В школах учат поджигать?

Французы решили оптимизировать образовательные реформы, но не успели. Пока они обсуждали, выслушивали разные точки зрения, время ушло, пригороды загорелись.

События во Франции привлекли внимание всего мира. Пожары в пригородах Парижа ярко высветили недостатки эмиграционной политики многих европейских государств. С трибуны Госдумы посыпались предложения, как избежать подобных событий в России. Одни говорят – всех эмигрантов выселить, другие – легализовать. Но за шумом пожаров мало кто обратил внимание на то, что участники беспорядков жгли не только машины. Самое важное, что сожгли школу, специально построенную для детей эмигрантов. Школа, отстроенная за огромные деньги, была гордостью эмиграционной политики Франции. Возникает вопрос: а те ли уроки мы извлекли из громких событий? Об этом – интервью с заместителем председателя Комитета Госдумы по образованию и науке Алексеем ЧЕРНЫШОВЫМ.

– В Госдуме французские события вызвали большую дискуссию. Предложений о том, как дальше вести эмиграционную политику, было много. Какова ваша точка зрения?

– Мнения звучали диаметрально противоположные, начиная от депортации всех эмигрантов и заканчивая предложением легализации незаконных. Представьте себе, сейчас, по имеющейся информации, на территории России 14 млн. незаконных мигрантов. Извините, но жителей страны всего около 140 млн. Получается, что каждый десятый, находящийся на нашей территории, – вне закона? А численность официально работающих граждан стран СНГ, по данным Федеральной миграционной службы, всего-то 235 тысяч.

Мне кажется, что выход один – разобраться, кто они, откуда. Надо наладить систему. Например, в год к нам въезжает миллион мигрантов. Они приезжают по рабочему контракту временно на год. Поработали, построили – до свидания. Смотрим, сколько уехало. С 500 тысячами продлили контракт, значит, полмиллиона можно на следующий год добавить. С другой стороны, надо подумать, а может, стоит привлечь работников из других городов России? Тогда окажется, что из миллиона мест, которые нам нужно закрыть, 200 тысяч мы закроем собственным трудовым ресурсом. Кто в нашей огромной стране занимается организованным набором и перемещением граждан и отбором людей для работы в других регионах? Власть этим по-настоящему не занимается.

– Проблемы миграции включают в себя намного больше понятий, чем въезд, выезд, распределение рабочих мест. У людей рождаются дети, они идут в школу. Одни предлагают строить национальные школы, другие – вводить проценты: столько-то россиян, столько-то приезжих.

- Приезжие из стран бывшего СССР позитивно настроены по отношению к России. У них есть язык коммуникационного общения – русский. Нам не нужны национальные школы, да и не в процентах дело. Если директор видит, что завтра у него будет учиться кто-то приезжий, то его задача – включить в социум своего нового школьника. И это самое сложное.

Но это уже производная от общегосударственной миграционной стратегии.

– В марте вы по линии комитета были во Франции и изучали местные реформы образования. Изменилось ли ваше отношение к ним в свете последних событий?

– Французы опоздали со своими реформами. Совсем недавно, в марте, я спрашивал, как вы хотите перестроить свои реформы, на что будет делаться главный акцент? На первое место французы ставят родной французский язык. Пусть и у нас якуты, чуваши говорят на своих диалектах, но русский язык должен быть во главе. Как язык межнационального и коммуникационного общения внутри страны. На втором месте у французов знание живого иностранного языка. И снобы-французы пошли на это. Дети учат английский, немецкий, итальянский и так далее. Если бы мы, зная очень хорошо русский язык, знали еще второй живой язык, это было бы замечательно. На третьем месте – информационные технологии, без этого в современном мире невозможно. И на четвертом – культурно-историческая доминанта, ведь именно история делает человека гражданином. Французы решили оптимизировать свои реформы, но не успели. Пока они обсуждали, выслушивали разные точки зрения, время ушло, пригороды загорелись. Парадокс в том, что мы свои реформы еще не начали даже обсуждать.

– Тут еще проблема и в том, что у нас внутри страны пока нет единого образовательного стандарта. В каждом регионе свои учебники, особенно сложно с учебниками по истории.

– Нужно всеми имеющимися средствами цементировать эту большую страну. На уровне субъектов Федерации власти имеют право определенное количество часов отдать региональному компоненту, принять решение, что дети будут изучать. В этом компоненте, мне кажется, важным является краеведение. Как элемент местного колоритного свойства, чуваши изучают свои национальные, религиозные особенности, якуты – свои и так далее. В режиме эксперимента в Калининградской области, к примеру, введен курс отечествоведения, россиеведения. Есть Canadian studies, American studies, должно быть и россиеведение. Это важно не только для анклава, оторванного от страны, но и для всех нас.

Но главное – это учебники, единые для всех регионов. Та история, которая преподается в школах, – не история, а хроники, набор исторических фактов. Я считаю, что при всем многообразии учебников их должно быть немного. Это качественные учебники с мозаичной конструкцией, где даются факты, события, где каждый берет знания в силу своих интересов. Один вычленяет культурную доминанту, другой – военную. Но при этом цементирующий курс соединяет нас всех как державу. В учебнике есть знаковые события истории, как развивалась нация от события к событию. А краеведение – некое обрамление курса – будет добавлять местный колорит. Школьник будет рассуждать: я живу в огромной стране, но на этой территории, далекой от Москвы, на которой единые для страны события – и я их знаю – отразились в своем специфическом контексте.

– Во французских событиях принимали участие представители разных религий, но мусульман было большинство. Вам не кажется, что и в России мусульманские организации действуют все активней, вкладывают немалые деньги в просвещение?

– Недавно я получил материал, в котором говорится о необходимости создания исламского университета. В нашей преимущественно православной стране есть мусульмане, связанные с нами историей. Они пришли к нам не из бывших колоний, как, скажем, во Францию и говорят: а почему бы не создать здесь образовательные структуры с религиозным основанием, где будет даваться и богословское, и светское образование. Богатые арабские страны хотят влиять на мусульманский мир. Они тратят очень большие деньги на то, чтобы забрать людей к себе учиться, обучить, а потом отправить их обратно к нам, "радикализировать" сознание на свой лад. Но чему их там учат? Они получают религиозные знания, но не получают никакого светского образования. Почему бы не сделать в России центр притяжения, в том числе и исламского мира, создать в Москве исламский университет, который будет готовить людей не только с религиозным образованием, но и со светским, нужным единой стране? Богатая Саудовская Аравия отчисляет процент от нефтяных денег в специальные фонды. Эти средства идут на просвещение. Мы можем использовать их деньги, чтобы обучить людей именно у себя и, соответственно, контролировать, чтобы учили так, с учетом российской специфики.

– А как же взрывы в Англии?

– А кто там контролировал, чему и кто учил в исламских центрах, находящихся в Великобритании? Страна очнулась только после того, как прогремели взрывы. Образование и религиозное, и светское надо контролировать постоянно и неукоснительно, ведя определенную государственную линию, основываясь на определенной идеологии. Иначе в образовавшийся вакуум проникают другие идеи.

Справка "ПГ"

АЛЕКСЕЙ ГЕННАДИЕВИЧ ЧЕРНЫШОВ родился 24 февраля 1963 года. Образование высшее, окончил Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, доктор политических наук, профессор. С 2003 года – депутат Госдумы, заместитель председателя Комитета Госдумы по образованию и науке, член фракции ЛДПР.

24.11.2005