Ура! Мы пропали!

"И увидел Отец-Солнце, в какой дикости и невежестве прозябают жители Земли. И проникся он к ним жалостью, и отправил к людям детей своих, сына и дочь, дабы наставить людей на путь познания".

Старинная легенда инков из книги Виталия Сундакова "Выиграть жизнь"

"Человек-глобус", "Московский Индиана Джонс", "Проповедник в джинсах" – это только небольшая часть тех эпитетов, которыми награждают первого российского профессионального путешественника (он зарегистрировал эту профессию в кадастре мировых профессий) и исследователя Виталия Сундакова. Он совершил около 40 экспедиций в самые неизведанные уголки земного шара. Виталий Сундаков – признанный эксперт по колыбельным цивилизациям (термин Сундукова) и экстремальным климатическим зонам. Этот человек жил в первобытных племенах народностей лакандонес, чемулес, туареги, дани, гуарани, асматы, уичолес. Он много раз умирал, но в итоге оставался неизменно живым – в полном смысле этого слова. Среди экстремальных лозунгов, которые Виталий сочиняет на досуге, мне особенно нравится этот: "Ура! Мы пропали!" Но Сундуков совсем не безрассудный человек, который очертя голову пускается в очередную авантюру: он основатель первой российской школы выживания и один из инициаторов создания МЧС.

Мы встретились с Виталием Владимировичем на даче в Подмосковье, которую он снимает уже десять лет. Своего дома у путешественника нет: "бомж всея Руси", так его в шутку называют друзья. Перед началом беседы Виталий сообщил, что журналисты, как правило, задают ему три вопроса: "Ели ли вы, когда жили в племени каннибалов, человечину? Спали ли с папуасками? Каково на вкус мясо змеи анаконды?" Отвечать на них он не хочет.

Я и есть дикарь

– Расскажите о своем первом путешествии.

– Первое путешествие я совершил из рук бабушки в руки дедушки. Дедушка разрезал ножом символичные путы у меня на ногах и с тех пор, видимо, я так и не могу остановиться. Во времена моего детства профессия путешественника была вне закона. Тот, кто не работал на государство, считался тунеядцем и бомжем. Лет с шести я садился в автобус и ехал до конечной остановки, потому что тогда мне казалось, что это край света. А потом были чердаки, подвалы. В 12 лет меня поставили на учет в детской комнате милиции за несанкционированные путешествия по стране, меня постоянно снимали с поездов, которые шли в разные регионы Советского Союза. А в 14 лет я в первый раз попал в реанимацию. С друзьями мы без еды и без воды отправились в пустыню Кызылкум, нас прихватили с собой шабашники. Им нужно было застолбить участок на строительство какой-то кошары. Привезли нас к артезианскому колодцу, высадили в самом сердце пустыни – и уехали. Вода в колодце кишела пиявками, и мы просидели возле колодца трое суток, а потом решили выбираться сами. В результате я попал в реанимацию полумертвым от обезвоживания, один товарищ погиб, а второй навсегда остался инвалидом.

– А еще вы были сыном полка.

– Да. Дело в том, что я тайком учился в музыкальной школе.

– Тайком от кого?

– От дворовых друзей. Я ведь с детства зарабатывал тем, что дрался на деньги.

– Тяжелое было детство?

– Отец ушел от нас, когда я пошел в первый класс. А мама все время лежала в больницах. Мне предложили стать "сыном" музыкального взвода. Я согласился. Потом ушел в армию, вернулся и снова попросил, чтобы меня взяли служить на флот.

– То есть вы по собственному желанию служили дважды?!

– Армия – самое важное событие в жизни мужчины. Прекрасная школа выживания. Во-первых, перед тобой проходят сотни людей, которые рассказывают о своей судьбе, и ты получаешь ценные знания. Во-вторых, ты учишься дисциплине. И это все на халяву!

– У вас много регалий, почетных званий. Каким из них гордитесь больше всего? – Ничем я не горжусь. Что-то меня радует, но гордость не то слово. А самое ценное для меня – имена, которые мне давали в различных племенах, выражая тем самым, что я стал своим. Хорошо бы сходить к каннибалам

– Как цивилизованный человек мог стать своим среди дикарей?

– Мне очень не нравится слово "дикари". Я придумал термин "колыбельные цивилизации", и мне кажется, он выражает суть. Потом, сегодня я, скорее, представитель этих самых колыбельных цивилизаций, чем современного мира. Я не описываю дикарям то, как живем мы, а пытаюсь донести до так называемых цивилизованных людей, как много они потеряли в процессе этой как бы эволюции, а скорее деэволюции. Я – городской дикарь, если хотите.

– Что же мы потеряли?

– Представь, ты попадаешь к папуасам, ты знаешь, что такое стекло, электричество, порох и тому подобное. Папуасы очень радуются и требуют, чтобы ты прямо сейчас научила их делать порох. Сможешь? – Конечно, нет! – Потому что ты – часть коллективного разума, маленький винтик в большой системе. По логике колыбельных цивилизаций, человек, который нуждается в большом количестве технологий – инвалид. Тебя переносят, возят, развлекают, но ты ведь уже трава! Один очень обеспеченный человек мне как-то сказал: "Хорошо бы пойти с тобой к каннибалам". Я его в ответ спросил: "Можешь сесть в "Жигули" третьей модели и проехать без охраны по Москве? Или слабо?" Он задумался и ответил: "Слабо". "Хорошо, пойдем к бомжам, пообщаемся!" Ты бы пошла к бомжам?

– Нет, я боюсь.

– Чего?

– Они же отбросы общества.

– Какого общества? Почему отбросы? Среди них есть и философы, и ученые, и даже бывшие миллионеры. У бомжей существует своя философия: они ни на кого не хотят работать, но при этом не воруют. Они никому не мешают, абсолютно безобидные. У меня есть приятель, который раньше работал журналистом в "Огоньке" и делал материалы о бомжах. Так вот, после того как он погрузился в их среду, сам стал бомжем. Их компания ему была значительно приятнее, чем общество лицемерных искусственных людей.

– Можно предположить, что вы тоже погружались в среду бомжей?

– И с бомжами я общался, и в детском саду с детьми – месяцами. А что ты удивляешься? Например, иезуиты должны были провести 10 лет в обществе детей не старше 12. Как ты думаешь, кто ближе Вселенной: дети или мы? Дети, конечно, они только что оттуда, а мы уже заигрались! Для меня в принципе самое интересное – путешествие в людей.

– А как же экзотические впечатления?

– Впечатления – это для туристов, а задача исследователя – наблюдать. Лучше всех путешествует тот, кто путешествует не сходя с места. Если я могу добыть интересующую меня информацию, не покидая дивана, то я с него не встану. В путешествия меня отправляют вопросы, на которые я не способен найти ответы, находясь на месте. Кроме того, я выполняю государственные и частные заказы, если надо кого-то найти, спасти, проложить новые маршруты – и этим зарабатываю на жизнь.

В исламе я святой

– Сколько стран вы посетили?

– Отвечу кратко: я был везде. Уже давно перестал считать. Это до определенного рубежа мужчины считают страны, женщин,деньги, а потом перестают. Хотя нет, я не был на Сейшелах, на Канарах и в Анталии. Не отдыхал классом "люкс", не видел Швейцарии. Сейчас для меня важно ответить на вопрос не "сколько?", а "зачем?" Что такое человеческая жизнь, зачем я живу? Коллеги, враги, любовницы, учителя – вся эта массовка необходима, чтобы учиться. Это инструментарий для образования. Если вы старательно учитесь у всего и у всех, то вы живы в полном смысле этого слова. А если нет, то – слепы, глухи и немы. Не хочу быть слепым, глухим и немым. Хочу понимать, зачем, почему, во имя чего я действую! То есть хочу быть сознательным и осознанным, но не рефлекторным, как 99 процентов людей.

– Как, наверное, вам завидуют эти 99 процентов! У вас не работа, праздник – путешествовать по планете!

– Экстремальные экспедиции – это труд, и все не так красиво, как кажется на фотографиях! Вы бы видели меня во время некоторых экспедиций: пол-лица покрыто коркой болячек, на теле нет ни одного сантиметра, свободного от укусов насекомых, а лимфоузлы увеличены до размеров сливы. При этом я выковыриваю из-под кожи личинки насекомых и зашиваю на себе глубокую рану. Я четыре раза болел малярией и уже сбился со счета считать свои травмы.

– Совершили самое главное путешествие своей жизни?

– Самое главное путешествие – это смерть. И всю жизнь я к ней готовлюсь. Думаю, нельзя встретить смерть напуганным.

– Неужели вы чего-нибудь боитесь?

– Если человек ничего не боится, это патология: боюсь и всегда боялся. Раньше – скорости, глубины, мертвецов, хулиганов, да всего! А сейчас опасаюсь не найти ответов на свои самые главные вопросы. Я боюсь, что нечто очень значимое для меня может оказаться невостребованным, ненужным. Я переживаю за российскую культуру, потому что вижу, с какой стремительностью она убывает. Убывает и сама Россия, с каждым днем становится на деревню меньше. И, конечно, я не спокоен за своих близких.

– Дети пошли по вашим стопам?

– Нет. Старший сын объездил уже весь мир, но не как путешественник, а как оператор. А младший – человек без определенного рода деятельности. Мне за него бывает стыдно.

Топил печь визитками

– Знаю, во время одного из путешествий вы встретились с бразильянкой Еленой Валеро, которая прожила почти всю жизнь в первобытном племени индейцев яномами как пленница. Расскажете об этой встрече? – Елену Валеро, когда она была еще ребенком, похитили индейцы, она была женой то одного, то другого вождя, рожала от них детей. Эта женщина сумела не только выжить в джунглях, но и вернуться в общество, правда, это возвращение не принесло ей никакой радости. В результате она ушла из одного мира и не дошла до другого. Когда я ее увидел, то она оказалась маленькой сухой женщиной, почти слепой и глухой. Мы оставили ей немного денег и лекарств.

– У вас бывают депрессии?

– Конечно. Одну зиму топил печку визитными карточками, у меня их было мешков пять, и размышлял о том, что при таком огромном количестве друзей и приятелей на самом высоком уровне, я не могу "пробить" значимые проекты не только для меня, но и для России. Хотя все подряд по дружески хлопают меня по плечу. Например, сейчас я занят строительством культурно-исторического центра "Славянский кремль". Там должно быть около 20 строений, одно из них дом-музей, а еще кузня, три музея, гончарня, смотровые башни, гульбище, здрава, постоялый двор, конюшня, трапезная, плясовая, доспешня.

Там я хочу собрать все экспонаты и артефакты, найденные мной в экспедициях. В числе прочего там будет шатровая мельница – действующий оригинал, которому более полутора сотен лет. Она будет молоть муку из того зерна, которого сегодня уже нет в массовой продаже. Все это я делаю на свои деньги, без всякой помощи от государства. И мне уже осточертело общаться с чиновниками. Я даже уже не так сильно переживаю, что в стране нет центра гражданской безопасности: обычному человеку некуда прийти за информацией, связанной с вопросами охраны жизнедеятельности. Еще мне очень грустно, что я совершенно не востребован, как посредник между религиозными конфессиями, хотя я изучал и наблюдал много лет буддизм, знаком на высшем уровне с христианскими деятелями, а в исламе я вообще святой.

– ??

– Совет имамов принял такое решение, потому что я многое сделал для спасения останков Беруни – выдающегося восточного мыслителя, ученого, изобретателя первого научного глобуса. Поэтому мне дали имя, которое в переводе означает "Счастливый сын Беруни".

– А кто вам мешает выступать в качестве "религиозного" посредника?

– Этим занимаются другие люди, для них это кормушка , к которой чужих не подпустят.

– Слушаю вас и думаю: вам много раз предлагали гражданство разные страны мира, но вы все еще здесь. Почему?

– Действительно, почему бы мне ни жить в Гималаях, или на побережье Мексики, или в собственном доме в Камбодже? Например, мексиканское правительство предлагало мне 150 гектаров земли в районе Акапулько и 5 миллионов долларов на реализацию проекта. Но я отказался, потому что к власти пришел новый президент и я думал, что все будет по-другому. Но я не особенно жалею: пока дееспособен, буду жить здесь и решать вопросы, а не сбегать от них.

– Вы романтик?

– Это не романтика. Романтика – писать на окне перевернутого джипа имя любимой женщины.

Байки о Сундакове

Виталий Сундаков и певец Юрий Антонов сидят в гримерке после совместного выступления в программе "Добрый вечер с Игорем Угольниковым" и, едва познакомившись, оживленно беседуют. За Антоновым заходят сопровождающие его две девицы. Антонов преображается: "Это путешественник Виталий Сундаков!" И, уходя, небрежно бросает: "Звони, Виталик, приглашу тебя в гости, чего-нибудь покажешь, расскажешь".

– И ты звони, не стесняйся, Юрик, чего-нибудь споешь, станцуешь, – мгновенно реагирует Сундаков.

Сундакова спрашивает молодая журналистка:

– Это правда, что вас не съели каннибалы?

– Это ложь: они меня съели, – ответил Сундаков.

Сундаков после премьеры спектакля "Лиса и виноград" за кулисами приглашает Льва Дурова к себе в гости.

– С удовольствием приду, – говорит Лев Константинович, – только не говори мне, что путешественники не пьют.

– Пьют страшно, Лев Константинович, а потом мучительно вспоминают, как оказались на краю света.

Инструкция по эксплуатации слона в полевых условиях

1. Содержи слона в чистоте. Помывка слона сближает его с погонщиком. Мытье должно производиться пенящейся корой дерева, в проточной воде, кругообразными движениями. Похрюкивание слона свидетельствует о завершении процедуры.

2. Выйдя на сушу, слон посыпает себя белой, как мука, пылью. Глядя на этот большой пельмень, недоумеваешь, зачем ты его мыл?

3. После помывки-посыпки необходимо с помощью фиников и коротких энергоемких русских слов самостоятельно вывести "слоняру" на оперативный простор. После чего слон условно считается прирученным.

4. Управление слоном лучше самому не осуществлять, потому что слон лучше вас знает куда идти.

5. Слоны отдыхают после каждого трехчасового перехода. Такой у них природный профсоюз.

Стихотворение Сундакова:

Ничего не взяв с собой, оставляю за спиной

Мир бумаги, слов и крови – "храм" наживы и неволи

Искус власти, груз традиций, яд наветов, дым амбиций,

Пир корысти, лжи и мести, скуки, зависти и лести.

Плен вещичек и вещей – мир людишек и людей…

01.09.2005