Куликово поле

1. ТЕРПЕНИЕ И МУЖЕСТВО МОСКОВСКОЙ РУСИ

В сентябре 1380 года в битве на Куликовом поле решался вопрос: быть или не быть России, продолжаться русской истории или нет. Однако ясно понять значение этой битвы можно только в контексте всего XIV века, который был для русских временем интенсивного исторического творчества. Он требовал от народа максимальных усилий для решения сложных исторических задач: зарождалось Московское царство.

Московской Руси в исторической литературе даются разные оценки. Радикальные западники зачастую высказывают нетерпимость к Московской Руси, ставят под сомнение ее право на историческое существование. Так, еще Виссарион Белинский в пору своего горячего увлечения западничеством утверждал: "В России до Петра Великого не было ни торговли, ни промышленности, ни гражданской безопасности, ни разнообразия нужд и потребностей, ни военного устройства... А нравы? – какая грустная картина! Сколько тут азиатского, варварского, татарского!". В сознании критика страна с многовековой историей фантастическим образом "лишилась" торговли, военного устройства, "разнообразия нужд и потребностей".

Российские западники упорно повторяли миф о допетровской Руси как о "белом листе". Абстрактный и бессмысленный образ "белого листа" стал непременным атрибутом их теоретических построений, их "визитной карточкой". Начало "подлинной истории" , якобы пришедшей на смену некой "предыстории" , в 1917 году провозгласили поборники мировой революции, а в 1991 году – проводники рыночного радикализма. Западнические мифы, несмотря на их примитивность, превращались в ходульные штампы, используемые для насаждения тезиса о "варварско-рабской парадигме" русской истории.

Мифы рассыпаются при соприкосновении с принципом историзма. Видный отечественный философ А. С. Панарин, отлично владевший этим принципом, писал о Московской Руси: "По историческому закону вызова и ответа московский период стал ответом на вызовы феодальных смут и усобиц. Московские люди хорошо помнили, чем чревато дробление государства на феодальные уделы – иностранным порабощением. ... С этим горьким экзистенциальным знанием и приступили люди московские к строительству своего нового государства. Они не были святыми страстотерпцами, но они помнили и понимали, какова реальная альтернатива централизованной государственности – жесточайшее боярское своеволие, внутренние войны и смуты, в конечном счете – иноземное завоевание и рабство". По словам А. С. Панарина, люди московского периода были суровыми реалистами, а чувство исторической реальности не дается автоматически, оно становится результатом пережитых исторических драм.

Трагедиям и катастрофам нужно было противопоставить терпение и мужество. Мощным ресурсом выступала историческая память. Ей придавался сакральный смысл; она оказывалась важнейшим средством сохранения самосознания – культурного, этнического, религиозного. Русские люди хорошо понимали, что, как человек с потерей памяти перестает быть личностью, так и народ, лишаясь исторической памяти, обречен на моральную деградацию. Не только бытие определяет сознание, но и сознание определяет бытие.

2. РУСЬ МЕЖДУ ЗАПАДОМ И ВОСТОКОМ

Чтобы ясно понимать смысл Куликовской битвы, необходимо вспомнить о Невской битве и Ледовом побоище. Мотивы, которыми руководствовался победивший в Куликовской битве Дмитрий Донской, ничем не отличались от мотивов его предка – Александра Невского.

Главной задачей было сохранение Руси как самобытной культурной и государственной целостности. Стратегией, определившей исторический вектор Московской Руси, являлась защита православия. На практике это означало борьбу против католической агрессии. С XIII века на русские земли, пользуясь моральной и материальной поддержкой папского престола, вели наступление немцы и шведы.

Александру Невскому с помощью меча удалось остудить завоевательный пыл и тех и других. Князю нужно было четко определить, кто – Батый или крестоносцы – более опасен для Руси с точки зрения исторических перспектив.

Из двух зол выбирают меньшее. Батый был разорителем русских городов. Он наложил дань на князей. Но Александр Невский видел, что крестоносцы несли Руси гораздо больше несчастий, чем монголы. Главной целью католических рыцарей были захваты новых земель. На Руси отлично знали, чем закончились такие захваты для западных славян и прибалтов: за короткий срок были уничтожены славянские племена лютичей и бодричей, прибалтийское племя пруссов. В Латвии и Эстонии захватчики вырезали местную знать, а рядовых жителей превратили в крепостных.

В 1224 году немцы захватили русский город Юрьев, основанный еще Ярославом Мудрым, и расправились с жителями, не пощадив ни стариков, ни младенцев. Санкцию на резню крестоносцам выдал Папа Римский.

Крестоносцы двигались на восток под флагом религиозного фанатизма, ксенофобии, нетерпимости к иному образу мысли и поведения. Они видели в славянах, балтах и финно-уграх только дикарей, варваров. Парадокс заключался в том, что подавляющее большинство рыцарей было неграмотным, ибо католическая церковь ревностно следила за тем, чтобы никто не нарушал ее запрет на развитие письменности на родных языках (Ватикан официально снял этот запрет лишь в 1961 году). Римская теократия запрещала рядовым верующим чтение Библии, провозглашенное исключительной прерогативой церковников. Мертвая латынь была недоступна простонародью. Это вполне устраивало католический клир, которому нужна была послушная масса неграмотных фанатиков. В то время в Западной Европе импульсы свободолюбия гасли в застенках инквизиции.

В истории народов, как и в жизни отдельных людей, часто приходится выбирать, причем далеко не всегда между "хорошим" и "плохим". Нередко выбирать приходится между "плохим" и "нестерпимо плохим". В любом случае Русь не могла избежать выбора. Русский историк Г. В. Вернадский отмечал по этому поводу: "Русь могла погибнуть между двух огней в героической борьбе, но устоять и спастись в борьбе одновременно на два фронта она не могла. Предстояло выбирать между Востоком и Западом". Александр заручился дипломатической поддержкой Батыя для предотвращения новых вторжений с Запада, ибо, как писал русский летописец, "немцы зело бояхуся самого имени татарского". А германский хронист Рейнгольд Гейденштейн указывал, что Александру Невскому в борьбе против тевтонов помогал татарский отряд, направленный Батыем.

Упования папства на то, что русские согласятся поменять православие на католицизм с его начетничеством, буквоедством, схоластикой, были химерическими. Русское православие отличалось от католицизма духом оптимизма и гуманности, отрицало формализм. Обращение к нему означало возможность развивать просвещение на родном языке.

Что касается Золотой Орды, то ее ханы проводили политику веротерпимости. Власть Орды над Русью не носила характера тотального подавления всего и вся. Она приняла форму протектората, при которой русские князья продолжали править своими городами и уделами. Ордынские сборщики дани – баскаки – находились на Руси примерно до 80-х годов XIII века, когда сбор дани перешел в ведение местных князей.

Понятие "монголо-татарское иго" в средневековой Руси не существовало, а возникло только в XIX веке как кабинетный термин историков-западников, механически деливших народы на "авангардные" и "отсталые". В сознание многих поколений россиян внедрялся стереотип, по которому зависимость Руси от мощной евразийской империи была позором. Однако русичи XIII-XV веков так не считали. Дань, конечно, была неприятна для князей, рядовым же жителям Руси она не несла чрезмерных тягот.

Академики В. В. Бартольд, Б. Я. Владимирцов, Г. А. Федоров-Давыдов писали о Золотой Орде как высокоорганизованном государстве с развитой культурой, питаемой достижениями многих народов, среди которых русские не были исключением. Историческое творчество Руси в период "ига" не прерывалось. Иначе, как объяснить, что Русь оказалась геополитической наследницей Золотой Орды, территория которой (Поволжье, Урал, Западная Сибирь, Северный Кавказ, Крым) в XV-XVIII веках по частям вошла в состав Российского государства?

3. РУСЬ ПРОТИВ НОВОГО "КРЕСТОВОГО ПОХОДА"

В преддверии Куликовской битвы создалась ситуация, когда обращение к урокам истории становилось реальным двигателем исторического процесса.

Лейтмотивом летописных рассказов о Куликовской битве и исторических повестей, посвященных ей, явилась защита православия, понимаемая как дело чести русских людей. Дмитрия Донского на битву с Мамаем благословили "игумен всея Руси" Сергий Радонежский, митрополит Киприан и епископ Коломенский Герасим. В поэтических памятниках XIV века – "Задонщине" и "Сказании о Мамаевом побоище" говорилось о готовности русских людей "не пощадить живота своего за святые церкви, за землю Русскую и за веру христианскую". В Москве накануне похода против Мамая собрались воины и ополченцы из всех русских земель, даже из Брянска, Полоцка и Волыни, в то время находившихся под властью литовского князя. Численность русской рати превысила 100 тысяч человек. С момента раздробления Руси это был первый случай масштабного общерусского объединения. По словам летописца, "от начала миру не бывала такова сила русских князей и воевод".

Противостояние мамаеву нашествию вовсе не было противостоянием Золотой Орде, как об этом твердила официальная историография на протяжении ХХ века, тиражируя тезис о том, что Дмитрий Донской вел "борьбу с татарским ханом, игравшим в то время роль феодального главы (сюзерена)" , и что "на Куликовом поле была одержана победа над татарами". Под "татарами" подразумевалась вся Золотая Орда. В школьных и вузовских учебниках типичной была фраза о том, что "на Куликовом поле был нанесен решающий удар по монголо-татарскому владычеству над народами нашей страны".

Подобные выводы представляют собой сильно упрощенную схему, противореча данным реальной истории. Дело даже не в том, что Русь после Куликовской битвы еще сотню лет находилась в зависимости от Орды. Сам за себя говорит конкретный факт: в 1380 году верховным правителем Золотой Орды был хан Тохтамыш, который свои войска на Куликово поле не посылал и не собирался этого делать. Школярская схема о Куликовской битве легко опрокидывается одним внешне незначительным эпизодом, известным из Троицкой летописи. В ней сообщается, что после победы над Мамаем Дмитрий Донской отправил в Орду послов "с дарами царю" Тохтамышу. Никакая логика не в силах объяснить, как можно наносить "решающий удар" сопернику и тут же преподносить ему подарки.

Есть и другой, не менее интересный факт: в конце 1380 года, уже после Куликовской битвы, хан Золотой Орды сразился с Мамаем в донских степях и окончательно добил его. Мало того, после своей победы Тохтамыш, по сообщению той же Троицкой летописи, направил своих послов "к князю великому Дмитрию Ивановичу и ко всем князьям русским, чтоб поведать им, как супротивника своего и их врага Мамая победил". Этот эпизод также не вписывается в привычный для многих стереотип о Куликовской битве.

Мамай для центральной власти в Золотой Орде был именно "супротивником" , виновником политического кризиса, охватившего Орду. Сделав карьеру темника, т. е. военачальника, и будучи алчным и беспринципным, он соблазнился захватить власть в стране. Мамай обладал военной силой, ломавшей многие препятствия на пути к удовлетворению его властных амбиций, кроме одного – он не принадлежал к правящему династическому роду.

Большинство ордынцев твердо чтили традиции. Признавая политическую ловкость Мамая, это большинство, однако, отказывало ему в праве пренебречь заветами Чингисхана. На Руси Мамай также воспринимался самозванцем, бросившим вызов легитимному монарху чингизиду Тохтамышу. Новгородский летописец писал о Мамае: "разгордившися, возомнил себя царем". Победив этого "лжецаря" , русские не только не ослабили Золотую Орду, но и помогли ее правителю сосредоточить власть в своих руках, прекратить смуты и преодолеть распад государства.

Выступив против Мамая, Дмитрий Донской, понятно, меньше всего беспокоился о благополучии Орды. Свидетельством тому явилось его завещание, где он записал: "Когда распадется Орда, мои дети перестанут платить ей дань, и мой сын в своем уделе будет брать дань для себя".

В "Сказании о Мамаевом побоище" рассказывается, как Мамай "начал глаголать" своим помощникам, князьям и уланам: "Я так не хочу поступать, как Батый" , который, разграбив города на Руси, не стал изгонять из них русских князей и не присвоил эти города себе, а отошел в степь. Мамай планировал иное: "Изгоню князей и выберу города, которые пригодны нам, в них сядем, безмятежно поживем". Не сумев стать полновластным правителем Золотой Орды, он вознамерился подчинить себе Русскую землю, стать ее единственным "хозяином" , на что не замахивался даже Батый. Для реализации замысла Мамай собрал наемные войска, в которых, по словам из "Сказания о Мамаевом побоище" , были "бесермены и армены, фрязы, черкасы, ясы и буртасы".

Планы Мамая носили не спонтанный характер, а выливались в стратегическую программу, на выполнение которой он не жалел средств и усилий. Первое нападение на Русь он совершил в 1373 году, но удачи оно ему не принесло. Давление на русские рубежи непрерывно нарастало. В 1378 году Мамай послал против русских своего служебника – воеводу Бегича, навстречу которому вышло московское войско. Произошло сражение на реке Воже, недалеко от Переяславля Рязанского. Благодаря искусному тактическому маневру русские дружинники одержали убедительную победу. Ярости Мамая не было предела, теперь к его высокомерному апломбу добавилась и жажда мести.

Когда Мамай в сентябре 1380 года начал наступление на Русь, он тем самым поставил ее перед выбором: сражаться или исчезнуть. Проиграв, Русь не только потеряла бы свою государственность, но и лишилась бы своей самобытной культуры, своего цивилизационного облика. По своей сути мамаево нашествие являло собой крестовый поход против православной Руси. Мамай помимо захвата русской территории планировал искоренение православия. Об этом говорится в древнерусском произведении "Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского": "Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых, сказал князьям и вельможам своим: "Захвачу землю Русскую и церкви христианские разорю"".

Кем были "лукавые советники" Мамая, если они "держались христианской веры" , но при этом подстрекали к разорению христианских же церквей? Ими могли быть только католики, третировавшие православие как "схизму". Мамай при всех его амбициях оказался игрушкой в руках папистов, горевших нетерпением расправиться с православием.

Мамай базировался в Крым?, с середины 60-х годов XIV века являясь его властителем. Владычество темника носило военно-административный характер, экономической же власти у него не было. В то время в Крыму колоссальным влиянием пользовался генуэзский капитал, захвативший монополию на торговые и финансовые операции в Крыму. Львиную долю прибылей генуэзским "акулам бизнеса" приносили ростовщичество и работорговля. Генуэзцы активно снабжали Мамая деньгами, поставив его в долговую зависимость от себя.

При Мамае влияние генуэзцев в Крыму достигло своего пика. Путешественники по Крыму имеют возможность убедиться в этом и сегодня: в Феодосии, Судаке, Балаклаве можно видеть генуэзские крепости, построенные в XIV веке. Особенно хорошо сохранилась грандиозная крепость в Судаке, разрешение на строительство которой в 1371 году дал генуэзцам именно Мамай. Во второй половине XIV века генуэзцы владели всеми лучшими портами в Крыму, что позволяло им успешно конкурировать с Византией в черноморской торговле.

Деньги к генуэзским купцам текли рекой. К 1380 году весь южный берег Крыма стал колонией Генуи. Крупнейшей крепостью была Кафа (Феодосия) – длина мощной и высокой стены вокруг нее составляла примерно 5 километров. По численности населения Кафа уступала только Константинополю. Одна эта деталь демонстрирует, насколько сильны были позиции Генуи в Крыму. А ведь, кроме генуэзцев, в Крыму промышляли венецианцы, сицилийцы, французы, немцы, англичане, португальцы, венгры. Эти люди прибывали в Крым не только в поисках экономических выгод. Уже в первой трети XIV века в Крыму существовала католическая митрополия, были возведены десятки латинских монастырей, в католицизм были обращены многие жившие здесь аланы, армяне, греки. Ватикан требовал от жителей Крыма "покорности Римскому Папе и незыблемого исповедания католической веры".

Известный российский историк В. В. Кожинов писал: "Мамаева Орда, конечно, имела азиатское происхождение, но всецело оторвавшийся и отчужденный от монгольского государства Мамай вступил в теснейший союз с генуэзцами Кафы, то есть с авангардной силой Запада, и стал выполнять его волю, его "задания" , включился в ту геополитику, которую Запад, руководимый папством, осуществлял в XIV столетии на всем протяжении "линии" , отделявшей его от православной цивилизации".

Папство жаждало руководить не только Западом, но и Востоком, искало пути к его подчинению. Русь привлекала внимание Ватикана в особой степени. Понтификов злило упорство русских, не желавших признать их "кураторство".

В середине XIV века римская курия стала готовить новое наступление на Русь, координируя усилия всех "заинтересованных лиц". Папа Климент VI писал в обращении к шведскому архиепископу: "Русские – враги католической церкви" , подстрекая шведов к выступлению против Руси. Но в Скандинавии уроки Александра Невского на тот момент еще помнили.

А вот генуэзцы соблазнились возможностью прикрыть папским благословением свои хищнические замыслы и превратить Русь в свою колонию. Они и стали вдохновителями и организаторами похода Мамая на Москву. О тесной связи Мамая с генуэзскими "деловыми людьми" вполне определенно говорили историки М. Н. Тихомиров, И. Б. Греков, Ю. К. Бегунов, Л. Н. Гумилев.

За генуэзцами же явно стоял Ватикан. Накануне Мамаева вторжения на Русь Папа Римский Урбан VI предписал магистру Ордена доминиканцев назначить специального инквизитора "для Руси и Валахии" для "искоренения заблуждений" там. На Западе на кострах инквизиции сгорели тысячи людей, казненных по надуманным обвинениям. Такие костры папство готовило и для русичей.

Дмитрий Донской был осведомлен о политической и идеологической мотивации мамаева нашествия. В его окружении были люди, бывавшие в Крыму и знавшие о роли генуэзцев в крымских делах. Проиграть битву князь не мог – на кон была поставлена судьба страны.

В финальной части "Сказания о Мамаевом побоище" рассказывается, что после битвы Мамай, "побежденный и посрамленный и поруганный, прибежал к граду Кафе" , где "гневался и ярился и снова замышлял злое против русской земли, рыча аки лев, аки неутолимая ехидна".

Нервничал он и потому, что не сумел выполнить политический заказ своих спонсоров. Те, однако, дали еще один шанс потрепанному полководцу. Собрав остаток военных сил, Мамай вновь ринулся в сторону Руси, но тут-то его пути и пересеклись с Тохтамышем, который направлялся из Золотой Орды в Крым, чтобы предъявить темнику счет за самодеятельность. "Мамаевы князья и вельможи, есаулы и алпауты" не захотели воевать с законным правителем Орды, "били челом Тохтамышу" и были приняты им. Мамай же, по словам "Сказания" , "прибежал один в Кафу, утаив свое имя". Но он был опознан и "убит от фрягов". Генуэзские финансовые воротилы выместили на нем свою досаду за провал масштабных геополитических проектов, нацеленных на превращение Руси в колонию католического Запада.

4. УРОКИ КУЛИКОВА ПОЛЯ

Победа русских воинов над "нечестивым" Мамаем и через столетия, прошедшие после нее, не утратила своего исторического значения. Л. Н. Гумилев отмечал: "Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому в этнической истории Куликовская битва считается той рубежной датой, после которой новая этническая общность – Московская Русь – выступила реальностью всемирно-исторического значения".

В сознании основного большинства русских людей Москва окончательно стала столицей, государственным центром. После Куликовской битвы московский князь в одночасье стал одной из влиятельнейших политических фигур Восточной Европы. Резко возросло число его сторонников в Русско-Литовском княжестве, которое конкурировало с Москвой за право стать центром объединения всех русских земель. Там заметно усилились позиции "русской партии".

Военный успех объединившихся русичей благотворно воздействовал на морально-психологический климат во всех общественных слоях, окрашивал в светлые, оптимистичные тона исторические перспективы, открывавшиеся перед русским народом. Софоний Рязанец, автор "Задонщины" , написанной после Куликовской битвы, не скрывал радостных чувств: "По Русской земле распространилось веселие и отвага, и вознеслась слава русская". Победа русского воинства утвердила Московскую Русь во всемирной истории. Об этой победе писали хронисты и Востока, и Запада. Но оценивалась она ими по-разному. Западные писатели умаляли и искажали ее смысл.

К примеру, средневековый историк из Гамбурга Альберт Кранц признавал Куликовскую битву "величайшим в памяти людей сражением". Но он был одним из католических иерархов и разбирался в подоплеке событий, а потому результат сражения вызвал его явное недовольство. А вот в Византии, среди православных Востока, в монгольском мире разгром Мамая вызывал очевидное одобрение. На этом фоне недоразумением выглядят оценки, утвердившиеся в российской историографии в XIX веке под влиянием западной теоретической моды. Историк-западник С. М. Соловьев всемирно-историческое значение Куликовской битвы связывал с тем, что она должна была "решить великий в истории человечества вопрос – которой из частей света восторжествовать над другою?". Ответ на этот вопрос у Соловьева был таким: "Куликовская победа была знаком торжества Европы над Азией".

Напыщенная "прогрессивность" выталкивала из науки объективность, а порой – и простую порядочность. Ф. М. Достоевский писал во второй половине XIX века: "Наши западники – это такой народ, что трубит во все трубы с чрезвычайным злорадством о том, что ... нам дано только ползти за Европой, ей подражать во всем рабски и, в видах европейской опеки, преступно даже и думать о собственной нашей самостоятельности". Писатель с горечью спрашивал: "Неужели не дадут и не позволят русскому организму развиваться национально, своей органической силой, а не непременно обезличенно, лакейски подражая Европе?".

Воспевание "прогрессивности" в ее западнической редакции небезобидно, ибо за нею чаще всего скрывается концепция однополярного мира, будь то европоцентризм, американоцентризм, сионизм, троцкизм, фашизм, радикальный либерализм, т. е. доктрины, настойчиво предлагающие собственные ценности в качестве общечеловеческих, что на практике означает культ грубой силы, навязывание человечеству примитивных шаблонов.

Наши предки обладали и умом, и достоинством, не смущаясь лозунгами о "цивилизаторской миссии Запада" , с которыми шли на Русь любители крестовых походов – тевтонские рыцари, Мамай, польская шляхта, Наполеон, бесноватый фюрер.

Сегодня "цивилизаторы" доказывают нам, что наше "спасение" – в отказе от собственной культуры. Некритическое заимствование чужих социальных и культурных моделей уже привело к краху некогда мощного государства, к невиданному имущественному расслоению общества, к демографической катастрофе.

Но весь опыт человечества свидетельствует: тенденции общественной жизни многовариантны. Нынешний этап мировой истории не является исключением.

16.09.2005