"Установление отцовства"

На предыдущих выборах Папы почти 27 лет назад в Риме на стенах писали лозунги: "Хотим, чтоб Папа был римским, на худой конец итальянским". Нынешней весной римляне отнеслись к восшествию иностранца на Святой престол удивительно спокойно. "Италии даже выгодно, чтобы Папа был не отсюда",—поясняет Стефано Серафини, глава издательства папского университета "Англикум", где учился Кароль Войтыла, будущий Иоанн Павел II. Увеличенная копия его зачетки вывешена в университетском дворике. "Считается, что Ватикан—это маленькое государство внутри Италии,—продолжает Серафини,—но при Папах-итальянцах очень часто получалось так, что Италия была государством внутри Ватикана. А для итальянской политики это не всегда хорошо, например, в отношениях с Америкой. Или с Россией".

Совсем рядом с бурными переживаниями на площади Святого Петра ("белый! черный! Нет, все-таки смотрите—белый, бьянко, бьянко!!!"), чуть ли не за первой дверью на Борго Пио, старинной улице паломнических домов,—тишина полупустого магазина с православными иконами и книгами русских монахов и богословов. Над дверью вывеска Сеntro Russia Ecumenica—Центр "Экуменическая Россия". Основатель "Руссии", отец Серджо Мерканцини гордится тем, как ему удается знакомить православных и католиков. Особенно хорошо получается через икону. В Италии сейчас модно молиться перед русской иконой. Тем более что все видели по телевизору, как совсем недавно перед Казанской иконой Божией Матери (итальянцы говорят "Мадонна ди Казан") в соборе Святого Петра молится немощный Иоанн Павел II. Простые итальянцы объясняют эту моду так: Россия—это страна, которая много страдала, а потому перед русской иконой молиться хорошо.

Отец Серджо модой на русскую икону доволен, а отношениями Ватикана с русским православием—нет. "Когда Папой выбрали славянина, мы по наивности думали, что все станет лучше, а все стало очень сложно!" "О-чень сло-жно!—повторяет он с расстановкой и по-русски—чувствуется, что эту фразу приходится говорить часто.—И эти поляки, которыми он себя окружил, делу не помогали". А назначить поляка архиепископом в Москве вообще было большой ошибкой, считает отец Серджо, "пусть бы это был итальянец или француз!". Поляки ведь всегда отличались и в делах унии, и в распространении католичества на Украине, а в Московской патриархии это хорошо помнят.

Особых надежд на то, что при новом Папе будет прорыв в отношениях между Ватиканом и Московской патриархией, у хозяина "Руссии" нет. Во-первых, Йозеф Ратцингер, ставший на прошлой неделе Папой Бенедиктом XVI, гораздо жестче своего предшественника трактует экуменизм (объединение церквей)—с православными можно объединиться, если станут католиками. Во-вторых, вряд ли из него выйдет известный путешественник—ему ведь на 20 лет больше, чем было Войтыле, когда тот взошел на престол. Впрочем, новый Папа в каком-то смысле связан с Россией крепче, чем Войтыла, с его славянскими корнями. И эта связь проходит через движение Opus Dei ("Божье дело"), благодаря которому Ратцингер и одержал такую легкую победу на конклаве.

Легкую—то есть всего с третьей попытки. Говорят, что Ратцингер едва ли не побил рекорд Войтылы, которого выбрали 99 из 111 кардиналов, потому что шел на конклав с заранее подготовленным большинством. А борьба там шла не за то, будет Папа итальянцем или нет, и даже не между Европой и Латинской Америкой, а между орденами и "движениями".

Движения—это что-то вроде православных братств, с их не очень ясным внутрицерковным статусом, в которые входят не только монахи и священники, но и миряне. Для почти наступательного общения церкви с миром, которое практиковал Иоанн Павел II, движения показались лучшим инструментом. А ордена казались ему неповоротливыми, перегруженными собственным культурным багажом и историей. Движения были моложе, энергичнее, мобильнее. Особенно Opus Dei и Communione e Liberazione ("Общение и освобождение"). В них много интеллектуалов, серьезных бизнесменов, политиков. И при Иоанне Павле II они достигли небывалого могущества в церковных делах. Многие кардиналы—члены этих движений, а основателя Opus Dei, испанца Хосе Мария Эскариага, Папа вопреки традиции беатифицировал (объявил святым) прежде, чем прошло 50 лет после его смерти.

Opus Dei и Communione e Liberazione иногда сотрудничали и раньше, а накануне конклава создали альянс—и победили. Раньше Папа был их покровителем, а теперь вроде как Бенедикт XVI им обязан. "Еще увидим, как новый Папа беатифицирует Джусани",—не без ехидства предрекает преподаватель одного из папских университетов и сразу же просит об анонимности. Джусани, основатель Communione, скончался пару месяцев назад. Правда, Communione всегда осознавало свою роль младшего брата в отношениях с Opus Dei. Несколько лет назад падре Джусани пошутил (многие ругали его за это шутку): "Мы—“Барилла”, вот Opus Dei—это “Пантера”". В переводе с итальянского времен Муссолини это означало: "Мы-то комсомольцы, вот Opus Dei—это партия".

Зато в Communione входит организация Russia Christiana—"Христианская Россия". Ее основателя, бородатого, харизматичного Романо Скальфи, знают многие русские католики и православные с экуменическими взглядами. В штаб-квартире "Христианской России", на вилле Сериата на севере Италии возле Бергамо, учат писать православные иконы, там останавливаются заехавшие из России искусствоведы, капелла виллы расписана одним из лучших нынешних иконописцев—русским архимандритом Зиноном. Сам Скальфи тоже предпочитает служить по православному обряду, на что от Папы нужно получать специальное разрешение. "Христианская Россия" издает свой журнал Europa Nuova, который часто ругает иерархов Русской православной церкви.

Несколько лет назад, когда "Христианская Россия" влилась в Communione, с ней расстался один из ее основателей Нило Кадона, и вместе с Серджо Мерканцини, который держит лавку на Борго Пио, они основали свою альтернативную "Руссиа Экуменика". Почему разошлись? Очень просто: "Христианская Россия" гордится русскими, обращенными в католичество, а "Экуменика"—нет. "Скальфи говорит: какая Россия христианская страна? Там верующих малое меньшинство, поэтому у нас есть полное право там обращать людей в христианство". А мы, говорит отец Серджо, никого не обращаем, мы просто показываем одной церкви, что есть в другой. Значит, не зря Патриарх Алексий II корит католиков за прозелитизм и униатство? "Не зря,—сознается отец Серджо,—особенно за униатство. Но ведь униатов сам Папа плохо контролирует". Из-за того, что они столько лет провели за железным занавесом, униаты привыкли к самостоятельности, а чуть что—напоминают о своих мучениях при коммунистах.

Мечту украинских униатов отец Серджо излагает так: объединить все украинские церкви не Московского патриархата в одну, состоящую в общении с Римом, и окончательно оторвать Украину от Московской патриархии. И вроде бы украинская власть этой идее симпатизирует. Так разве не все католики об этом мечтают? Самостоятельная национальная церковь, со своим обрядом, в общении со Святым престолом. "А что будет русское православие без Украины? Половина себя!"—по лицу отца Серджо видно, что он не особенно желает реализации идеала. "Но с другой стороны ваш патриарх использует эти существующие проблемы, чтобы вовсе не общаться: это же скандал, что за все время его патриаршества они с Папой ни разу не подали друг другу руки".

Иоанн Павел II очень любил повторять, что церковь должна дышать "двумя легкими". А услышал он ее от Дмитрия Иванова, чей отец, поэт-эмигрант Вячеслав Иванов, обратился в католицизм. Дмитрий произнес ее на одном из конгрессов Центра "Алетти". Там изучают православие, а основал его кардинал Томаш Шпидлик, чех, последние 55 лет живущий в Риме. Он участвовал в медитации при открытии конклава, но не голосовал—ему больше 80 лет. В "Алетти" кардинал написал книгу о Феофане Затворнике, а с 1995 г. ведет "духовные упражнения", которые он называет то русскими, то славянскими, то православными—в общем, что-то по мотивам русского монашества и старчества. "Русские все время боятся, что мы хотим отнять у них идентичность,—говорит кардинал.—Но Второй Ватиканский собор даже запретил восточным христианам, которые становятся католиками, менять обряд". Хотя обряд—это ведь только часть православия, а патриархия даже требует, чтобы "перебежавшие" в католицизм и служили по-западному. Греки, кстати, католиков своего "греческого" обряда не любят куда больше, чем откровенных "латинян". "А если он хочет остаться русским, что нам делать, почему надо его заставлять?"—отвечает Шпидлик.

Он не согласен, что Ратцингер равнодушен к экуменизму. "Кардиналы не вмешиваются в вотчины друг друга. Вот за экуменизм отвечал другой немец—кардинал Каспер, поэтому у него репутация экумениста, а кардинал Ратцингер отвечал за доктрину. А сейчас ему—Папе Бенедикту—придется заниматься всем". И открывает секрет: кардинал Ратцингер прошел его курс "славянской православной духовности" в первый же год его существования.

Рядом, на углу площади Санта Мария Маджоре,—другое православно-католическое место Рима, PIO—папский восточный институт. Половину института занимает Russicum, центр с лучшей библиотекой книг о России и русском православии в Западной Европе. У входа в библиотеку висит огромный картон "поляка Семирадского" (а в Третьяковке он—русский художник) "Погребение русича" (русича погребают с женами, смердами и домашним скотом). Церковь Руссикума расписывал в 1940-е Пимен Сафронов, главный старообрядческий иконописец XX в., который, сбежав от революции, был придворным иконописцем сербского короля, пока с Сербией не разделался Гитлер. Новый Папа нарек себя Бенедиктом XVI, а папский обычай—выбирать себе тезку по душе. Восточный институт с Руссикумом основал как раз Бенедикт XV—Папа Первой мировой войны. В 30-е и 40-е центру отводилась важная роль: здесь учили русскому языку и восточному обряду иезуитов, которым предстояло служить в России в тылу немецких и итальянских войск. Некоторые действительно оказались там. Почти что житель Руссикума—профессор Линдсей-Олби, британец из англиканской семьи, давний римский житель и столь же давний православный.

По его мнению, с приходом Ратцингера в отношениях с Русской православной церковью станет больше ясности и больше дисциплины. "Ратцингер—очень интеллигентный человек, и как немец он очень точный человек и не любит двусмысленностей. А Иоанн Павел II любил в них играть". Профессор Линдсей-Олби был призван Ватиканом в состав той немногочисленной и немногословной комиссии, которая должна была сказать, подлинная Казанская икона, которую Папа вернул России, или нет. Выяснили, что копия, каких тысячи. Но публиковать выводы комиссии Ватикан не стал, а в результате "вся Италия знает", что святой отец вернул русской церкви ее величайшую святыню, а неблагодарный русский патриарх по имени Алессио Секондо и т. п.". Я спросил нескольких итальянцев—действительно, думают, что это подлинник и величайшая святыня. Зато ответ кардинала Шпидлика гениально прост: "Какая есть, такая есть. Главное, что у нас перед ней молились".

Теперь, разговорам о церквях-сестрах и "двух легких", возможно, придет конец. Ратцингер всегда высказывался против экуменизма в стиле "все—равно". Он был не слишком доволен, что Иоанн Павел II рекомендовал католическим священникам допускать православных к причастию, если они того пожелают. Среди многочисленных работ Ратцингера весьма известна одна: Иоанн Павел II попросил его высказаться письменно насчет случая Витулы Райдер. Гречанка по рождению, она вышла замуж за католика и, не оставляя православия, ходила в католический храм—и у нее начались видения в сентиментально-натуралистическом стиле католицизма XIX в. Ратцингер видения не одобрил, а заодно приписал вывод: если мы одобрим видения Витулы Райдер, мы подорвем сам смысл экуменизма—если между церквями просто нет никакой разницы, зачем тратить столько сил, чтобы их объединять?