Обсуждение вопроса, поднятого "Новой газетой" (N 76 от 13.10.2005) в связи с очередным агрессивным выступлением православных фундаменталистов, к величайшему сожалению, не может быть ограничено рамками эстетики либо даже этики, поскольку без всякого преувеличения он является вопросом существования самого государства Российского, сохранения в нем внутреннего мира и спокойствия.
Коротко говоря, позиция протоиерея Дмитрия Смирнова состоит в следующем: среди граждан России 84 %, то есть абсолютное большинство, как он выразился, "позиционируют себя как православные". Поэтому и страна наша православная, и любые деяния, которые могут быть сочтены верующими кощунством либо религиозным оскорблением, есть не что иное, как преступление. Тех, кто совершает нечто подобное, как заявляет добронравный пастырь, "... сначала предупреждают, а потом дают в морду". На поверхностный взгляд все именно так и есть, и здесь не о чем дискутировать: любой здравомыслящий человек согласится с тем, что кощунство и оскорбление чувств верующих недопустимы.
Однако при внимательном и, самое главное, добросовестном, а не фарисейском подходе к этой проблеме нетрудно увидеть, что по сути своей заявленная священнослужителем позиция есть позиция религиозного фундаментализма, а его требования ничем не отличаются от требований тех же пресловутых "ваххабитов". Как и они, г-н Смирнов и иже с ним стремятся к тому, чтобы каноны одного отдельно взятого вероучения, вдобавок определенным образом истолкованные, стали единственным источником права и нравственности для всех граждан государства. Ведь именно религиозный фундаментализм органически неспособен принять разделение жизни на светскую и собственно религиозно-церковную, настаивая на полном их слиянии.
Оставим в стороне вопрос о социологической достоверности приведенного числа православных граждан. И хотя источники этой информации вызывают большие сомнения, а сама названная цифра скорее свидетельствует не столько о реальном положении вещей, сколько о стремлении выдать желаемое за действительное, не будем на этом сосредоточиваться. Дело ведь совсем не в количестве, и для нашей темы абсолютно не важно, 10, 50 или даже 99 % населения исповедуют данную религию. Дело в том, что в центре всего этого обсуждения находится принцип свободы совести. И именно это обстоятельство старательно уводят в тень все, кто пытается настаивать на необходимости скорейшего насаждения православия в качестве основы духовного возрождения России. На это вроде бы могут возразить: да кто же отказывается от свободы совести, мы только хотим оградить чувства верующих от грубых посягательств. Но в этом и состоит главная трудность. Для искренне верующего в истины своей религии человека любая -подчеркиваю, любая иная – вера (равно как и неверие, атеизм) может рассматриваться как оскорбление его чувств и разума.
Дальнейшее очевидно. Поскольку всякая вера так или иначе выражается в определенных символах, полагаемых ее приверженцами священными, а также требует совершения неких публичных ритуальных действий, постольку очень легко представить себе ситуацию, когда некие ретивые сторонники правоверия заявят: "мы" не желаем терпеть рядом с собой капища чужих мерзких богов.
То, что это не отвлеченные домыслы, подтверждают многочисленные факты. Разве не с этими лозунгами "православные граждане" пытались препятствовать строительству индуистского храма в Москве? И разве не этой же логикой руководствуются представители РПЦ, заявляя о нежелательности деятельности представителей иных христианских конфессий на всей территории России, которую они объявляют "канонической территорией" только своей церкви?
Легко увидеть, что каноны определенной веры при этом не имеют ровно никакого значения – совершенно таким же образом в отношении православных могут действовать фанатичные последователи других церквей. Во всех подобных ситуациях цель одна: силой принудить инаковерующих стать ренегатами или уйти в подполье. Исход также известен -мы неизбежно получаем длительный, болезненный и очень трудноразрешимый социальный конфликт.
У человечества есть печальный опыт религиозных войн, "войн за веру" , есть и не менее трагический опыт инквизиции (не только католической, в данном случае имеется в виду церковный институт вообще), огнем и мечом изгонявшей "дурных овец". Во всех подобных случаях вопросы истинности вероучения решались "принуждением заблуждающихся к добродетели" , орудием которого становились церковь и государство. История этих попыток неоспоримо свидетельствует: насилие здесь бессильно, а пролитые за века реки слез и крови привели лишь к тому, что был наконец сформулирован действительно спасительный принцип: "никто не может быть принуждаем к вере".
Его реализация на практике требует, чтобы любая – безразлично, маленькая или большая – религиозная община была лишь строго добровольным объединением верующих и ограничивала отправления своего культа только их кругом. В этом отношении права последователей любых религий (так же, как и права атеистов) на публичное изъявление своих убеждений совершенно равны, и никакая группа не может ущемлять никакую другую. Гарантом соблюдения этих прав выступает светское государство, отделенное от церкви и руководствующееся в отношениях с верующими любых толков одним-единственным законом – законом о свободе совести.
Важно понять, что соблюдение этого принципа не должно знать исключений, чем бы эти последние ни мотивировались – будь то ссылки на историческую и культурную традицию, численное преобладание последователей данной веры или желание способствовать духовному и нравственному возрождению страны. В современном обществе, где теснейшим образом взаимодействуют представители самых разных мировоззрений и традиций, единственным всеобщим нравственным законом может быть только закон толерантности – все другое чревато для человечества самоистреблением, ведь теперь фанатики не мечами орудуют, а бомбами и ракетами, а того и гляди, до ОМП доберутся.
Если же от общих принципов вернуться к тем событиям, которые вновь сделали актуальным обсуждение этой проблемы, следует заметить: никакая религиозная символика не сохраняет своего сакрального характера за пределами той общины, которая разделяет веру в эту сакральность. Проще говоря, икона и крест, либо полумесяц, либо свиток Торы, либо идол какого-либо африканского племени являются религиозными символами не сами по себе и не "вообще всегда и для всех" , а только в контексте того вероучения и того ритуала, которые наделяют их соответствующим смыслом.
И никто не может и не должен требовать в изображении креста видеть обязательно почитаемый священный символ, а не, скажем, орудие пытки – подобно тому, как это утверждали некогда последователи альбигойской "ереси". Чтобы избегать недоразумений по этому поводу, стоит вспомнить старое доброе правило о "чужих монастырях" и "своих уставах". В пределах храма, безусловно, следует уважать ту символику, какая востребована практикуемым там ритуалом. Но в светском государстве территория храма, и только она одна, может быть признана "канонической территорией" соответствующей конфессии. Поэтому, скажем, и неуместно, и противозаконно было бы проповедовать прихожанам христианского храма учение ислама или же пытаться прочитать им научную лекцию о естественном происхождении и эволюции человека – здесь закон о свободе совести охраняет право открыто исповедовать свободно избранную религию.
Но за пределами храма тот же самый закон безоговорочно гарантирует уже иной способ своей реализации. Теперь любой человек волен слушать или не слушать обращенные к нему слова, на свой манер истолковывать значение символов, соглашаться с предложенным суждением или возражать, он только не имеет права навязывать свои мысли, то есть запрещать думать не так, как думает он. Поэтому с университетской кафедры, или в школьном классе, или в залах музея уже священнослужителю или богослову возбраняется преподносить свое учение в качестве сакральной истины и требовать соблюдения его заветов здесь он может говорить только как историк культуры, сравнивать и доказывать, а не проповедовать и обличать.
И уж совсем недопустимы любые попытки объявлять инакомыслие и возвещающие его выступления или действия преступлениями и добиваться от государства репрессий в отношении совершивших такие действия людей. Пока дело идет о мыслях и оценках, запретов, основанных на предпочтении всего лишь одного из бесчисленных возможных толкований, быть не должно. Исключение могут являть лишь те единичные и точно оговоренные законом случаи, когда символика однозначно связывается с преступной практикой, как это имеет место с фашистской свастикой.
Любые публичные акты, совершаемые в пределах отношений между гражданами, то есть не в каноническом, а в правовом пространстве, должны неукоснительно следовать этому правилу. Особый вес оно приобретает в тех случаях, когда своими мыслями делится с массовой аудиторией глава государства или иные члены государственного аппарата. В личной жизни они могут исповедовать любую веру, но в качестве должностных лиц обязаны строить свои отношения со всеми конфессиями без малейшей предвзятости, то есть так, как того требует закон. Все иное – от лукавого. Что же нам теперь, в самом деле, крестовый поход объявить против тех, кто, например, видит в христианском предании и его символике не описание действительных событий, а всего лишь исторический миф?
Подумайте, сколько миллиардов людей на планете не являются христианами и, следовательно, либо вообще ничего не знают об Иисусе Христе, либо относятся к рассказам о нем как к чему-то далекому и чуждому. Но мы живем в христианской стране – слышу я обыкновенно в ответ. Так ли? Страна наша исторически многоконфессиональная, равно как и все человечество, и это – основополагающий факт, который нельзя замалчивать.
"Православной державой" Россия была, точнее провозглашалась, тогда, когда православие было не просто верой большей части населения, а государственной религией, и выход из нее или нарушение ее канонов преследовались государством в уголовном порядке. И очень похоже, что протоиерей Смирнов и его единомышленники хотят этот порядок вернуть, – недаром сей радетель высокой духовности ностальгически поминает Сибирь да каторжные работы как действенные средства поддержания благочестия и предупреждающе указывает на ритуальное убийство Тео Ван Гога.
Таким пастырям дай волю – они завтра лекции по антропологии кощунством объявят и "прославят" Россию в очередной раз каким-нибудь "обезьяньим процессом". Нужно всеми силами содействовать осознанию в обществе той действительно очень страшной угрозы, которая исходит от подобного рода "благих намерений" , – известно ведь, куда ведет устланная ими дорога. Наивно ждать от фундаменталистов других религий молчаливого признания главенства фундаменталистов от православия. При дальнейшем движении в этом направлении Россия с гарантией получит не мир и спокойствие, а религиозно мотивированнуюгражданскую войну.
20.10.2005
Источник: Новая газета
