"Что может муфтий?"

Тревожные известия, приходящие каждый день с Северного Кавказа, вызывают пристальное внимание к этому неспокойному региону. Какую роль в Чечне и Дагестане играет "исламский фактор"? Много ли среди мусульман Северного Кавказа людей, придерживающихся экстремистских взглядов? Что может и должна сделать российская власть, чтобы противодействовать процессу радикализации ислама? На эти и другие наболевшие вопросы корреспонденту "НГ-религий" ответил известный политолог, член правления Фонда поддержки демократии и социального прогресса, представитель Общероссийского общественного движения "Российское исламское наследие" (РИН) Шамиль Бено.

-Шамиль Аминович, расскажите, пожалуйста, о недавно созданном общественном движении "Российское исламское наследие" и о том, какие цели оно перед собой ставит.

- В российских регионах мусульмане чувствуют себя брошенными на произвол судьбы. Есть общие проблемы, которые объединяют мусульман России, но нет единой площадки, на которой эти проблемы могли бы обсуждаться.

Наше объединение может играть роль, которую не в состоянии выполнить официальные религиозные институты. Мы можем выступать в качестве некоего интеграционного механизма – общей площадки для диалога. Движение не носит сугубо политического или религиозного характера. Наша цель заключается в том, чтобы способствовать объединению представителей российской исламской культурной традиции на основе территориальной идентичности.

В формате общественной общенациональной организации мы можем помогать мусульманам страны реализовывать социальные программы, разрешать социальные конфликты. В нашем лице власть должна видеть партнеров, которые способны на своем уровне определять ситуацию с позитивной точки зрения.

- По вашему мнению, официальные религиозные структуры не способны решить подобную задачу?

- Официальные религиозные структуры могут действовать лишь в рамках Федерального закона о религиозных объединениях. И этот статус не позволяет им вмешиваться в политические и социальные процессы. Они могут заниматься решением проблем, связанных лишь с вопросами веры. Нам нужна общефедеральная организация, которая могла бы представлять всех мусульман России.

У нас сегодня отсутствует взаимодействие общества и власти. Власть существует в одном измерении, общество – в другом. И на Северном Кавказе это приводит к радикализации ислама. Самая большая проблема – это существование бреши между обществом и властью, и ликвидация этой бреши – одна из основных задач РИН.

- Возможно ли создание единого исламского пространства в России?

- Это невозможно в принципе. История показывает, что люди объединяются не на религиозной основе, а на основе социальных и экономических предпочтений.

Это нонсенс хотя бы только потому, что общество Северного Кавказа отличается от общества Татарстана. У них различные социально-политические ситуации. Кавказ всегда воевал с Российской империей под лозунгами ислама в противовес лозунгу "За веру, царя и отечество", с которым Россия пришла на Кавказ.

Татары были интегрированы в российское общество еще со времен Ивана Грозного. Интеграция же Северного Кавказа в Российской Федерации до сих пор идет с большим трудом. И сейчас наша задача заключается как раз в том, чтобы направить эти интеграционные процессы в позитивное русло.

- Какие проблемы мусульман Чечни можно назвать наиболее острыми и почему они возникают?

- Основная проблема заключается в том, что у нас любой действующий муфтий является чуть ли не одним из элементов властной структуры. И этот факт нельзя считать специфическим для Чечни. Это специфика определенной части мусульманского мира, когда духовные лидеры не свободны в выражении своего мнения. Ведь назначенный при содействии властей муфтий будет делать все, чтобы защитить эту власть от общественной критики. Муфтий лишь транслирует волю власти обществу, однако не передает общественное мнение властям предержащим.

- Контролирует ли федеральный Центр назначение муфтиев в такой проблемной территории, как Чечня?

- Его назначение контролируется местными органами власти. Однако, когда отсутствует реальная выборность духовных лидеров, это приводит к негативным последствиям.

- Чем можно объяснить недавнюю отставку муфтия Чечни Ахмеда Шамаева и назначение муфтием республики Султана Мирзаева?

- Видимо, властям нужен был человек, который позиционирует себя как активный борец с тем, что они называют ваххабизмом, и с тем, что я считаю религиозно-политической оппозицией. К ваххабизму это не имеет никакого отношения. Это часть салафитов, часть суфиев, в их числе и представители традиционного ислама.

Речь идет о политическом конфликте, который в силу особой специфики Северного Кавказа выступает под религиозными лозунгами. Дело в том, что народы Северного Кавказа имеют в своей ментальности очень сильный элемент автаркии, то есть независимости. Поэтому пока не будет настоящего местного самоуправления на Северном Кавказе, война будет продолжаться.

В Чечне все процессы, протекающие под знаменем религии, в значительной степени несут в себе социальное и политическое содержание. Религиозная составляющая – это лишь оправдание. Религия в данном случае лишь выполняет роль инструмента.

- Может ли ислам выступать фактором, консолидирующим народ Чечни?

- В отличие от дагестанского общества, в отношении которого я сказал бы "да", в Чеченской Республике ислам может выступать в качестве консолидирующего фактора, но только на уровне формирования у большинства населения единого мнения.

В Чечне объединяющим фактором может выступить только свобода личности. Когда каждый чеченец будет иметь максимально равные возможности социального роста и когда будут созданы механизмы, позволяющие самореализовываться в позитивном смысле, тогда Чечня будет наиболее лояльной республикой в РФ.

- Какова сегодня роль мусульманского духовенства, традиционно влияющего на умонастроение чеченцев?

- В Чеченской Республике, где общество полностью атомизировалось, духовные лидеры играют значимую роль. Ведь в условиях кризиса, в условиях войны необходимо соблюдать элементарные религиозные обряды, которые позволяют людям оставаться людьми.

И в этом плане роль религиозных деятелей всегда была заметной. Единственный социальный институт, который более или менее нормально функционирует, – это мечеть. Наряду с войсками и боевиками – это третья социальная сила.

- А институт старейшин?

- Этот институт уже давно разрушен и не функционирует еще со времен Октябрьской революции. Старейшины не играют никакой роли в том обществе, в котором они уже не могут выполнять патерналистскую функцию. В Чечне существуют тарикаты – институт суфийских орденов, основанных на принципе взаимопомощи. Члены тарикатов, например, помогают друг другу в соблюдении религиозных обрядов.

- Это значит, что в Чечне существуют две параллельные духовные структуры: муфтият и тарикаты? Как они взаимодействуют между собой?

- Никаких взаимоотношений между главой того или иного тариката и муфтиями нет. Муфтий – это религиозный лидер, назначенный властью, и его влияние простирается лишь на его собственный аппарат. Он контролирует назначение имамов в мечети, а имамы, как правило, подчиняются лидеру тариката.

- Приводит ли это к конфликтам между муфтием и главами тарикатов?

- Конфликты происходят лишь на уровне поддержки той или иной мечети. Но сам муфтий прекрасно понимает, что он не может давать распоряжения главам тарикатов.

Сегодня в Чечне существуют три основные религиозные группы: муфтият, тарикат, а также еще и джамаат – общины муcульман-салафитов, которые не относятся к тарикатам. Тарикаты и джамааты на сегодняшний день постепенно консолидируются. В итоге самое слабое звено в данной цепочке – это муфтий и его аппарат. Их функции достаточно формальны, поэтому муфтий не выражает общественное мнение мусульман. Реально его выражают только лидеры тарикатов.

- Как вы можете прокомментировать тот факт, что власти пытаются контролировать мусульманскую общину именно на уровне муфтиятов?

- Я считаю, что это некомпетентность. Мы до сих пор не отошли от принципов тоталитаризма. Допустим, необходимо решить проблему исламского радикализма в Дагестане. Для этого чиновник администрации президента, специализирующийся на связях с мусульманскими общинами, встречается с муфтием Дагестана и говорит ему о целесообразности тех или иных действий для борьбы с радикализмом.

Однако реально муфтий сделать ничего не может. Представители власти работают с людьми, которые по определению никак не могут контролировать ситуацию, они даже не формируют общественное мнение мусульман.

Если мы будем анализировать процессы, которые идут сейчас на Северном Кавказе, то увидим, что власть работает вхолостую. Происходит движение назад. Причем негативные тенденции нарастают.

- Ваш прогноз? К чему может привести нынешняя политика властей на Кавказе?

- Я считаю, что радикализация ислама на Северном Кавказе постепенно достигает своего критического уровня. А это, в свою очередь, может привести к началу новой войны, последствия которой будут иметь непредсказуемый характер как для Северного Кавказа, так и для всей страны в целом.

Из досье "НГР":

Шамиль Аминович Бено, по национальности чеченец, родился в Иордании в 1958 г. В 1970 г. с семьей реэмигрировал в СССР. Учился в Грозненском университете. С декабря 1991 по август 1992 г. был министром иностранных дел Чеченской Республики. Затем примкнул к антидудаевской оппозиции. В 1995 г. вошел в Комитет национального согласия Чечни. В 2000-2001 гг., после назначения Ахмада Кадырова главой временной администрации Чеченской Республики, возглавлял представительство Чеченской Республики при президенте РФ.