", религиозные знания были бы обществу полезны,
Валентина Чеснокова: Да, в религиозных представлениях невероятное количество искажений, путаницы и неграмотности. Чего стоит, например, выражение "книгу Моисееву хранят в святая святых Иерусалимского храма". Храм разорен в первом веке нашей эры, в "святая святых" хранили ковчег, а книг в ковчеге не было. И так во всем – "святки" объявляются днями очищения между Рождеством и Крещением, лет десять подряд нас уверяют, что Христос родился в Назарете. Чуть ли не с 20-х годов XX века не умирает, живет в текстах такая фраза "Ражий дьяк махал паникадилом", тогда как дьяк – это чиновник высокого ранга при дворе русских царей XVII века, никакого отношения к служителям церкви не имеющий, а паникадило – здоровенный металлический подсвечник с лампадой и нескольким десятком свечей, который иногда и вдвоем-то не поднимешь, а если поднимешь, то не махнешь. Культурный человек не должен смешивать дьяка с дьяконом, а паникадило с кадилом.
Архиерея называют старшим священником, епархию – приходом, клир – церковным хором, отпевание – "вокальным циклом, адресованным тому, кто его уже не слышит". Жаль, что человек не знаком ни с одним из текстов этого "вокального цикла", адресованного Богу и живым. "Плачу и рыдаю, егда вижу во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту" – согласитесь, возвышенный и значительный текст.
Если речь заходит о других конфессиях, "перлы" только увеличиваются в размерах "падре – церковный католический сан", "месса – музыкальная часть католической обедни" и т.п. Совершенно троглодитский уровень. РГ: Религиозность – один из самых сложных социальных феноменов, что вас побудило им заняться?
Чеснокова: Страшно надоели всевозможные непроверенные утверждения в этой теме. Кто-то безапелляционно заявлял: у нас в стране всего 15 процентов верующих. Кто-то называл цифру 5, а кто-то – 85.
РГ: Что выявили опросы?
Чеснокова: Первое исследование на эту тему было проведено в 1989 году, тогда 53 процента опрошенных назвали себя неверующими, 20 – православными верующими, 9 – верующими других исповеданий, а 18 затруднились ответить. Потом проводилось еще 5 опросов, последний, 2002 года, выявил такую картину: неверующими себя считают 31 процент россиян, верующими – 65 (из них православных – 57, 6 процента, верующих других исповеданий – 7, 4 процента), затруднились ответить – 3, 9.
РГ: Верующих в России стало больше, чем атеистов?
Чеснокова: Да, это было время очень бурного крещения населения, как бы возвращение в православие. Росли и другие конфессии. Протестантов у нас довольно много – баптистов, лютеран. Есть пятидесятники и адвентисты. Католики есть, но мало – ОД – 0, 3 процента. Конечно, много мусульман.
РГ: Многие утверждают, что число мусульман в России близко к 20 процентам.
Чеснокова: Когда говорят о 20 процентах мусульман в России, обычно предполагают все население, допустим, Татарстана или Удмуртии. Но в том же Татарстане, например, около трети населения христиане. Уж не говоря о том, что среди исторических потенциальных мусульман, так же, как и среди крещеных православных, есть атеисты.
РГ: Сейчас довольно распространено мнение, что многие лишь называют себя верующими, а на деле пост не соблюдают, в церковь лишь заходят.
Чеснокова: Я как социолог как раз ставила перед собой задачу, определить количество воцерковленных людей. Вообще-то, если человек говорит, что он верит в Бога, мы должны принять это, потому что никаких способов проверки не существует, речь ведь идет о феноменах сознания и тонких духовных представлениях и переживаниях. Но другое дело, как он себя ведет. Я решила измерить воцерковленность через то, что можно "пощупать руками" – образ жизни, поведение человека. И выделила пять факторов для определения воцерковленности: хождение в церковь, причащение, чтение Евангелия, церковная молитва и пост.
РГ: Почему вы выбрали эти пять критериев?
Чеснокова: Потому что знаю эту реальность.
РГ: И сколько же воцерковленных в России?
Чеснокова: Высоковоцерковленных людей, тех, кто раз в месяц и чаще ходят в храм, причащаются, стараются читать утреннее и вечернее молитвенное правило, сегодня 12 процентов (в 1992 году -18). Полувоцерковленных – реже ходящих в храм, несколько раз в год причащающихся – 27 процентов (в 1992-м – столько же). Начинающих, один раз в год обязательно причащающихся, знающих церковные молитвы, но обычно не читающих утренние и вечерние молитвенные правила – 32 процента (в 1992 году было примерно столько же). Слабовоцерковленных – когда-то был в церкви, когда-то причащался, но помнит об этом и считает это важным – 16 процентов (в 1992 – 26, 6). И наконец "нулевая" группа – люди, сказавшие, что они верующие, выбравшие православную церковь, но в жизни церкви почти никак не участвующие (по критерию Макса Вебера, религия тем и отличается от секты, что в нее входят все, кто по рождению к ней принадлежит и не отказывается от своей церкви) – составляет 11 процентов (в 1992-м – 7, 5).
РГ: Почему количество сильновоцерковленных уменьшается, а не очень – растет?
Чеснокова: Во-первых, потому, что я за эти годы поменяла методику, ужесточила критерии вхождения в группу высокоцерковных. А разрастание групп с несильным воцерковлением связано с тем, что за последние десять лет среди православных верующих стало больше мужчин (в 1992-м – 29 процентов мужчин, 71 – женщин, а в 2002 году – 41 – мужчин, 59 – женщин). Мужчины труднее воцерковляются, потому что они – надо быть справедливыми – больше, чем женщины, работают и сильнее – особенно мужчины интеллектуальных профессий – включены в работу, у них не остается времени на церковь. Есть и другая причина: на огромных территориях России почти нет церквей. В Восточной Сибири, Корякском округе, на Чукотке священники приезжают один раз в год, крестят, причащают, исповедают и отпевают сразу всех, кто умер за год. Я в книге привожу пример, как плыл по сибирской реке пароход со священниками, приставал к селам, а к одному селу не было возможности подойти. Так на обратном пути его жители выстроили мостки чуть ли не до середины реки: причаливайте. Кроме того, много старых и больных людей, которые в церковь ходить не могут.
РГ: Так сколько же воцерковленных у нас в результате?
Чеснокова: Я определяю количество воцерковленных, сложив группы высоко- и полуцерковных, это около 40 процентов.
РГ: Что будет дальше?
Чеснокова: Такого приращения к православию из атеистов уже, видимо, не будет. А если будет, то из других религий и конфессий. Те, кто был готов в начале 90-х, кто не был убежденным атеистом, уже вошли в церковь. Период шатаний и метаний закончился, как и период сильного любопытства к сектам.
РГ: Сейчас часто высказывается такая мысль: мы не построим капитализм, эффективную конкурентоспособную страну, сильную экономику, если у нас не заведется протестантской этики. Макс Вебер убедительно показал связь между ними, а в нашей религии нет начал для такого развития.
Чеснокова: Протестантской этики, между прочим, уже не было, когда Вебер писал свою работу. Остались только экономика и образ жизни, сформированные ею. Но бизнес может развиваться разными способами, и мы должны найти тот, который подходит к нашей культуре, а не напяливать чужую культуру на неподходящий объект.
РГ: Недавно на пресс-конференции один из мусульманских лидеров Шамиль Бено рассказывал: моя дочка, выросшая в Европе, не пропускает ни одного намаза, но при этом ходит в брюках. Она и очень светская, и религиозная.
Чеснокова: На Западе сейчас очень много людей, приехавших из других стран, из Африки, Азии. Они свою религию подчеркнуто уважают, и это производит впечатление. Мне один знакомый священник рассказывал, как он служил в православном храме в Нидерландах, и к нему ходили разные люди, в том числе один высокого ранга священник-протестант. Настоятель спросил: а вы почему ходите? Он ответил: вы знаете, так приятно побыть среди по-настоящему верующих людей.
РГ: Можно у слышать и такое утверждение: если мы не восстановим религию в правах, то не восстановим и экономику, вера выстраивает общественную нравственность.
Чеснокова: Мораль, конечно, держится только на Боге. Но вообще это рассуждение неправильное. Церковный человек понимает, что он должен выполнять моральные требования не потому, что хочет хорошей жизни, а потому, что так велено Богом.
РГ: Но церковь еще и социальный институт.
Чеснокова: Конечно, любая структура имеет социальную сторону, но не забывайте, что религия нужна все-таки не для того, чтобы люди хорошо жили, и не потому, что помогает человеку пережить стрессовые ситуации – горе, смерть близкого. Главная функция церкви – создавать людям связь с трансцендентальной сферой. То есть с Богом.
РГ: Что вы можете сказать о красоте и смысле веры?
Чеснокова: Человек живет на Земле, копит деньги, строит себе дома с бассейнами, еще чего-то... Но если он действительно глубокая личность, а это от денег не зависит, то он обязательно начнет искать, как ему пробиться в духовную сферу. Таких людей, которые не могут жить без духовной сферы, не очень много. Процентов 20, по-видимому, во всех странах мира. Но за теми, кто идет сам, следуют те, для которых идущие авторитетны.
РГ: Эти пути всегда "тесные"?
Чеснокова: Да, это путь требует поставить себя в строгие рамки. Но когда читаешь о людях, выбравших этот путь (Древний Патерик, например), первое ощущение – да ведь это же совсем другие люди. Они гораздо выше нас. И, стало быть, жизнь может быть совсем другой.
05.04.2005
Источник: Российская газета
