Не уверен, что написанное ниже, равно как и предыдущие раунды моего виртуального полемического противостояния с Михаилом Назаровым, представляют общий интерес. Ответы на очередные ответы и комментарии на новые комментарии – тяжелый и путанный жанр. Удивляюсь поэтому выдержке и человеколюбию руководителей и редакторов "Русской линии", которые вот уже в продолжение полугода исправно публикуют у себя статьи, письма, реплики, воззвания по "антиеврейской кампании", по большей части эмоциональные и сиюминутные, нежели выверенные, облагодатствованные Духом и содержательные.
Обыкновенному человеку, тем более занятому массою дел, сложно бывает удержать в памяти существо и тонкости продолжительных прений: "Я сказал то, а Вы подумали это...", "Не наверняка, а наверное" или: "Так на сколько же: на 90 или на 98 процентов Вы готовы поддерживать или не поддерживать существующее патриотическое движение?" Мирослав Гришин, решивший написать открытый и развернутый ответ на мои размышления по поводу "Письма 500", здесь являет собою скорей исключение. На сайте "Русская линия" он – с первых дней существования его (сайта), политико-патриотическую тематику знает не понаслышке, мыслит строго логически, по пунктам, и с этою целью даже пронумеровал абзацы моей статьи, которая в авторском замысле, конечно же, не претендовала на столь высокую и редкую честь.
Предупреждаю сразу, что не имею намерения полемизировать встречно, "по пунктам", цитировать в свою очередь М.Гришина и доказывать, что на N-ском приходе батюшек с еврейскими родовыми корнями, в самом деле, не водится, и что сомнения в спасении – сомнениям в спасении рознь, и можно трепетать перед Судом Божиим, а можно просто морочить голову себе и другим разного рода мыслишками и подозрениями (например, что почти все на приходах – евреи), от чего и о спасении с Судом Божиим подумать бывает невмочь.
В подобной полемике большинство из вопросов, уколов, тезисов и контртезисов имеют частный характер и в частном же порядке – письмом от одного адресата к другому – должны разрешаться. Именно так мы и поступили с критиковавшим меня и даже вызывавшимся идти на дуэль за Назарова иркутчанином Александром Туриком: обменявшись двумя-тремя письмами, пришли ко вполне положительному и братскому (при этом не скажу, что всецело единодушному) обмену мнений.
Однако, письмо Мирослава Гришина имеет особый характер. Оно написано и прислано не для того, чтобы выяснять спорные вопросы, или хоть как-нибудь мотивировать слабые стороны назаровского учения, а с тем, чтобы организовать ответный "накат" и обратить остроту полемического пера на сей раз на оппонентов. Поэтому, не вдаваясь в разного рода частности и предлагая опять-таки использовать личную переписку, публичным образом расскажу:
а) о себе;
б) о том, по каким причинам "полноценному, типовому" православному (без евреев в роду, без еврейской жены, без проплаченных иудеями журналистских заказов, без официальных должностей в МП, без симпатий к масонству, "либеральному христианству" и экуменизму), тем не менее, может оч-чень не нравиться кампания г-на Назарова;
в) о том, по М.Гришину, как нам начать наконец "жить без страха иудейска"?
Может быть, в данной интерпретации наша дискуссия с М.Гришиным потеряет кулуарный характер, а представит хоть какой-нибудь интерес для широкой аудитории читателей "Русской линии".
Итак, биография моя крайне проста. В ней, если пожелаете, Вы сумеете отыскать портрет и объяснение позиции многих церковных людей, которым, что бы ни говорили, далеко небезразличны судьбы России и Православие, но которые не находят вкуса и смысла в т.н. "православно-патриотической политике".
В эмиграции я не бывал, в диссидентах не числился, к патриотическим организациям и собраниям, хотя и не ко всем, отношусь с опаской – главным образом, из-за специфического настроя многих, кто прижился и действует в этой среде. Кто ради большой и светлой идеи давно простил себе все на свете, не согласен ни с кем и мыслит свою политическую деятельность, как англичанин скачки и гольф, единственным по-настоящему мужским православным занятием. Социология, я думаю, обнаружит здесь высокий процент неуживчивых, мечтателей и педантов – тех, кто давно уже избавился от работы, где непрестанно и по любым поводам, однако неизменно "за правду", конфликтовал с коллегами и руководством; поборников мужского начала и строгих порядков по "Домострою", потерявших семью или, если в годах, вяло терпящих въедливую супругу; реже многодетных отцов-патриархов, которым тесно стало организационное семейное поле, убежденных холостяков, энтузиастов высокого идеала и циников простых отношений, спорщиков-одиночек, оппозиционных всему и готовых "за правое дело" схватиться с любым несогласным, но в то же самое время необыкновенно ранимых и мнительных, сентиментальных в быту, трепетно привязанных к существующей обстановке и на протяжении лет и десятилетий, с гамлетовскими терзаньями ведущих никого не убеждающую уже борьбу против курения или привычки на больной желудок переедать жирного перед сном.
Я сам во многом таков, потому и подробен. Однако, именно из-за этого хотелось идти всегда несколько дальше и иметь путеводным ориентиром другой, более целостный образ. Впрочем, обо всем по порядку.
Мои родители крестили меня в глубоком младенчестве, т.е. вне сознательного моего решения и, вероятней всего, окроплением. Крещение было обставлено по всей строгости тогдашней советской конспирации: лето, отпуск в деревне, поездка в церковь в другую деревню с бабушкой и без мамы. Брат, который был старше, при помощи взрослых суммировал свои впечатления так: "Мам, а мы были в Кремле (церковь красного кирпича, с куполами и башенками), там нам дедушка Ленин песенки пел и, вот, значок подарил (протягивает на руке крестик)". Те самые простенькие алюминиевые крестики и я, и он спросили у мамы гораздо позднее. Детей своих, справедливости ради замечу, старался крестить с погружением.
По национальности наша семья русская, с некоторой добавкой украинской крови, вместе с фамилией идущей из тех местностей Воронежской области, где расположены "хохловские" села – не знаю, как теперь, а еще в 1970-е компактно населенные потомками переселенцев из Малороссии времен Переяславской рады. Мать, деревенская, также воронежская, но почему-то немного широкоскулая, в девичестве имела фамилию, которая с детства мне казалась ужасно смешною: Тетюхина. Материна тетка и крестная Пелагия, Царство ей Небесное, девица, по закрытию церкви в селе оказалась отправляющею посильные духовные обязанности: как правило, готовила покойников к похоронам и читала тридневно Псалтирь. В те времена, когда крестить детей еще худо-бедно могли, к умершим звать было совершенно некого. Для православного народа, не привыкшего провожать своих близких "как скотину, в яму", подобная тетина помощь поэтому становилась поистине многоценной и утешительной.
Диковинное свое отчество "Брониславович" я приобрел милостью советской паспортной бюрократии. При поступлении отца в техникум, где-то лет в 14-15, в первый раз встала нужда записать его данные полностью. Вот тогда-то простое, уменьшительно-ласкательное "Слава" и получило свое непреклонно-величественное расширение. Сейчас, когда меня спрашивают, не имеется ли у Рогозянского Андрея Брониславовича близких из поляков, я всегда отвечаю: "Имеется. Это безвестная паспортистка из Бутурлиновки".
Наряду с полным именем отец, между прочим, обрел и официальную дату рождения. Никто не мог точно сказать, когда мальчик Слава появился на свет, и с легкой руки той же канцеляристки в документе явилась условная дата: 1 октября 1931 г. Думаю, в те времена многие наши соотечественники, выходцы из деревень, обзаводились паспортными данными сходным же образом.
Чистосердечным признанием в этом я, вероятно, расстрою М.Гришина, решившего одним махом разрешить загадку того, почему это какой-то "Брониславович Рогозянский", которого поди еще выговори, берется перечить Назарову. Увы, помимо воронежских деревенских корней и украинской фамилии, в мою пользу свидетельствуют внешность типичного славянина и безупречное произношение "р". Впрочем, брата Мирослава не так просто переубедишь. У него на сей счет своя развернутая типология имеется. В ней, кроме жидов в собственном соусе, различаются:
- жиды с русскими псевдонимами,
- разная "прожидь" и, наконец,
- жидовствующие, т.е. та категория, в которую по желанию относишь любого, кто тебе не понравился.
Но, ладно, продолжу. Что до опыта общественной деятельности, то он у меня, надо признаться, самый ничтожный – на уровне зам. председателя пионерской дружины СШ N4. Ни до "перестройки", ни после нее я не участвовал в каких бы то ни было патриотических движениях или, тем более, не регистрировал своих собственных. Соответственно, не могу похвастаться близким приятельством с выдающимися фигурами православно-патриотической оппозиции, если у нас таковые вообще в настоящее время имеются. Не получал я и индульгенций то бишь, простите, благословений на вечные веки и на все случаи жизни от архиереев и старцев, хотя несколько раз имел радость лобызать руку приснопоминаемого митр. Иоанна и о. Николая Гурьянова.
По-человечески, неполитически нахожу для себя близкой позицию редакции "Русской линии", почему с "Русской линией" с удовольствием и сотрудничаю. Такие же человеческие, личностные связи на протяжении лет семи или восьми поддерживаю с о. Владиславом Свешниковым, известным своею нацеленностью на жизнь совести в любых родах деятельности и при любых обстоятельствах, проповедью реального оцерковления государственной и общественной работы, в альтернативу той вульгаризированной версии "политики с Православием вприкуску", которая в последнее время предлагается многими: от коммуниста-ленинца Г.Зюганова до неформала-концептуалиста А.Дугина и диссидента-политэмигранта М.Назарова.
Кстати, что это такое: реальное воцерковление государственной и общественной работы – можно было наглядно увидеть на одном из семинаров, организованных о. Владиславом, с участием православных людей, занимающих должности в системе здравоохранения, образования, силовых структур, министерств, Государственной Думы и пр. Помнится, одна докладчица из Академии госслужбы сказала там следующую вещь: сегодня работать в системе государственного управления – это настоящий христианский и патриотический подвиг, и пастырям нужно духовно подготавливать и отправлять на госслужбу православных, как на церковное послушание.
Мысль, надо сказать, небезынтересная. Невзирая на то, что практический проект оцерковления государства путем продвижения на различные должности по возможности большего числа церковных людей, конечно же, трудно реализуем, сама постановка вопроса является замечательной по той простой причине, что дает основание оценить и четко разделить между собою два бедствия и две причины нынешнего национально-государственного кризиса:
- то, что мы могли сделать бы, но нам воспрепятствовали, и
- то, что мы могли сделать бы, но сами не сделали.
Надеюсь, читающий понимает, о чем здесь идет речь. Существует проблема западного, иудейского, либерального или какого хотите засилья, которое довлеет над Россией. Но существует проблема и неспособности России самой, после падения коммунистов, определять собственную судьбу. Существует реальная неготовность имеющихся на сегодня патриотических, церковных сил сформировать собственную, основывающуюся не на бюрократии, взяточничестве и пр. систему управления страной, притом систему живую и динамичную, обеспечивающую развитие и внешнюю безопасность. Существует, кроме всего, и неспособность служить путеводным ориентиром для других бывших советских республик, дать основание к славянской или более чем славянской интеграции на "постсоветском пространстве".
Это только по внешнему взгляду устранение западного, иудейского и пр. влияний даст нам возможность устроить жизнь на иных и превосходных началах. В реальности мы имеем почти полный паралич национальных сил: отсутствие тех, кого не только можно благословлять идти во власть, как на служение, но даже тех, кто просто бы согласился принять иное направление жизни, помимо понравившихся всем свобод слова, занятости и политической деятельности.
Именно поэтому я прежде оспаривал целесообразность введения в школах России предмета "Основы православной культуры". Да просто сил ни на что похожее у системы церковного образования нет! Имеются те, кто пишет программы, кто борется за принятие Министерством образования и науки соответствующих постановлений, но, понимаете, нету тех, кто в каждой конкретной школе возьмется без разных там "завихрений" и кривотолков оккультизма и атеизма просвещать учеников насчет православных истоков русской истории. В масштабах страны или даже конкретной епархии неподъемное это дело для слабых церковных структур – организовать преподавание хотя бы в соответствие с общими нормами Минобраза. Добейся приказа, распоряжения сверху впустить православных в российскую школу – и выйдет конфуз. Это наше великое счастье и милость Всевышнего, что все предыдущие годы власть предержащие на словах Церковь приветствовали, а никуда не пускали. Так всякий раз у нас оставалась возможность сказать: вот, мы хотели помочь, да нам не позволили... А, включи государство нынешних православных в свои сметы, программы, перспективные и экспериментальные планы с отчетностями, что бы из этого вышло? Да за время, пока с Министерством ведется борьба, половина (!) воскресных школ и гимназий прекратили свое существование.
Точно то же и с патриотически-православной политикой: субъективность, разрозненность, слабость. Но главное – это отсутствие в настоящий момент самого субъекта данной политики: значительного слоя людей в обществе, всем своим образом жизни и интересами обращенного к идеалу стабильного и размеренного порядка, иерархии, производительного труда, преемственности во времени. Того самого типа, который прежде был представлен русским крестьянином и, в значительной степени, советским рабочим.
И, если пользоваться сравнением М.Гришина, в символическом современном ополчении патриотов, присутствуют одни только Минины да Пожарские, но нет самого ополчения. Есть возглавляющие, но нет возглавляемых, тех, кто согласен принять на себя основной повседневный труд во благо России. Есть желающие освобождать, но нет чающих освобождения, как в 1612 году от поляков, ибо почти 100%-ное большинство, несмотря на эпизодическое недовольство евреями, эротикой и рекламой, в тайне души удовлетворено открывшейся независимостью и возможностью легкой жизни, а идеологи "православного возрождения" настолько подвержены собственному волюнтаризму и фантазиям, что упаси Господь Россию когда-нибудь впасть в руки подобных правителей. Если же вдруг кто-нибудь из нынешних политиков-поджигателей чает дождаться освобождения в горниле народного гнева, то нелишне будет напомнить цитату, принадлежащую национальному гению А.С.Пушкину: "Не приведи Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный..."
Те по своей прямолинейности и приземленности способны только на то, чтобы тешиться славой да неправедной мздою стяжать миллиарды. На что же способен наш брат патриот, наподобие М.Назарова или певицы Ж.Бичевской, чуть что возлагающих на себя едва ли не планетарную миссию и в точности ведающих, на что его благословили преп. Серафим Саровский, о. Иоанн Кронштадтский и старцы, не хотелось бы когда-нибудь видеть...
Правду говорит о. Владислав: "В современной России положительного общественно-политического движения быть не может, поскольку не существует и самого общества". Нынешний образ сознания предельно эгоцентричен. На общественный план он выходит за реализацией своих частных амбиций. Если же слова "государственность", "самодержавие", "национальная политика" все-таки произносятся, они совершенно не гарантируют соответствия с подлинным содержанием. Ведь православную монархию можно хотеть по разным причинам: и чтобы законным образом вызывать на дуэль, и чтобы вывести на чистую воду жидов, наконец-таки допытавшись, у кого там имеются, а у кого нет, еврейские корни...
Отсюда скудость и разноголосица в образчиках православно-патриотической мысли. Монархию и державность каждый спускает до собственного уровня, разумеет в них то, что ему самому удобней и ближе. Патриотические дискуссии таким образом теряют непосредственное отношение к реальности, а вырождаются в спор подсознательных ассоциаций. Одни со странным упорством требуют канонизации Григория Распутина и Иоанна Грозного, другие же с не меньшей настойчивостью ищут подтверждений, что Иосиф Сталин был "тайный христианин" или что известные поэты и поэтессы не накладывали на себя рук, как о том было известно доселе, а пали безвинною жертвою советских органов и потому могут считаться едва ли не идеалом для христианского жительства.
Все это, увы, от неспособности представить практический образ для повседневной практической совестной жизни, от желания побыстрее примкнуть, ухватиться памятью, мыслью за ближайшие и наиболее удобные для себя, при этом далеко не всегда доброкачественные параллели. Цена же всему упомянутому – резкое сужение пространства мировоззренческих поисков; остановка в упрямой, фанатичной "идейности": уверенности, что опричнина и сталинская политика "жесткой руки" духовно оправданы и в принципе могут быть заново повторены, что монархия целиком, вместе со всеми придворными старцами, свята, или что восторгаясь стихами, ты не услаждаешь воображение, но подлинно воспаряешь к высотам духовности... Современный образ мыслей неустранимо либерален, так что любой идеал, в т.ч. и патриотизм и монархия в нем становятся синонимом для единого: потакания себе самому. Традиционалистами и государственниками становятся у нас, может быть, "по идее", но, увы, не по сердцу...
Ибо что там, прославление "старца Григория" на фоне тысяч имен, уже представленных в святцах? Поминаем ли мы хотя бы сотую часть в дни их церковной памяти? Имеем ли роскошь постоянного и теснейшего молитвенного общения с самими Царственными страстотерпцами? И остаются ли ИНН и штрих-коды на упаковках единственными проблемами нашего нравственного выбора, в то время как все остальные уже успешно и давно разрешены, и жизнь наша протекает в исключительных благочестии и чистоте? Задав эти простые вопросы и задав их по существу – направив острием в самую глубь совести – мы наверняка будем знать ответ. Тот ответ, которого так избегаем и так боимся...
Вы не задумывались, к примеру, над тем, почему "новый русский" нам кажется таким гротесковым и неестественным? Это оттого, что он – аристократ в первом поколении, самоизобретенный и самоназначенный. Таким же волюнтаристским изобретением нужно считать теперь и современный "монархизм" с "православным государственничеством". С собственно представителями монархического типа сознания или, по выражению митр. Иоанна, "самодержавия Духа" это никак нельзя смешивать или сравнивать. Т.н. православно-патриотическая политика теперь насквозь проникнута началами дурного свободомыслия, критицизма и самореализации. А посему, доверь господам данного круга построить по собственному усмотрению православную империю, и из этого в конце концов не выйдет ничего, как только вторые Соединенные Штаты. Впусти таковых в реальность XVIII или XIX столетий в России – и они непременно учинят там свою революцию: хотя и не западническую, а сугубо консервативную и монархическую. Поводов к этому найдется сколько угодно: нарушение закона о престолонаследии, фавориты и фаворитки, бироновщина, дворцовые гвардейские перевороты, умерщвление или заточение самодержцев и августейших особо, покушение светского лица на главенство в Церкви или противное принципу "Православие, самодержавие, народность" участие главы царствующего дома в масонских и прочих либеральных течениях...
На Руси, если не ошибаюсь, до второй половины XIX в. не было никаких партий или общественно-политических движений. Понимаете, никаких: ни правых, ни левых! Они абсолютно не были нужны в государственной жизни. Более того, не востребованным оставалось само понятие о "партии" как о механизме реализации групповых интересов, воздействия на государство, критики противоположного лагеря, перетаскивания одеяла от одного к другому. Существовали лишь "общества" как объединения людей по интересам, существовало служение государству, исполняемое должностными лицами с большим или меньшим усердием. Но собственно политика принадлежала безоговорочно государству. Существовала единая, хотя и не без противоречий, государственная политика, рождаемая из государевой воли и участия во всем этом позиций и мнений отдельных державных мужей. Боюсь, мы плохо теперь сознаем, насколько привыкли к искусственным, лукаво навязанным нам понятиям и контекстам.
Согласимся же скорее, что нет, не евреи заставляют нас, православных и патриотов, вести теперь жизнь, плохо соотносящуюся с нашими собственными теоретическими представлениями о духовности и национальной культуре. Не евреи препятствуют теперь русским в России жить крепкими семьями, рожать детей, находить вдохновение в соучастии ближним, налаживании постоянных дружеских связей, во внесении своего вклада в приходские дела, в исполнение профессионального и прочего долга. Существует проблема, которую четко обозначает М.Гришин: до боли обидно за торжество иудеев в государственной и культурно-общественной жизни. Тяжело видеть издевательства, чинимые над страной и народом: культ разврата, насилия, низкопробных образцов шоу-культуры... Однако, главнейшей нашей проблемой была и остается неспособность тех, кто, казалось бы, уже вкусил благодати Христовой веры и осознал пагубность данных явлений, оторваться от рокового стереотипа жизни и реализовать в себе иной и превосходный человеческий образ, избавиться от зараженности "внутренним иудейством": корыстью, "своим интересом", исканием наиболее простого и приятного для себя, потребительством, политическими интригами и прожектерством, экономическим, меновым типом мышления, непрямотой, превозношением, фарисейством...
Вот, Мирослав, если только Вы захотите понять то, на что, в отличие от Михаила Назарова, обращено мое внимание, ответ на заданный Вами вопрос: признаю ли я заявленную М.Назаровым проблему иудейского ига? Признаю, но вместе с тем вижу, что иудейское иго глубоко вошло в самое существо современного человека, в т.ч. и в нас с Вами, так что и с Православием и с патриотизмом своими мы не ведаем уже, что делать. "Бей жидов" в этих условиях становится удобной уверткой, заменителем внутренней работы. Обратившись же к совести и налаживанию вокруг себя "православного поля", основанного на противоположных началах, мы не будем уже смущаться строительством синагоги на площади в Люберцах, но найдем подлинную радость в продолжении национальных традиций, в жизни России, стоящей в духовной альтернативе, в неком перпендикулярном измерении к затеянной иудеями политической борьбе, в которую вовлечен давно утерявший истину Христову мир.
* * *
Оканчивая рассказ о себе, скажу, что с Михаилом Назаровым мы коллеги, и данным "профессиональным моментом" во многом объясняется мое неравнодушие к его деятельности. Книгами и публицистикой я занимаюсь лет около десяти. За это время работал штатным редактором православного издательства, был автором-составителем литературы "широкого профиля": от душеполезного пособия для огородников "Урожай растим с молитвой" и разного рода молитвословов до книг по педагогике и сборника "Наш современник в Церкви и в мире", в котором представлены статьи религиозно-философского и церковно-исторического содержания. Всего у меня вышли около дюжины разных книг. Не думаю, что это много. Другие за то же время сумели написать больше.
В настоящее время в светском издательстве "Эксмо" готовится к выпуску книга "Куда движется мир?" – по современной общественно-политической проблематике. Рассчитываю, что прочтут ее с интересом как верующие, так и нецерковные люди. Интересовала меня ранее и "иудейская тема": любопытствующий читатель сможет найти статью под названием "Семейная этика в талмудическом иудаизме" на интернет-сайте издательства "Лепта-пресс", по адресу http://www.lepta-press.ru/rogozyansky/rogozyanski-s5.htm.
Так что апологеты г-на Назарова, вообще-то сказать, понапрасну так всполошились. Возражения со стороны они ошибочно приняли за контратаку враждующей стороны и впопыхах схватились за шашки. Дело же совершенно в другом: защищают не иудеев, но Михаила Викторовича призывают перестать жонглировать в идеологических целях церковностью и Православием. Письмо в Генпрокуратуру? Да, сколько угодно! Сбор тысяч подписей? Как изволите. Вот, только не надо делать из этого религиозную доктрину, говорить от имени Православия, выставлять свои мнения в качестве нового духовного императива.
Православие не есть вера, безразличная к миру и провозглашающая единственно индивидуальное, келейное спасение. Однако, просвещение, обращение к покаянию и духовный прогресс общества достигаются в ней неполитическими средствами. Последнее не требует особенных доказательств, достаточно посмотреть на жизнь тех, кто является для нас примерами бескомпромиссной духовной борьбы и участия в судьбах людей – многих тысяч далеких и близких к нам по времени, отечественных и вселенских подвижников и святых. Пребывали ли они в истине или избегали мирского образа действий, как нам говорит теперь Михаил Назаров, "страха ради иудейска"? Ставит ли в Евангелии Господь задачу борьбы за политическую власть и противодействие мировым заговорам? Нет и еще раз нет. Ответ вполне очевиден. А посему и я посчитал принципиально важным напомнить: письмена тысяч для нас не должны заменить или потеснить во внимании слово Христово.
Источник: Русская линия
