Проклятье корысти

Во имя чего гибнет общество?

"Люди гибнут за металл", – похоже, эта классическая формула моральных падений устарела. Слишком уж слаба она для определения происходящего. Со скорбью и негодованием я наблюдаю, как вокруг гибнет целое общество – гибнет, ввергнутое в проклятье корысти. Как ни странно (впрочем, как раз не странно! ), эта гибель все ближе по мере нашего "продвижения" к демократии и западной цивилизации с ее рыночной экономикой и куплей-продажей всего, чем можно торговать и чем торговать по определению нельзя. Немудрено, что по мере этого продвижения оказалось реабилитировано то, что прежде (и не только во времена СССР, а тысячелетиями) подвергалось безусловному осуждению. Например, стяжательство. И та же корысть. Против этих грехов выступало еще раннее христианство: помните, кого и за что Иисус изгнал из храма? Пресловутая халява, которую недавно так едко высмеивали, прочно завоевала позиции в стратегиях рекламы, маркетинга – и обуяла массы. "Загляни под крышку" – примитивный слоган, за который продавцы оптом покупают покупателей. Торгашество, дух наживы, алчное "подгребание под себя", десятилетиями обличавшийся вещизм, жажда дармовщины, ненасытное потребительство и, так сказать, интегрирующее эти нижайшие качества исконное жлобство – все шире распространяются, становясь для многих нормой и образом жизни. Ярко это проявляется, скажем, в строительно-ремонтном буме европейского пошиба, который охватил и грады, и веси, приобретя характер социального безумия.

Немного религии пополам с историей

Бесспорно, корысть и тотальная продажность – фундаментальные, родовые черты европеизма. Тому есть историческая причина: в Западной Европе нарождающаяся в недрах средневековья буржуазия устроила кровавую Реформацию, чтобы низвергнуть тысячелетнюю христианскую культуру с ее нравственными нормами и религиозными запретами. Это ниспровержение расчистило дорогу капитализму и развязало руки тогдашним бизнесменам, растущему и крепнущему классу буржуа. Протестантские конфессии превратили отношения с богом и церковью – а вместе с ними и общественные, и моральные отношения – во всевозможные коммерческие, то есть корыстные сделки по принципу "ты – мне, я – тебе", или "рука руку моет". Не устоял перед этим и католицизм, к тому времени погрязший во всех смертных грехах, корыстолюбии и торговле индульгенциями. Индульгенция – это письменное прощение любого греха; тяжесть оного определяла цену индульгенции. Соответствующими были нравы в монастырях и бытовое поведение римских пап. Однако православие, разошедшееся в базовых канонах с католической ветвью христианства еще в раннее средневековье, после падения Рима, отвергло все поползновения к реформированию, модернизации и коммерциализации – и с тех пор выступает оплотом национальных культур в странах православной веры. Уместно заметить, что православное духовенство никогда и нигде не доходило до тех извращений и греховных кощунств, которые были и остаются обычными среди папства и христианского духовенства на Западе.

Молдаване и румыны относятся к православным народам; в этой связи не худо вспомнить, что еще Александр Добрый в начале XV века отказался принять предложение Рима и обратить Молдову в католическую веру. Да и само появление княжеств Молдавии и Валахии объяснялось стремлением волохов уйти из-под влияния католической Венгрии и не попасть под влияние Польши, также католической страны. На протяжении огромного исторического периода Молдова была западным форпостом православного мира, обороняя Восток и от турецкой исламизации, и от католизации или реформации Западом. Валахия же принимала деятельное участие в грабительских походах турок на Молдову и славянские земли и запятнала свое православие массой уступок "латинству", "западной вере", став, по сути, разновидностью униатства – гибрида православия и католицизма с элементами протестантства. Эти противоположные процессы, между прочим, хорошо иллюстрируют некоторые качественные различия между Православной церковью Молдовы (в составе Московского патриархата) и так называемой Бессарабской митрополией, подчиненной патриархату Румынии.

Нынешние, вскормленные молоком запрутской волчицы, субсидируемые Бухарестом и западными фондами "бессарабские румыны", отринув заветы предков и идя супротив линии господарей Александра Доброго, Штефана Великого и Дмитрия Кантемира, ратуют за вестернизацию Республики Молдова, выход страны из СНГ, разрыв связей с Россией, сдачу молдавского православия униатской митрополии, наконец, за вступление в Евросоюз, НАТО и объединение с Румынией. За какой металл гибнут эти люди? За какие сребреники прочат они погибель своей родине и своему народу?

Так или иначе, события, потрясавшие мир во времена оны, громко аукаются в тяжелую годину. И как понятно явление всеобщей деградации общества, где власть захватили проповедники "латинства" и западничества! Впрочем, для "снятия печатей" и отмены моральных табу не обязательно охмурять социум великорумынской или европейской идеей. Достаточно реабилитировать жлобство и объявить добродетелью смертный грех стяжательства. Остальное доделает сидящий в человеке эгоист с загребущими руками – зверь, которого религия, а позже советская власть пытались задушить в человеке, однако лишь загоняли его в темные ниши подсознания. Теперь этот зверь выпрыгнул из тесной клетки. И назван этот прыжок демократизацией, продвижением к свободе и цивилизации.

Стихия погоды и стихия свободы

Каюсь, уклонился я в историю и религию. Пора возвратиться к светской современности. Хотя Молдову издавна называли страной, лежащей на перекрестке всех бед, при нынешних глобально-климатических изменениях природа долго щадила наш край, в то время как соседняя Румыния вместе с Западной Европой уже нахлебалась, в буквальном смысле, стихийных катастроф. Но недавно хляби небесные разверзлись и над Молдовой. В ночь на 19 августа ливни с ветром и градом оставили около сотни населенных пунктов республики без света и телефонной связи. Размыло дороги, прорвало дамбы, опрокинуло опоры ЛЭП, погубило скот и урожай. Везде, где десятилетие с лишним вместо должного присмотра и радения творились демократизация с прихватизацией и лихоимством, все валилось, как карточные домики.

Меня и мою семью стихийная напасть пощадила, – должно быть, с учетом того, что мы уже второй месяц живем в ситуации другого бедствия – капитального ремонта. Этот ремонт, который давно требовался нашему разваливающемуся дому, мы второй месяц ведем на фоне всеобщего строительного бума, обуявшего страну и ее столицу. И здесь я возвращаюсь к тому, с чего начал, – к проклятью корысти.

Чем больше наблюдаешь современные веяния и разительно меняющиеся нравы, тем понятнее, что вместе с падением вековых людских норм общество забывает принцип справедливости, который должен главенствовать в жизни. В то время как одни не знают, где добыть лишнюю сотню леев на прожитье, оплату коммунальных платежей, лекарства и врача, остаются без газа, телефона, холодильника, телевизора, а то и крыши над головой, – другие в хозяйственных расчетах и планах личного благоустройства оперируют десятками, сотнями тысяч баксов, сооружают трехэтажные особняки, приобретают шикарные иномарки и маются в раздумьях, куда поехать "отдохнуть" – на Кипр, в Таиланд или на Канары.

Я пишу это не от зависти. Говорят, бедность унижает. Все относительно, конечно, но, думаю, в наши дни бедность – естественное и достойное состояние человека, разборчивого в средствах и не глухого к голосу совести. Напротив, унижает и обличает богатство – во всяком случае, в данное время и в данных обстоятельствах.

Кто не успел, тот опоздал

Для ремонта мы наняли двух работников – мужа и жену. Назовем их Алиной и Виталием. Представьте, живут они в Фалештском районе, в большом селе неподалеку от Прута, имеют там большую квоту – а зарабатывают на жизнь бетонными, штукатурными и малярными работами в Кишиневе. Между делом они поведали нам о своем житье-бытье на селе. Для иного горожанина их рассказы могут показаться кошмарным вымыслом. Слушая их, я вспоминал свою прошлогоднюю поездку в Долну. Знаменитое село, где гостевал Александр Пушкин, поражало картиной запустения и атмосферой безнадежности. На обезлюдевших улицах изредка появлялись... тени людей. Ветхие старики, скорбные старухи да убогие калеки – и среди них выживающие, как сорняк на пустыре, дети. Над скопищем разваливающихся домов, знавших лучшие времена, там и сям возвышались сущие дворцы. Село расслоилось по феодальным законам: пара-тройка помещиков, дюжина кулаков и тысячи батраков. Кто смог из трудоспособного возраста, зарабатывают на хлеб с маслом за границей: Западной Европе, в Румынии, на Украине, но более всего – в России. А кто не смог – ошиваются в Кишиневе в поисках заработков и приключений.

Конечно, это – мимолетный взгляд случайного приезжего, дополненный объяснениями местных людей, с кем удалось поговорить. Мои работники из Фалештского района показали панораму нравов куда шире. В их селе распоряжаются лидеры – так теперь называют удачливых хозяев, из тех, что успели и сумели. Как правило, это бывшие главные специалисты коллективных хозяйств, председатели да парторги, но порой и матерые бандюги. Две такие разные социальные категории естественным образом слились в имущий сельский класс. Демократия! И именно потому, что демократия, лидеры скупают квоты бедствующих крестьян и имеют множество батраков. Таков итог проведенной по требованию МВФ и под патронатом посольства США аграрной реформы и "возрождения чувства хозяина". Явление не новое: во времена румынской оккупации тоже проводилась аграрная реформа, причем, по сведениям историков, довольно справедливо. Всем крестьянам безвозмездно раздали землю и сказали: хозяйствуйте и богатейте. А лет через пять большая часть сельхозугодий перешла в руки "лидеров". Остальное – все, как и сейчас. Вернее, сейчас – как тогда.

Алина и Виталий – не самые бедные в селе. У них большая семья и обширная квота. Умереть с голоду на плодороднейшей молдавской почве, если ты способен к труду, – задача сложная. Мучает другое: пища есть, но нет денег и неоткуда их взять, поскольку сбыть урожай негде. Чтобы вывезти выращенное и собранное на либеральный рынок, нужен транспорт, а его нет. Перекупщики забирают задарма, и только из чувства протеста связываться с ними крестьяне не хотят – пусть лучше урожай гибнет. И он гибнет из года в год. На селе царит натуральное хозяйство – а нас уверяли, что "свободный фермер" завалит страну продовольствием. Мы, однако, покупаем польский картофель, турецкие яблоки, а скоро, видимо, будет у нас виноград из Греции и Италии. Цепко держась за землю, которой добивались, ради которой отказались от обеспеченной колхозно-совхозной жизни, – кочуют по отхожим заработкам наши работники-супруги со своими взрослыми детьми, невестками и зятьями. А на их земле трудятся... батраки. Да и на них тоже батрачат – дети односельчан, бедолаг и пьяниц. Батрачат за еду да за подачки в виде подержанной одежки и обувки.

Ну, и как вам бытие молдавского села, подвергнутого демократическим реформам, пропущенного через сепаратор американской программы "Пэмынт" ("Мормынт")? Поразительно в такой абсурдной жизни то, что крестьяне с радостью идут батрачить, позабыв о своем людском достоинстве, а заодно и о советских временах. Похоже, стыдно им вспоминать то, от чего отреклись под напором демократической агитации. Стоит заметить, что далеко не везде у нас колхозы и совхозы разваливали насильно – чаще селяне сами требовали "черного передела". То было типичное "снятие печати", когда демократы-мошенники будили в крестьянине зверя корысти и инстинкт собственника. А мошенники они были и есть потому, что заведомо знали, к чему приведет "возрождение чувства хозяина". В стране, где 99% интеллигенции, включая "политическую элиту" – выходцы из села в первом поколении, связанные кумовством и землячествами, парламентарии, члены правительства, политологи, оппозиция, творцы пера и кисти хорошо поимели от приватизации земли и ограбления собственного народа. Но и народ, извините, тоже отменно хорош, под стать правителям и властителям дум...

Непобедимая и легендарная

В селе Алины и Виталия – типичная социально-политическая атмосфера. Года три назад из-за пары неосторожных слов спьяну к Виталию в дом ворвались громилы и чуть не забили досмерти. Периодически сюда из Бельц заруливает заезжая и местная "золотая молодежь". Это вам не милое хулиганство советских времен, это зверье, насмотревшееся западных боевиков. Насилия, издевательства, избиения ни за что ни про что стали обычными и даже привычными. В любом молдавском селе всегда доминирует та политическая партия, в которой состоят примар и лидеры – это, как правило, одна шайка-лейка. Раньше здесь безраздельно властвовали фронтисты, потом к ним добавились "центристы" и "эсдеки". Случались раздоры и разборки, на которые крестьяне смотрели со смиренным недоумением. Но с распространением в глубь страны власти воронинцев политические противоречия сгладились. Еще недавно еженедельник "Коммунист" убеждал, что в Молдове две партии – защитница народа ПКРМ – и все остальные, которые его враги. Вранье! При всей политической пестроте и социальном расслоении у нас действует, по сути, единственная партия. Партбилеты ее лидерам и активистам можно выдавать любого цвета и менять хоть дважды в год – это дела не меняет. Как бы они себя ни называли, каким знаменам ни присягали, каким боссам ни чистили штиблеты – они были, есть и останутся классическими, исконно-посконными жлобами, невзирая на пол, возраст и пятую графу. Корысть – единственный принцип, которому они верны. Вот наша самая многочисленная, могучая, непобедимая и легендарная партия!

Демократическая медицина натурой

Однажды, пока Алина была на очередном дальнем заработке, а Виталий пьянствовал, попала в беду их младшая дочь. Причина была пустяковая – аппендицит. Но вместе с советской властью мы все, как известно, лишились и медицины, хотя и обрели демократию. Впрочем, не "хотя", а "поскольку". Тринадцатилетняя девчушка едва не погибла от перитонита. Хорошо, что в хозяйстве был подросший жеребенок – суммы от его продажи как раз и хватило, чтобы сделали, наконец, операцию. Естественно, если бы этой суммы не оказалось, демократические врачи оставили бы больную умирать в муках. Ибо демократия, да не простая, а рыночная, освободила их от клятвы Гиппократа – сняла еще одну печать во имя торжества жлобства и корысти. Правда, денег со "свободных фермеров" взять, как правило, не удается, и потому сельские эскулапы берут борзыми. Теперь к врачу нужен предварительный визит, чтобы он заказал то, что ему нравится: допустим, не белое вино, а красное, не коровий каш, а настоящую овечью брынзу, и не килограмм, а много поболе. И не приведи господь напомнить о страховом полисе – вытолкают взашей, даже если смертельно болен.

Рецепт спасения задом наперед

И все это на селе принимают безропотно, с присказкой: "Ce mai facem"... Но то политически неграмотные крестьяне, которых обманули, сделав ставку на их инстинкт "хозяина". А вот свежая статистика: в Кишиневе нарастает ажиотажный спрос на загранпаспорта, очереди в паспортных столах превышают 300 человек в день; по данным социологов, из Молдовы на работу за рубежом уже выехало свыше 570 тысяч человек – 39% экономически активного населения, а еще 690 тысяч (47%) "приняли твердое решение об отъезде на заработки за рубеж". И при таких чемоданных настроениях мы хотим возродить разрушенную страну, оживить умирающий социум? Когда общество возрождает страну, оно не думает о богатстве; если же каждый хочет стать богачом, вот тогда из десяти или ста богачом становится один...

Как раз когда я начал писать эту статью, в редакцию пришел высокограмотный и политически активный инженер. Он тоже принес статью – о том, какие несправедливости творятся на производстве, как притесняют трудяг и как с этим бороться. Особенно напирал он на необходимость приблизиться к европейским стандартам с тамошними "правами", свободой и законностью. Битый час я пытался убедить его, что он неправ, что нельзя в темном тоннеле брести навстречу локомотиву в надежде, что вот он, свет в конце туннеля. На эти грабли публика уже наступала не раз: когда российские шахтеры, добиваясь достойной зарплаты, гремели в Москве касками – и добились падения социализма, после чего остались без работы; когда их коллеги из Сербии явились в Белград и помогли столичной пятой колонне свергнуть Милошевича, а в итоге теперь тоже нищенствуют. Моим словам о том, что права рабочих в Евросоюзе нарушаются не меньше, чем у нас, но только искуснее, что с каждым годом там все хуже, что Европа переполнена такими, как он, и другими искателями западной корысти, – не возымели действия...

И вот я ему – про Фому, а он мне – про Ерему. Я – об оранжевой мерзости, он – о том, что Украина "пробудилась", а Ющенко и Тимошенко радеют о народе. Я – о том, что, стремясь в Евросоюз, мы навсегда потеряем родное историческое пространство, он – о том, что в Европе хорошо... А после всего спрашивает: как бороться, как объединяться, как внушить государству, чтобы надо обеспечить порядок и справедливость? Что ему ответить?

А никак, – отвечаю сейчас, подумав. Никак, потому что народ у нас еще ничего не понял. Включая инженеров с высшим образованием и стремлением к справедливости за счет Евросоюза.

26.08.2005