Замечательный художник Николай Иванович Кормашов реставрирует старый иконостас, подаренный Петром I Никольской церкви.
И вот мы сидим с отцом Олегом, настоятелем церкви, на клиросе. Как человек нецерковный, но все-таки читающий, я знала, конечно, что есть такое место в церкви и что там во время богослужений располагаются иной раз певчие. Но почему-то не предполагала, что это так близко к иконостасу. И было очень непривычно – сидеть вот так, под строгими взглядами святых, и разговаривать с настоятелем о предках наших, и об истории, сложной, подчас трагической, и о сегодняшнем дне.
За открытой дверью церкви шумел дождь, а в самой церкви было тихо, пустынно и как-то по-домашнему уютно. Я сказала отцу Олегу, что физики много говорят о положительной энергии некоторых мест, которая воздействует на самочувствие и психику человека, о чем необъяснимым образом знали древние монахи. Так говорят, например, о Святой горе (эстонцы называют ее Куремяэ – Журавлиная), где некогда, более 100 лет назад возник знаменитый Пюхтицкий монастырь. Недаром это место, Святая гора, вообще окутано неким таинственным очарованием, в котором, как утверждают те, кто бывал здесь, подчас трудно различить правду и вымысел, фантазию и реальность. Может быть, и первая Никольская церковь совсем не случайно была поставлена именно на этом месте, возле Олевимяги, на Брокусовой горе?
Или, может быть, удивительное это воздействие связано прежде всего с долгой ее историей? В ней словно живут тени предков... Отец Олег Врона не согласился с моими новомодными рассуждениями. По его убеждению, особая атмосфера этой церкви – "намоленность", вот самое главное. Что ж, может быть, и так... Тысячи и тысячи людей, самых разных людей, оставили здесь за века ее существования и свои надежды, и свою боль, и свои мечты...
Наша газета не раз рассказывала об истории этой церкви, одной из самых старых в Эстонии. Для тех, кому, быть может, не попадались на глаза эти публикации, скажем коротко, что та Никольская церковь, которую считают первой, возникла в XI веке. Тогда же образовался приход, который по праву, как говорит отец Олег, считается самым старым в Эстонии. В XV веке это церковное здание перестало существовать. По одной версии, было разобрано, по другой – сгорело.
Новгородские купцы построили уже вторую Никольскую церковь, которая просуществовала до начала XIX века. А в 1827 году была построена нынешняя церковь. Причем, построена на народные деньги, без всякой помощи государства. Отец Олег говорит, что тогдашний настоятель отец Иоанн Недешев сам ездил по российским городам и весям, собирая пожертвования. Русские люди, жившие в Эстонии, тоже собирали деньги для строительства этой церкви. Может быть, и от этого зависит тот особый ореол, который до сих пор окружает эту церковь?
А старый иконостас, который теперь называют Иоанно-Петровским или просто Петровским, был перенесен сюда из средневековой церкви. Что здесь было первоначально, говорит отец Олег, сказать трудно, свидетельств не осталось. Может быть, сюда, по его словам, были перенесены даже иконы из первой, самой старой церкви, еще домонгольского периода. Я тихо ахнула, услышав это утверждение – или предположение? – сколько же веков протекло над этими старыми иконами. Они для нас как посланцы из прошлого, из той туманной дали времен, где клубились дымы сражений, слышался топот конских копыт, бились любовью или отчаянием человеческие сердца, а люди обращали взоры к Богу. Вот где особенно чувствуешь, что стоишь как бы на вершине гигантской, растущей из глубины веков человеческой пирамиды. Это то, на чем основывается нация, семья, отдельный человек. Недаром отец Олег говорит о высочайшем духовном значении этих старых икон, этого старинного иконостаса, и о его культурно-историческом значении.
Его, этот иконостас, связывают с именем Петра. Это был царский подарок церкви. При реставрации, кстати, была найдена, открыта для взоров людей дарственная надпись, свидетельствующая о том, что иконостас был подарен именно царем. Когда-то она была замазана, закрыта краской.
В Никольской церкви очень красив главный иконостас, созданный уже позднее, с явными барочными элементами. Необыкновенно хороша резьба. Отец Олег говорит, что местами уже стерлась позолота, и надо было бы ее восстановить. Но он же сказал, что очень страшно нанести вред иконостасу, нарушить его удивительный тон, теплоту и благородство старинного золота на его элементах, придав им некую сусальность, чрезмерную яркость.
Рядом с этим, главным иконостасом Петровский выглядит как будто скромно. Но он поражает суровой строгостью, лаконичностью. И разговаривая с отцом Олегом, я все оглядывалась на эти суровые лики, словно они притягивали к себе. Отец Олег говорит, что эти иконы связаны традициями с золотым временем иконописи в Древней Руси, с именами таких великих мастеров прошлого, как Феофан Грек, Дионисий, Андрей Рублев...
Странные и страшные были времена: грязь, нищета, Русь раздиралась противоречиями, междоусобными распрями. А иконы рождались великие, с чистыми и строгими ликами, полными муки и особой нравственной красоты. И как бы предупреждающими... Или мне это просто показалось? Но ведь кто-то же должен предупреждать людей. О каре, скажем, за причиненное зло, забвение нравственных правил...
Страшно прикасаться к этому удивительному памятнику старины, страшно допустить к нему неумелую или недобрую руку. И наверное, это проявление особой, что ли, справедливости, что реставрацией иконостаса занимается такой замечательный художник, великолепный мастер и просто всесторонне, энциклопедически образованный человек, как Николай Иванович Кормашов. Мне довелось как-то слышать его рассказ об этом иконостасе, о том, как именно ведутся там работы, и до сих пор этот рассказ звучит в ушах. Отец Врона сказал, что Кормашов "работает с любовью", и, быть может, это всеобъемлющее определение. Но, Боже мой, как много надо знать и уметь, чтобы вести работы столь высокого уровня. Сейчас они временно прекращены, Кормашов на этих днях уехал, как он выражается, "в деревню", там он обычно, насколько я знаю, работает над собственными картинами. И обычно мы ждем осенней выставки мастера, на которой он показывает то, что сделал за лето.
Он удивительно, как, быть может, никто другой, умеет передать на полотне характер изображаемой вещи, ее, так сказать, души. Это редкостное умение, и оно, наверное, особенно, так во всяком случае мне кажется, нужно при работе над иконостасом. А какие тут цвета – от розового, алого до вишневого и от оливкового до глубокого зеленого, какая мягкая моделировка ликов... Недаром Кормашов говорит, что по своему значению этот Петровский иконостас должен быть поставлен в один ряд с самыми знаменитыми иконостасами известных церквей России и других стран.
Кстати, Николай Иванович говорит, что древние иконы сохраняются подчас лучше, чем те, что написаны позже. Очевидно, иконописцы XV-XVII веков пользовались старинными, древними рецептами изготовления красок, досок, работали добротно, тщательно, не спеша, вкладывая в работу всю душу.
Кормашов, между прочим, провел целое исследование истории церкви и, в частности, Петровского иконостаса, и это, как говорит отец Олег Врона, значительная веха в жизни церкви. К этому исследованию и к работе Кормашова по реконструкции иконостаса мы еще вернемся, когда возобновятся работы, и это будет, судя по всему, интереснейший материал. Расскажем, как бережно, медленно он снимает старую краску, как восстанавливает тяблы. Знаете вы такой термин, касающийся иконостаса? Настоятель говорит, что этот иконостас – тябловый. А еще он – пятиярусный. И начинается, если считать, как и полагается, сверху, и тогда первыми видны праотцы. Какое удивительное слово, не правда ли? Мне кажется, это опять о тех, кто был до нас в глубине времен. Но отец Олег строго поправляет, что это святые Ветхого Завета. Но ведь опять-таки из дальнего-дальнего прошлого, реального или нет, не так уж и важно. Впрочем, я, наверное, ошибаюсь, не совпадаю с церковными канонами. Но в чем-то главном, человеческом совпадение, очевидно, есть.
Вообще об этой удивительной церкви можно рассказывать еще много. Она таит в себе еще множество нераскрытых тайн. Отец Олег рассказывает, например, что несколько лет назад в ходе ремонта были найдены несколько книг, важных для церкви, и среди них – второй вариант Летописи Никольской церкви, составленный одним из прежних настоятелей – отцом Николаем Цветиковым. Кто-то когда-то надежно спрятал их, замуровав в стене. Почему? Опасался, что в сложной, полной трагичных моментов жизни церкви они пропадут? Оставил, как послание потомкам, как отзвук прошедших времен?
Где-то у северной стены Никольской церкви был в 1772 году похоронен митрополит Ростовский Арсений. Этот человек прожил мученическую жизнь, ни разу не изменив себе и своим убеждениям, и был канонизирован церковью. О нем, кстати, вспоминал патриарх Московский и всея Руси Алексий, обращаясь к верующим и читателям книги-альбома, посвященного 175-летию Никольской церкви. Пока останки покойного митрополита не найдены, хотя известно, что они должны быть здесь, на территории церкви. "Не явлены", как сказал отец Олег Врона. И добавил, что Бог решит, когда они должны явиться людям, иными словами, когда они будут найдены. И, может быть, это далеко не единственная нераскрытая тайна Никольской церкви. Она вся – история, и она же – со всем тем, что в ней есть, – свидетельство непрерывной связи времен.
P. S. Добавим, что реконструкция Петровского иконостаса осуществляется в рамках известного проекта реконструкции и сохранения церквей.
01.07.2005
Источник: Молодежь Эстонии (Таллинн)
