Иосифляне и нестяжатели

Из брошюры 2004 г. про Иосифо-Волоцкий монастырь (1479-2004 гг.), возвращенный Русской Православной церкви 15 мая 7989 года

Преподобный Иосиф не стоял в стороне от общегосударственных вопросов своего времени. В своих взглядах на взаимоотношения Церкви и государства он был преемником традиции московских святителей, "собирателей земли русской" – Петра и Алексия, а также прп. Сергия, от которого прп. Иосифа отличала лишь более активная позиция. Церковь в его представлении – это прежде всего церковь воинствующая.

Прп. Иосиф выступал за союз с государством, но только в том случае, если оно поддерживает и защищает интересы Церкви. Особую известность приобрела его борьба с ересью жидовствующих, появившейся в Новгороде во второй половине XV в. Впрочем, "ересью"' это течение можно назвать лишь с некоторыми оговорками, поскольку ересь, как правило, не выходит за рамки христианского учения, "философия" же жидовствующих основывалась на иудаизме с примесью идей зарождающегося в Европе протестантизма. Приверженцы ереси правили ветхозаветные священные книги по еврейскому оригиналу; их произведения (такие как Лаодикийское послание" Федора Курицына) свидетельствовали о знакомстве с каббалистическими учениями.

Ересь пленяла своих сторонников соблазном тайного учения, доступного не всем, но на деле в непросвещенном обществе принимала самые грубые и уродливые формы: в массе своей еретики занимались не исследованием тонкостей соотношения еврейского и греческого текстов Священного Писания, но хулили догматы Православия, глумились над иконами, жгли священные книги, допускали и другие подобные кощунственные действия. При этом распространялась ересь очень быстро, тайными ее сторонниками были даже московский митрополит Зосима, три года занимавший московскую кафедру, и невестка великого князя Ивана Васильевича Елена Волошанка.

По поводу ереси в Москве два раза созывались Соборы. Первый из них, созванный в 1490 г. , осудил еретиков, но так как они продолжали свою деятельность, Собор 1504 г. приговорил наиболее упорных из них к смертной казни через сожжение. В борьбе с еретиками прп. Иосиф написал 16 "слов", обличающих ересь. Позднее они были собраны вместе и получили название "Просветитель". Это, пожалуй, самое известное произведение Преподобного. Считается, что это было первое оригинальное богословское сочинение Древней Руси.

В борьбе с ересью прп. Иосиф выступил соратником новгородского архиепископа свт. Геннадия. Появление ереси поставило перед обществом важную задачу: необходимость создания единого свода Священного Писания Ветхого и Нового Завета, выверенного и авторитетного. Эту задачу и осуществил свт. Геннадий: под его руководством в 1499 г. был собран такой свод (первый в Древней Руси), получивший название Геннадиевской Библии.

На Соборе 1504 г. выявились две позиции в отношении еретиков: более жесткая, требовавшая их казни, которую занимал прп. Иосиф, и более мягкая, допускавшая для них помилование в случае покаяния, ее придерживался прп. Нил Сорский. Современные историки нередко упрекают прп. Иосифа в жестокости, однако эти обвинения нельзя признать обоснованными. В основе их лежит модернизация, проецирующая ситуацию борьбы с ересью на современность, в результате чего не только "нестяжатели", но даже и сами еретики представляются своего рода церковными диссидентами, противостоящими тоталитарному режиму, удушающему всякую живую мысль, а прп. Иосиф, следовательно, оказывается апологетом тоталитаризма. Но едва ли допустимо рассуждать в подобных категориях о Московской Руси начала XVI века.

Позиция прп. Иосифа действительно выражала общий взгляд тогдашнего общества. Проистекала она из сформировавшихся в то время понятий русского народа о роли своей Церкви и своего государства в мировой истории. После подписания Флорентийской унии в 1439 г. и падения Константинополя в 1453 г. Московская Русь ощутила себя единственной независимой православной державой, хранительницей вселенского православия во всей его чистоте. Поэтому казнь еретиков воспринималась как меньшее зло по сравнению с угрозой заражения общества ересью. Казнь была объявлена не сразу; со времени первого Собора прошло более десяти лет, так что, по мнению современников, у осужденных было достаточно времени для того, чтобы перестать проповедовать ересь и покаяться, и, если этого не произошло, другого решения в отношении их просто не могло быть. Помилование еретиков было бы воспринято обществом как попустительство и нерадение о чистоте веры. Прп. Нил Сорский был человеком исключительным и других мерил собственной мерой, но реальность во все времена такова, что политика редко строится на чисто евангельской основе. Прп. Иосиф руководствовался прежде всего трезвым реалистическим взглядом на запросы своих современников и соображениями "икономии": допустить меньшее зло во избежание большего.

Расхождения между прп. Иосифом и прп. Нилом обнаружились и в отношении к монастырскому землевладению. Этот вопрос был поставлен немного раньше – на Соборе 1503 г. Прп. Нил, отрицая необходимость монастырских вотчин, исходил из идеала. Прп. Иосиф, доказывая ее, учитывал реальность. Исторически обстоятельства складывались так, что отдельные подвижники в стремлении к духовному совершенствованию уходили от мира в пустыню, но мир следовал за ними. К подвижникам собирались ученики, позже вокруг обителей начинали селиться миряне, в монастырь поступали пожертвования, часто "на помин души" отказывались земельные угодья. И постепенно уединенная обитель становилась многолюдной и превращалась в центр часто весьма значительного населенного пункта. Прп. Нила эта практика не устраивала, он отстаивал право монаха уйти от мира; прп. Иосиф, поняв, что уйти от мира все равно не удастся, решил, что монахи призваны преобразовать и облагородить мир.

По мнению прп. Нила, идеальным монастырем был небольшой скит, затерянный в глухих лесах, где его насельники – два-три монаха – занимались умной молитвой и переписыванием книг, обеспечивая себя собственными трудами ровно настолько, чтобы можно было поддержать свое существование. Такой монастырь служил миру только своей молитвой и духовным окормлением. Это был высокий идеал, доступный далеко не всем, но лишь избранным. В уединенной жизни подвижника подстерегала опасность духовного прельщения – недаром и древние восточные отцы говорили о недопустимости пустынножительства для людей духовно неокрепших.

Была у этого вопроса и другая сторона. Среди тех, кто называл себя "нестяжателями", было немало людей, по рождению принадлежавших к боярству и служилой знати. Их протест против монастырского землевладения был вызван не стремлением к строгой аскезе, как у самого прп. Нила, но опасением, что богатства монастырей будут увеличиваться за счет владений их сословия. Малолюдные скиты и одинокие кельи предоставляли им гораздо больше личной свободы, чем строгое общежитие, давая возможность сохранять значительные денежные богатства для личных нужд и даже держать прислугу. Так, например, известно, что самый последовательный защитник нестяжательских взглядов, князь-инок Вассиан Патрикеев, сам аскетом не был. Кроме того, "нестяжательский" монастырь во все времена в высшей степени устраивал врагов Церкви, не желающих, чтобы она представляла собой реальную силу в государстве. Идеальный монастырь прп. Иосифа как раз был такой силой. В нем находилось дело всем: и избранникам Божиим, и обычным людям, волею судьбы оказавшимся в монастыре. Его устав предполагал разделение населявших монастырь монахов на три категории с предусмотренным для них различным количеством пищи, одежды, различными видами послушаний. Но в этом разделении он руководствовался не сословным принципом, а призванием каждого монаха. Без такого разделения жизнь крупного монастыря стала бы невозможной. Невозможно было бы и не иметь вотчин: не будь их, в суровых условиях Севера все усилия насельников были бы направлены только на то, чтобы прокормить самих себя, о помощи же окружающему миру и тем более о просветительской деятельности не могло бы быть и речи. Не оставалось бы времени и на духовные и молитвенные подвиги: ведь ежедневное посещение церковных служб было непременным требованием Иосифова устава, а уставная служба занимала не менее восьми часов в сутки, не считая келейного правила. Не следует забывать и о том, что прп. Иосиф не ставил вопроса об "укрупнении" всех обителей и ликвидации скитов, он только защищал право на существование своего монастыря и других подобных ему.

Впрочем, расхождения между "иосифлянами" и "нестяжателями" были не столь существенны, как иногда пытаются это представить, и касались формы, а не содержания; политики, а не монашеского делания, потому если отношения и обострялись, то виной этому были интриги чересчур политизированных представителей той и другой стороны. Кстати, и в Новое время внимание к мнимому противоречию между двумя направлениями особо усердно привлекают те исследователи, которые, будучи вполне компетентны в исторических вопросах, сами на опыте не проходили ни той, ни другой монашеской школы. У людей же подлинно духовных монашеский опыт прп. Иосифа никогда не вызывал сомнения. Так, митр. Трифон (Туркестанов) в своей книге "Древнехристианские и оптинские старцы" называет его имя в числе величайших учителей монашества Древней Руси наряду с прп. Сергием Радонежским.

Что касается самих учителей, Нила и Иосифа, то они не только не враждовали друг с другом, но, напротив, их связывала духовная дружба. Предполагают, что "Слово к иконописцу", традиционно считающееся произведением прп. Иосифа, было написано ими в соавторстве. Известен список "Просветителя", отдельные главы которого написаны рукой прп. Нила [сборник ГПБ, Сол. N 326/346]. С другой стороны, в библиотеке Иосифо-Волоцкого монастыря имелось несколько списков "Устава" прп. Нила Сорского.

Распространено мнение, что вовлечение в политические дела и хозяйственные заботы отрицательно сказалось на главном – духовном делании монахов "иосифлянского" направления. В основе этой точки зрения лежит чисто умозрительное сравнение "Уставов" прп. Иосифа и прп. Нила. Между тем уставы обоих наставников не отрицают друг друга, а дополняют, только каждый из них решает свои задачи. Прп. Нил писал для совершенных подвижников, живущих в уединении, поэтому он сосредоточивает свое внимание на внутреннем, духовном делании. Прп.Иосиф адресовал свой устав насельникам крупного монастыря, для которого большое значение имели вопросы организации, дисциплины.

Современного читателя часто смущает детально расписанная система наказаний, полагающихся за ту или иную провинность. Однако здесь преподобный Иосиф четко следовал традиции одного из величайших отцов монашества – преподобного Феодора Студита, также детально расписавшего в своем Уставе наказания за те или иные монашеские провинности. Ведь если реально представлять нравы, господствовавшие тогда в обществе, понято, что предусматриваемые наказания не так уж суровы. Скорее наоборот, прп. Иосиф заботится о том, чтобы незначительный проступок не повлек за собой чересчур жестокой расправы.

Что же касается обоих уставов, и преподобного Иосифа, и преподобного Нила, то ни тот, ни другой не был плодом индивидуального творчества – оба продолжали существующую традицию. Лучшим подтверждением взаимосвязи этих уставов является то, что в различных монастырских рукописных библиотеках России (в том числе в рукописном собрании Саровской пустыни) сохранились сборники, включающие в себя оба устава.

Прп. Иосиф не препятствовал своим ученикам вести уединенную жизнь, если это было полезно для их духовного преуспеяния, Так, несколько лет провели в Заволжье, каждый в своей пустыни, иноки Нил Полев и Дионисий, потомок рода князей Звенигородских. В конце жизни отшельником вне монастыря жил старец Герасим Черный.

Последние годы жизни прп. Иосифа были омрачены конфликтами как с волоцким князем Федором Борисовичем, так и с представителями высшей церковной власти в лице новгородского архиепископа свт. Серапиона. Если столкновение с князем было вызвано вмешательством последнего в дела монастыря и требованием денег, то размолвка с новгородским владыкой – тоже святым – была чистым недоразумением.

Случилось так, что прп. Иосиф, будучи не в силах долее выносить притеснения волоцкого князя, обратился к великому князю московскому Василию Ивановичу с просьбой принять монастырь под свое покровительство. Князь согласился, но нужно было также уладить вопрос о церковном подчинении монастыря, до сих пор находившегося под властью новгородского архиерея. Великий князь обещал договориться с архиереем, но не выполнил своего обещания. Поскольку в ту пору разразилась эпидемия чумы и связь с Новгородом была прервана, прп. Иосиф не смог вовремя сообщить архиепископу Серапиону о состоявшемся решении, что вызвало у него обиду. В результате прп. Иосиф был отлучен от священства, и его отлучение признали законным многие северные обители "нестяжательского" направления. Прп. Нила к этому времени уже не было в живых: он умер в 1507 г. , а описываемые события относятся к 1508-1509 гг. Именно с этого момента и началось противостояние "иосифлян", обиженных за своего учителя, и "нестяжателей". Прп. Иосиф и свт. Серапион впоследствии примирились, но отношения между их почитателями оставались напряженными еще долго.

Прп. Иосиф скончался 9 (22 по новому стилю) сентября 1515 г. , в воскресенье, в день памяти святых праведных Иоакима и Анны, на другой день после праздника Рождества Пресвятой Богородицы. Последние его слова были: "Вот вам знамение: если я получу дерзновение и милость у Господа, место святое сие не оскудеет и обитель распространится". Вскоре после его смерти начали совершаться многочисленные чудеса.

В 1578 г. было установлено местное почитание прп. Иосифа, а в 1591 г. – всероссийское. XVI-XVII вв. он, наряду с прп. Сергием, был одним из наиболее почитаемых святых Московской Руси.

20.09.2005